ЭПИЛОГ (1/1)

* * * Император Магадхи Дхана Нанд проснулся внезапно среди ночи, от ощущения навалившейся сверху тяжести. Сердце учащенно забилось, напуганное воспоминанием о давнем сне, но Дар был спокоен и безмятежен. Самрадж удивленно открыл глаза, не ощущая ни малейшей тревоги: он уже выучился слышать предостережения своего Дара. …Память о том, что стало небывшим, действительно сохранилась. Махарадж Дольф, будь он благословен тысячу раз независимо от того, была ли здесь воля Богини или его собственная, оставил в сознании государя Магадхи все свое знание о присущих им обоим необычных способностях. И не только. Дополнительным подарком духа царя из иного мира остался богатейший опыт его собственного царствования. Дхана Нанд временами ловил себя на том, что мысленно говорит с ним, называя ?ачарьей?, как и подобает именовать учителя, наставляющего своим примером. Проснувшись утром испрошенного у Богини дня, самрадж понял, что упускал в своем правлении непростительно многое. Приказал принести все доклады из провинций и за делами упустил восхождение Чандрагупты на скалу?— видимо, это была судьба.Царь обнял растерянную, едва не плачущую сестру и заверил, что парень совершенно точно жив и будет найден. А потом сказал странную фразу: ?Милая Дурдхара, когда вздумаешь влюбиться — не выбирай моего врага! Ибо говорю тебе правду — ты предашь меня ради своего избранника!?. Несколько дней, пока люди Ракшаса разыскивали сверзившегося в водопад Чандру, были неслыханно бурны. Царские охотники очень кстати принесли антилопу. Антилопа послушно встала и ушла обратно в лес. Брат Панду тоже встал… после того как царственный родич выплеснул на него чашу воды с розовыми лепестками. Командующий Бхадрасал, к своей чести и чести армии Магадхи, устоял. Советники грохнулись лбами в пол. Тратить на них воду самрадж нашел излишним. Слегка тревожила реакция солдат, но обошлось: столичный гарнизон выл от восторга, когда несколько чиновников, уличенных в расхищении солдатское довольствия, прошествовали в сторону святой Ганги с собственными отрубленными головами в руках. В ашрам Чанакьи Дхана Нанд взял самых спокойных и храбрых воинов, отобранных Бхадрасалом. Возвратившись, император заявил, что желает объехать все подвластные земли. Уважаемый гуру Дольф в свое время обнаружил в таких поездках немало занятного: выдуманных налогов, без ведома столицы взимаемых с населения, и якобы царских указов, сочиненных ушлыми наместниками. Но Наставнику не повезло с отцом. В Магадхе, помнившей крутой нрав Махападмы, подобного отыскалось куда меньше. Виновных казнили так, что поднимать было уже нечего. Дхана Нанд ожидал всеобщего ужаса, но с удивлением понял, что его обыкновение брить наголо не угодивших слуг почему-то пугало народ намного больше, чем чучела в доспехах, набитые из выловленных близ Параспуры разбойников. Легкое недовольство выразила только гвардия. Обсудив новшество в своем кругу, солдаты прислали депутацию с просьбой: буде кого-то из них убьют в сражении, тела не сжигать, а позволить и далее служить государю и отечеству, раз уж полученное Величайшим от Богов благословение это позволяет. Ибо охрана особы государя должна доставаться храбрейшим и верным, а не каким-то дохлым разбойникам, ничем такой чести не заслужившим. Император был несказанно растроган! О том, какого рода благословение получил самрадж, слухов ходила тьма, столь же жутких, сколь нелепых. Ближе всего к истине оказался брахман, сочинивший сказку о том, что в тело царя вселился древний асура, некогда удовлетворивший жесточайшей аскезой грозную Кали-дэви. Аскеза была столь изнурительной, что от асура остался один дух. Который, собственно, и вселился…

Но окончательно изменились народные настроения после уничтожения тех самых разбойников. Негодяи напали на лесной ашрам, обитатели которого ничего не могли противопоставить злым и голодным дасью, привычным к резне и вовсе забывшим о совести. Возглавляла ашрам женщина лет тридцати. Она единственная не потеряла присутствия духа, кричала, пытаясь взывать то к нападающим, то к своей мечущейся и вопящей пастве, но что она могла поделать? Предводитель дасью сбил ее с ног, сорвал покрывало и намотал на руку длинную косу как раз в тот миг, когда из-за деревьев вылетел конный воин в золоченых доспехах, с непокрытой головой. Он был один, не считая мчавшегося следом юного слуги. И даже не обнажил меча. Дасью просто начали падать под его взглядом. А потом мертвый атаман встал, поклонился и почтительно набросил уттарью на волосы оторопевшей брахмани. — Здравствуй, Тарини,?— невесело усмехнулся спешившийся император. — О Боги… —?выдохнула дэви, взирая на него глазами завороженной нагом птицы. — Станешь опять жалеть их и проклинать меня? —?полюбопытствовал Дхана Нанд. — Н-н-нет… —?дрожащим голосом выдохнула Тарини, складывая ладони, как перед божеством. —?Я все поняла! Прости меня. Я… не ведала, кто ты. Но теперь я знаю… Ибо сказано: ?Для всех существ, какие есть на свете, движущиеся и недвижные, я есмь, знай это, их Губитель, как лесной пожар?— для всех деревьев. Эта мысль даёт мне ощущение царской власти над землёй и даже над всей вселенной?[1]… —?на глазах у своих ошеломленных и перепуганных подопечных, дэви Тарини упала к ногам царя Магадхи, припав лбом к его стопам. — Тарини… —?вздохнул самрадж. —?Что это значит? — Прости, что я не распознала тебя своим скудным мирским разумом! —?взмолилась брахмани, глядя на царя снизу вверх. —?Но теперь я все поняла! Прими мою преданность, Бхагаван Кришна! — Э, нет! —?император выдернул из рук ?преданной? край одеяния и вскочил в седло. —?Отдай свою преданность Господу Шиве?— у Него нет отца и братьев, и он вечен в отличие от… моего нынешнего воплощения! —?он оглянулся на столь же изумленно созерцавшего эту сцену смуглого юного воина:?— Поехали отсюда… Арджуна. * * * — Ну и как это понимать? —?с интересом осведомился Дхана Нанд, поневоле любуясь самоуправцем, пролезшим в его спальню и нахально усевшимся на его бедра. — Как долго еще вы будете меня наказывать, Величайший? —?с пронзительной тоской вздохнул Чандрагупта. — А кто тебя наказывает? —?удивился самрадж. —?Ты живешь как принц, на тебя засматривается прекраснейшая из принцесс Бхараты, тебя, памятуя о… талантах, явленных в прошлой жизни, сделали учеником главнокомандующего Бхадрасала, хотя мой молочный брат и не был в восторге. Но сейчас он тебя хвалит. Лет через пять-семь станешь командиром северной армии Магадхи. Твоих вороватых дружков я терплю в своем дворце исключительно ради расположения к тебе… Я помиловал Муру и выдал ее за своего брата Панду, хотя вреда от этой парочки грозит быть больше, чем от каждого из них в отдельности. Кстати, ты не знаешь, что с ней? Ходит, как ушибленная. За последнюю неделю не сказала мне ни одной гадости?— она здорова? Не Панду же оказал на нее такое действие… — Я сказал ей, что Чанакья ошибся, и ее настоящий сын?— не я, а Стхулбхадра. Стхул всегда любил ее, словно родную мать. А она до сих пор не знает, радоваться ли ей, что ее сын жив и с ней, или печалиться, потому что от такого сына никогда не дождешься мести. Вот и делает это поочередно, то радуется, то сокрушается… Самрадж, не переводите разговор,?— лунный луч странно осветил лицо юноши, так что красивые темные глаза, подведенные каджалом, казались полными слез. —?Дхана, я не могу так больше! Зачем мне все эти милости, если… За всю поездку ты не коснулся даже моих волос! Ты ненавидишь меня? Но это же не так! Когда Ямарадж истязал меня на жертвеннике, ты, несмотря ни на что, жалел меня, я видел! Почему же теперь… Мне не нужна северная армия Магадхи, я хочу быть твоим телохранителем… если мне будет позволено хотя бы иногда касаться того, что я охраняю! — Чандра, сколько тебе лет? —?вздохнул Дхана Нанд. —?Шестнадцать? Семнадцать? — Двадцать три,?— непочительно перебил Чандрагупта. —?Кали-дэви оставила ту память и мне! Я был предводителем восстания, водил войска, сражался за корону и даже был женат… Этот брак был ужаснейшей несправедливостью по отношению и ко мне, и к ней. У меня была возможность понять, кто мне нужен на самом деле. Ужасно?— быть способным разделить утехи Камы с собственной женой лишь потому, что она похожа… —?внезапным движением парень опрокинул самого грозного из царей Бхараты на подушки, склонившись так, что черные локоны коснулись лица самраджа. — О боги, кем ты был в прошлой жизни? —?произнес царь, из последних сил противясь желанию сделать то, о чем его просят. А потом повторять это каждую ночь, пока старость не угасит раджас[2]. —?Принцессой Амбой? — Наверное, ибо не получив твоей любви, я стал причиной твоей смерти,?— вздохнул Чандра. —?Дхана, почему ты так и не сделал того, что было желанно нам обоим? Ты думаешь, это адхарма? Настоящая адхарма?— лежать с женщиной, мечтая о ее брате! Разве люди решают, кого им любить? Эта сила неподвластна им! Чего ты боялся, отважнейший из царей? Даже тогда, в темнице Амбхираджа… —?его взгляд сделался таким лукавым и нежным, что все небесные апсары, воплощения соблазна, должны были закрыть лица и со стыдом уйти совершать аскезы. —?Хотя я был так удобно привязан… Самрадж не выдержал и поперхнулся смехом. Забыть ту сцену и впрямь было трудно: тогда он вошел неожиданно, и замечтавшийся пленник не успел сменить выражение лица на подобающее несгибаемому освободителю родины от тирана… Император резко перевернулся, опрокинув Чандру на спину и оказавшись сверху. — Вот как! Значит, тебя надо привязать для полного счастья? — Если ты так хочешь… —?с готовностью согласился бывший мятежник, глядя на царя сияющими глазами. — Не хочу,?— улыбнулся император,?— обойдемся. Сокровище мое…