Глава 5 (2/2)
- О Боже мой! Оно такое миленькое! – снова запищала Хиноэ. – Я таааак хочу увидеть хозяина в этом кимоно! Я уже двести лет знаю хозяина! Почему этому чертовому экзорцисту все самое лучшее?!- Если б я знал. Может он лапает его как-то нежнее? – в сторону произнес Нянко. Нацуме развернулся, и среди возобновляющихся звуков праздника снова раздались два удара.В дверь постучали.
Сейджи, к тому времени уже убивающий время чтением той самой книги, которую вернул не так давно Нацуме, поднялся, открыл и не смог скрыть удивления при виде своего аякаши. На вытянутых руках Такаши держал кимоно пастельных тонов. Матоба вздохнул, отступив на полшага, вспомнил, что сейчас на нем обычная трикотажная футболка с капюшоном и почувствовал, что в таком виде он прощаться не готов. Кимоно, однако принял, распорядившись:- Возвращайся вечером. Верну твое имя.
Нацуме поклонился, задвинул седзи. Матоба остался один на один с волшебной тряпкой.
Такаши сделал несколько шагов, затем легкой летящей поступью удалился в свою комнату. Нянко уже взваливал на спину узелок в пять раз больше самого кота.- О, так быстро? Или ты не решился и выкинул кимоно?- Эй. Это еще что за узелок? Мне казалось, ты сюда налегке пришел, - сердито заметил Такаши. Нянко фыркнул:- Не волнуйся, этого узелка тоже скоро не станет. Это все еда.- Прожорливый котяра, - вздохнул безнадежно Такаши, садясь за низкий столик, положив на него руки и опустив голову.
- Так мы еще не уходим?- Утром, - ответил Нацуме, глядя в сторону окна.
Он просидел так же молча, пока комнату не наполнил льющийся из окна свет закатного солнца. Нянко успел задремать у своего узелка, когда аякаши негромко и тоскливо произнес:- Наверное, уже вечер…Затем поднялся и, больше ничего не говоря, вышел из комнаты.
Первое, что бросилось в глаза – расстеленный на полу футон, на котором, пожалуй, могло поместиться человека четыре. Небольшой диванчик был сдвинут к стене, юката висела на спинке стула нетронутой. Матоба оделся в свое темное официальное кимоно, жестом пригласил сесть напротив, Нацуме послушался – в руках главы клана был листок с его именем, представляющий собой договор между ним и экзорцистом.
- Как и договаривались, - стараясь не смотреть на него, произнес Матоба. – Возвращаю тебе твое имя, Нацуме Такаши.Обряд был несложным. Аякаши спокойно наблюдал, как Матоба прикусил сложенный пополам листок губами и выдохнул, сложив руки будто в молитве. Иероглифы вырвались из бумаги и, сделав дугу, пропали в районе лба Нацуме, словно в воду канув. Такаши удивленно поправил челку. Изменения были, и он их чувствовал – теперь он был свободен.- Я мог исчезнуть сразу после возвращения имени, - произнес Нацуме. Матоба улыбался:- Да, но ты решил задержаться.- И? Вы не боялись, что я сбегу? Ведь я имел на это право.- Да. Мне все еще немного страшно, что после того, как оденешь кимоно, ты осознаешь, что тебе этого не надо, и все равно сбежишь, однако – я готов рискнуть. В конце концов, - Матоба поднялся, осторожно перехватил со стула юкату, - ты хотел побыть человеком. Это главное.Нацуме скинул свое верхнее черное кимоно, позволил накинуть на себя добытое прошлой ночью, с рисунком из облаков и вздрогнул, замерев. Матоба поправил его одежду, бережно повязал на него оби, затем коснулся щеки открытой ладонью и улыбнулся – Нацуме был теплым. Это странное ощущение, которое знали только экзорцисты и те, кто видел духов – разница между прикосновением к екаю и к человеку. Такаши от этого словно вышел из ступора, бросил быстрый взгляд в глаза экзорцисту и вдруг расплакался, закрывая лицо. Сейджи обнял его, погладил по волосам:- Ничего-ничего, Такаши-кун… Я тоже тебя люблю… Сильно-сильно. Но я же не плачу.- Хватит! – всхлипывая, окликнул Нацуме. – Я просто… Не знаю что со мной.Матоба перехватил его, словно ребенка, под колени, Нацуме судорожно вцепился в его плечо, чтобы не упасть, почувствовал, что его несут, и замер, сглотнув. Сейджи посадил мальчика в центр футона, сел напротив, подперев щеку рукой, любуясь. Нет, не убежал, не попытался объяснить экзорцисту, что теперь, когда он человек, больше не будет подчиняться его приказам и играть в эту странную игру. Нацуме размазывал по щекам слезы, спокойно сидя на месте и наконец-то отчаянно краснел, стараясь смотреть в сторону. Сейджи едва не рассмеялся от этого вида, но, ограничившись только довольной улыбкой, потянулся всем телом, зарываясь рукой в волосы на затылке Такаши, губами коснувшись виска и спускаясь ниже – к мочке уха.
- Если кимоно снять – я снова стану аякаши! – спохватился Нацуме, хватаясь за рукава одежды Матобы. Глава клана выдохнул почти в самое ухо, прежде чем прикусить мочку:- Не волнуйся. Я не буду его снимать.Такаши задохнулся этим ощущением, вздрогнув. Сейджи наконец получил то, чего хотел – ответной реакции. Не аякаши в полном своем подчинении, выполняющего любые приказы и, кажется, не всегда понимающего, что именно с ним делают, а мальчика, млеющего от его прикосновений. На эту ночь больше ничего не имело значения.
Стоило чуть надавить всем телом, и Нацуме послушно опустился спиной на футон, позволил распутать и снять пару минут назад завязанный пояс. Матоба, нависая над ним, уперевшись одной рукой в футон у плеча Такаши, мягким, гладящим движением откинул в стороны полы кимоно.
Комната постепенно погружалась в полумрак сумерек, и все же света еще хватало рассмотреть по-мальчишески угловатое тело. Смутившись, Нацуме попытался снова запахнуться в кимоно, но Сейджи успел обхватить его рукой за поясницу, чуть приподнять, в то же время накрывая собой, прижимаясь сильнее и целуя глубоко, как тогда в кабинете, больше чтобы показать, что в поцелуе есть оно, что-то особенное, но Нацуме, кажется, и сам уже понимал это, дышал прерывисто, сжимая в руках кимоно экзорциста. Матоба не прерывая поцелуя распутал узел своего пояса, в спешке освобождаясь из обоих слоев кимоно, желая чувствовать эти судорожные прикосновения кожей.
Затем, снова вспоминая тот, самый первый раз, когда захотел физической близости с этим аякаши, опустился ниже, пройдясь открытой ладонью по коже от поясницы до всё такого же трогательного колена.
- Что это? – зашептал задыхающийся Нацуме, послушно сгибая ногу в колене. – Что со мной происходит? У людей так всегда?Сейджи едва не рассмеялся – этот мальчик старше его на добрую сотню лет, а реагирует жарче девственника. Но это чувство прекрасно, и глава клана касается губами колена, затем языком и переходит на внутреннюю сторону бедра. Сейчас за эти действия не стыдно, сейчас хочется большего, и Нацуме выгнулся, хрипло застонав, чувствуя, как плавным движением что-то скользкое заполняет его.
- Больно? – спросил Сейджи, поднимаясь к его лицу, одной рукой удерживая колено Нацуме, не давая свести ноги, второй продолжая его разрабатывать. Такаши отрицательно помотал головой, крепко зажмурившись. Матоба попробовал успокоить его, снова коснувшись виска губами, и на этот раз мальчик вцепился судорожно в его предплечья, и именно это оказалось последней границей для потери самоконтроля. Сейджи вытащил пальцы, уперся руками в футон по бокам от головы Нацуме, накрыл его собой, позвал как можно мягче хриплым от возбуждения голосом:- Такаши. Открой глаза.
Мальчик послушался, все еще беспокойно дыша через приоткрытые губы, и тут же вздрогнул, сжав зубы. На этот раз было больно, но остановиться Матоба уже не мог – шептал что-то бессмысленно-нежное, поглаживая влажное от пота бедро, будто пытаясь тем самым уменьшить боль, сначала осторожно продвигаясь, но, еще не войдя до конца, сорвался на резкие толчки.
Спустя некоторое время обессилевшего Нацуме перевернули на живот, и он снова ощутил экзорциста внутри себя. Кимоно еще было на нем, но сползло до лопаток и теперь голой спиной он чувствовал горячее тело Матобы, его прерывистое дыхание, щекотавшее волосы на затылке. Ладонь Сейджи накрыла руку Нацуме, цепляющуюся за сбитый футон, и снова – единый ритм, хриплые полустоны Такаши и это ощущение, что тебе отвечают не из-за приказа, а потому, что любят.Позже, уже глубокой ночью, остыв на прохладном воздухе, Нацуме пытался кутаться в оба кимоно сразу – свое и главы клана. Матоба молча ине без труда вытащил из-под них одеяло и накрылся вместе с мальчиком, прижимая Такаши к себе. Вопросы задавать казалось глупым, да и что тут скажешь? «Тебе понравилось?». «Прекрасная луна сегодня, не так ли?».- Я должен был это сделать, - вздохнул глава клана. – Без этого я не смог бы отпустить тебя.
- Да, - согласился Нацуме зачем-то, попытался подняться, но Сейджи удержал его:- Ты будешь человеком до утра. Полежи пока. И если я засну – не исчезай не прощаясь. Это не приказ. Я прошу.- Хорошо, - согласился Нацуме, глядя в ключицы накрывшего его тела.
- Такаши… Мне по-прежнему жаль, что ты не человек, но я люблю тебя и как аякаши.- Знаю, - кивнул мальчик, закрывая глаза и сонно зарываясь носом в сбитую ткань кимоно экзорциста. – Да только любовь человеческая еще более скоротечна, чем человеческие жизни.Матоба старался не обращать внимания на узелок, явно перевешивающий кота. Нянко продолжал нагло торопить:- Давай! Сказал еще утром, а сам продрых до полудня, потом еще собирался до вечера! Домой-домой! К чертям эти неудобные двери без дырок для котов!- Нацуме, - игнорируя его телохранителя, позвал глава клана, глядя в янтарные глаза аякаши, - если у вас вдруг случится что-то… Приходи. Я помогу. Тебе. Не лесу или вашим аякаши – я готов помочь тебе. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Через десять, двадцать, пятьдесят лет – все равно приходи.Нацуме с улыбкой отрицательно покачал головой:- Нет. Не смогу. Для нас, аякаши, время течет по-другому. Мне страшно, что однажды я приду – а Вас уже не будет. Лучше, если для меня вы навсегда останетесь живым.- Может и так, - вздохнув, согласился Матоба. – Живым. Молодым. Любящим.Нацуме насупился:- Не обижайтесь на мои слова. Люди и в самом деле не могут жить вечно. Как и любить, - затем, смущаясь, словно настоящий человек, чуть приподнялся и поцеловал главу клана, все так же невинно, по-детски, в губы.У полуразвалившегося небольшого храма сегодня было так много аякаши, словно начался фестиваль. Нянко скинул на землю свой узелок, сел и принялистинную форму, оставаясь около хозяина. Увидев вернувшегося Нацуме, аякаши толпой поспешили к нему.- Хозяин! Хозяин вернулся! – радостно провозглашали нестройным хором на разные голоса.- Вечеринка по случаю возвращения Нацуме-доно! Мы так ждали Вас!- Больше не покидайте нас!
- Хорошо, - согласился Нацуме, стирая слезы с лица и пытаясь выдать их за слезы счастья. Искоса глянув на него, Мадара вздохнул.
Некоторое время Матоба еще смотрел вверх, в залитое алым солнечным светом небо, куда упорхнул его аякаши, попрощавшись.
В дверь постучали и вежливый голос охранника сообщил:- Матоба-сан, бумаги.Глава клана обернулся, послав ему неуместную улыбку, вслух согласившись:- Да-да. Бумаги. Иду.