Летопись шестая. (1/2)
После неудачных мирных переговоров с королём Сигизмундом из Литвы вернулся на родину князь Никита Романович Серебряный. Был он послан Иваном Грозным, дабы положить конец Ливонской войне. Но не смог честный князь побороть хитрость и вероломство иноземцев, а посему прибыл на Русь несолоно хлебавши.
Въехав в Александрову слободу, Никита Романович первым делом попросил об аудиенции с царём. Государь, уже знавший о визите князя, принял его холодно и неприветливо. Никита Романович держался с достоинством, но потупив взор, ибо понимал, что не оправдал чаяний царских, кои на него возлагались. Не стал он оправдываться или жаловаться на других, а лишь выразил надежду, что царь снизойдёт до него и пошлёт на войну с татарами, чтобы доказать верность свою. Иван Васильевич ничего не сказал ему на это, а только рукой махнул, отсылая князя.
На крыльце царского терема столкнулся Никита Романович с давним своим соперником и опричником, князем Афанасием Ивановичем Вяземским.- Приехал-таки живой. Я уж думал, что ты на войне голову сложил, - ухмыльнулся Вяземский вместо приветствия, недобро сверкая глазами.- Как видишь, Афанасий Иванович. Не судьба мне была смерть на поле брани найти, - спокойно ответил Серебряный.- Выходит, за кончиной своей в слободу прикатил? – засмеялся Вяземский.
- Когда и где кончина наша будет – неведомо, – отозвался Никита Романович. – А сейчас прости, князь, ехать мне в Москву надо. Будь любезен, уступи дорогу.- К Елене Дмитриевне пожаловать хочешь? – язвительно спросил Афанасий Иванович и, увидев, как переменилось лицо Серебряного, добавил. – К ней голубушке. Да только вот замужем она теперь. За боярином Морозовым.- Как замужем? – встрепенулся Никита Романович, и сердце его часто забилось в груди.- Да вот так! Никому из нас она не досталась! – скалился Вяземский, а в глазах его тоска плескалась. – Теперь старик Морозов тешится с ней в супружеской спальне! Эх! Пропадай, моя душа!Афанасий Иванович сорвался с места и побежал вверх по ступеням в покои царя, словно за ним бесы гнались. А Серебряный, не до конца веря в услышанное, подошёл к своей лошади.- Добро пожаловать домой, князь, - услышал Никита Романович за спиной.Он обернулся и увидел Басманова. Взгляд Серебряного посуровел, и он неприязненно откликнулся:- Благодарю, Фёдор Алексеевич.- А что ж ты не приветлив со мною, Никита Романович? Чай сделал я тебе чего дурного? - Басманов вперил взор в князя и допытывался. – Али Афанасий Иванович поведал что-то, расстроившее тебя?
- Не твоего ума дело! – огрызнулся Серебряный, брезгливо глядя на него. – А мне ты ничего дурного не сделал, только царя-батюшку нашего с истинного пути совращаешь!
- Да откуда ж у тебя такие новости? – расхохотался Фёдор.- Слышал, что про тебя люди говорят. Коли правда всё это… - негодовал Никита Романович.- А что ж про меня говорят? – Басманов дразнил князя, видя его возмущение.- Говорят, что ты людей честных рубишь направо и налево, никого не жалеючи! Подвигами своими опричными похваляешься! – разозлился Серебряный. – А ещё перед царём, как девушка, Господи, прости, в летнике пляшешь! И в покои его по ночам шастаешь, презрев собственную же…
- Довольно, князь! – оборвал его Фёдор, убрав улыбку с лица и подойдя вплотную. – Берегись, Никита Романович, язык твой длинный и отрезать можно. Ежели жизнь тебе твоя дорога, держи его за зубами. Не моего гнева бойся, а царского. Особливо после своего посольства в Литве, где ты не смог оправдать доверия государева.Отшатнулся от него Серебряный в страхе. Молча вскочил на лошадь и поскакал во всю прыть в Москву, к боярину Морозову, что был другом его покойного отца.Следующим вечером царь вновь созвал опричников на пиршество. Гости пили и смеялись, скоморохи веселили честную публику, прислужники с ног сбились, поднося к столу огромные подносы с яствами и подливая хмельное зелье в кубки. Иван Васильевич был задумчив, из-за чего Фёдор сидел рядом с братом, отцом и Годуновым.
- Что-то сегодня царь-батюшка невесел, буйну голову повесил, - сказал Алексей Данилович, опрокидывая в себя чарку.- Мария Темрюковна всё переживает, что надёжа-царь хочет себе жену взять новую, а её в монастырь упечь. Вот и пришла она к нему нонче за разъяснениями, - вздохнул Борис Фёдорович. – Умоляла она его чуть ли не на коленях, чтобы переменил государь решение своё.- И переменил? – усмехнулся Фёдор.- Отнюдь! – покачал головой Годунов. – Только утвердился в нём. Английская королева Елизавета отвергла нашего владыку, так он решил сосвататься к родственнице её, Марии Гастингс. А ещё послал сватов к Катерине Ягеллонке, принцессе польской. Но и там, и там, видимо, не ждать нам согласия.
- Неужто в нашем отечестве нет достойной девицы в супруги государю нашему? – удивился Пётр. - Всё ж лучше, чем с чужой стороны брать.
- Была одна, только вот замужем она, хоть и за опальным боярином, - молвил Борис Фёдорович.- Кто ж такая?! – вскинул бровь Фёдор в великом изумлении.
Годунов кивнул в сторону Вяземского и Серебряного, которые сидели за одним столом недалеко друг от друга.- Слыхивал ты об их соперничестве из-за боярыни Морозовой? Годов пять назад это было.- Как же! Только ленивый эти сплетни не разносил, - ответил Фёдор, пребывая в беспокойстве.
- Не сплетни это, а чистая правда, - вещал Борис Фёдорович. – Спор у Никиты Романовича и Афанасия Ивановича давний из-за Елены Дмитриевны. Ещё до отъезда Серебряного в Литву грызлись они, кому должна достаться молодуха. Дело дошло б до смертоубийства, но в это время повелел царь-батюшка ехать Никите Романовичу к Сигизмунду. Тот повиновался, а Вяземский воспользовался этим и начал ещё пуще домогаться Елены. Она ни в какую не хотела быть благосклонной к нему. Ни подарки богатые, ни угрозы страшные не возымели действия. Тогда обратился Вяземский за помощью к Ивану Васильевичу, чтоб подсобил ему в энтом деле. Царь-надёжа согласился и послал сватов к Елене Дмитриевне. Да опоздал он. Елена Дмитриевна была уже обручена с Дружиной Андреевичем. А Морозов этот, к слову, когда-то был очень дружен с батюшкой Никиты Романовича. Можно сказать, нянчил князя, когда тот ещё младенцем был. Так вот, осерчал на Дружину Андреевича тогда государь наш. Мало того, что Морозов против опричнины выступал, так ещё и Вяземскому дорогу перешёл. Не стерпел этого царь-батюшка и подверг боярина опале, а весте с ним и жену его молодую. Только вот когда гнев Ивана Васильевича поугас, подумал он, что Елена Дмитриевна очень уж на Анастасию Романовну похожа. Да только с другим она тогда уж обвенчалась, и царь-надёжа волей-неволей смирился.
- Чего ж мириться-то, коли по сердцу баба пришлась? – крякнул Алексей Данилович, закусывая после очередного кубка. – Собаку Морозова на плаху, а жену его в опочивальню. Вот и весь сказ!- Что ты, батюшка, говоришь-то? Разве будет благословенным союз такой, на крови супруга бывшего писаный? – перекрестился Пётр.- А чего?! – рявкнул пьяным голосом Алексей Данилович и ударил кулаком по столу. – Царь Иван Васильевич, иль не царь?! Какую захочет себе жену, такую и возьмёт! А кто противоречить станет, так того сразу на виселицу надобно отправить! Как раз накануне, после ухода Серебряного, государь тепло поминал при мне Елену Дмитриевну. Не раз повторил: ?Добрая была б царица.?.- Да вот разумею я ещё, что замужняя боярыня не только чувства царя нашего всколыхнула, но и Афанасий Иванович с Никитой Романовичем поныне вздыхают о ней, - сказал Годунов.
- Выходит, занозой в сердце государя засела боярыня Морозова, раз он по сию пору мужа её не простил, а саму никак не забудет, - прошипел Фёдор, судорожно сжимая в руке кубок.Ненавистью лютой заблестели очи его, а сам он весь дрожал, словно в лихорадке.- Не слушай никого, брат, - бросился его увещевать Пётр. – Давно это дело было. Ныне царь о другом печётся.- О другом?! – Фёдор повернулся к нему и зыркнул так, что старший брат от испуга втянул голову в плечи.