Летопись восьмая. (2/2)
- Ты не ведаешь, что творишь, государь! – продолжал Филипп. – Не тебе судить их! Как в Библии сказано: ?Мне отмщение, и аз воздам?. Не бери на себя грех гордыни, не возносись выше того, что тебе Господь определил! Все враги твои тоже предстанут пред Богом и будут отвечать за дела свои!- Я Бог в царстве моём! – Иван Васильевич ударил посохом оземь так громко, что звук эхом пошёл по собору. – Не тебе мне проповеди читать! Где ты был, когда жену мою, Анастасию Романовну, отравили?! Почему ж ты тогда не был подле меня и не возроптал на погубителей её?! Отчего ж меня ноне стыдишь при всём честном народе?! Не потому ль, что сердце твоё мести жаждет за родственников?!- За родичей моих я давно тебя простил и обиды не держу. Сердце моё желает лишь видеть достойного царя, а не ирода иудейского, который топчет ногами невинных младенцев! – отвечал митрополит.- Берегись, Филипп! – прошипел сквозь зубы Иван Васильевич. – Хула твоя не принесёт тебе славы! Хоть ты и пастырь душ людских, но я пастырь жизни всех людей русских!С этими словами царь развернулся и быстрым шагом вышел из собора. За ним последовали Фёдор и опричники.
Всю дорогу до слободы Иван Васильевич молчал. Он покачивался в седле и был погружён в свои думы, которые по виду его были мрачны, как небо в грозовой день. Царь крепко сжимал поводья и еле видно шевелил губами: то ли молитву читал, то ли проклятия изрыгал.
Не спалось в ту ночь государю. Уж как ни старался Фёдор развеселить его и утешить – ни в какую не хотел государь глядеть на своего кравчего. До самого рассвета лежал он без сна, слушая размеренное дыхание спящего Басманова, и вспоминал слова Филиппа.Но не внял государь речи митрополита, только озлобила она его ещё больше. Понял он, что даже среди духовенства не на кого ему положиться. Если уж служители церкви открыто покрывают недругов его, то и сами они его враги.
Сызнова начались казни. Но теперь не только бояр пытали и убивали, но и приближенных к митрополичьему двору. Опричники, а особенно Малюта, отец и сын Басмановы, тотчас ринулись исполнять приказания Ивана Васильевича, дабы схватить церковных злоумышленников. Скуратов, не щадя себя, сутки напролёт истязал дьяков и иереев, чтобы узнать о замыслах митрополита свергнуть царя. Сам же Филипп, прознав о бесчинствах опричников, удалился из Кремля и поселился в одном из московских монастырей.- Боится митрополит тебя, государь. Выходит, виноватым себя считает, если ж сбежал и укрылся подальше от глаз твоих, - наговаривал Фёдор, а Иван Васильевич кивал головой, соглашаясь с ним.
А скоро наказал Грозный начать подготовку к суду над Филиппом.Минуло более полугода, когда митрополит отказал царю в благословении. В начале ноября, в день архангела Михаила, Филипп проводил службу в том же Успенском соборе Кремля. Посреди службы явился Фёдор Басманов с опричниками и с издевательской ухмылкой на лице проговорил:- Кончилось твоё владычество, отче, царь лишает тебя твоего высшего сана и подвергает суду за твои прегрешения.После Фёдор взошёл на церковную кафедру, дерзостно оттолкнув оторопевшего митрополита, и огласил царский указ.
Все прихожане плакали, слушая царского любимца, и шёпотом молились о несчастной судьбе Филиппа; знали они, чем закончится земной путь его. Когда Басманов кончил читать, опричники навалились гурьбой на митрополита и сорвали с него церковную одежду. Вместо прежнего одеяния надели на него старую монашескую рясу и погнали из собора, осыпая бранными словесами, как злодея. Безропотно принял Филипп свою участь, ничего не сказал своим гонителям, молча перекрестился и сел на дровни. Несколько слуг митрополита, которые хотели помешать опричникам, приняли смерть прямо на пороге собора.
Погодя малое время состоялся церковный суд, на котором обвинения в адрес митрополита были нелепы и смехотворны, но это не помешало его противникам вдоволь поизмываться. Особливо всех старался новгородский архиепископ Пимен, который тоже хотел в своё время занять московский церковный престол и вверял в вину Филиппу колдовство и много других проступков. Всё отвергал митрополит, уверяя присутствующих, что сие есть ложь и козни врагов его.- Лучше приму я без вины мучения и смерть, чем буду глядеть на беззакония вокруг себя, - сказал Филипп, не дожидаясь приговора.
Услышав это, Иван Васильевич хотел было приказать сжечь его, а Фёдор предложил медведем затравить, но высшие чины духовенства уговорили-таки царя сменить смертоубийство на заточение в монастырские стены до самой смерти. Государь в итоге согласился, и бывший митрополит был сослан в Отроч Успенский монастырь в Твери.
- Эх, жаль… Поплясал бы Филипп с медведем, вот была бы потеха, - сетовал Басманов, наблюдая, как узника, закованного в кандалы и колодки, увозят в Тверь.
- Бог с ним, - отозвался Грозный, кутаясь в шубу. – Хоть и светлый человек он, да не прощу я никому, кто супротив меня пойдёт. Возгордился Филипп чином своим, вот и упал с высоты наземь. Неча смирение проповедовать, аки сам в грехе гордыни погряз. Надобно нового митрополита искать заместо Филиппа, а то негоже народу без духовного наставника жить.- Ты наш наставник, государь, - улыбнулся Фёдор.
Иван Васильевич осклабился и приобнял его, укрывая своей шубой. Но долго ещё царь провожал взглядом шествие опричников с колодником, пока они все не скрылись из виду.