Глава 72. Дети погибающей эпохи (1/2)

Март 1589, Париж, ЛуврМаргарита шла вперёд быстрым уверенным шагом. Она приближалась к родным кованым дверям, что теперь были плотно закрыты.

А ведь, помнится, некогда дворец французских королей был распахнут, и туда, и оттуда бесконечно лились потоки людей. Кажется, в те времена солнце светило ярче.

Два стражника на входе перегородили ей путь. Она отбросила капюшон, являя миру своё лицо под полупрозрачной вуалью и чётко произнося своё имя, носившее отпечаток непостижимого рока. Как же она устала стучаться в закрытые двери.

Они без слов расступились, позволяя ей пройти.

Марго шла по мраморным полам, испытывая чувство, что всё повторяется опять. Да когда же закончится бесконечный круг, где один момент в точности отражает другой, будто бы она живёт в дурном сне?

Вот и снова дом. Дом, в который, видно, ей судьба велела вечно возвращаться.

Лувр был совсем пустым. Где же все придворные, где слуги, где пажи? Казалось, люди вымерли, оставив её одну на белом свете.

Проходя мимо одного из высоких зеркал в роскошной раме, украшавших центральную галерею, Маргарита обратила внимание, что оно занавешено чёрной тканью. Видимо, в Лувре всё ещё носили траур.

Ей сообщили о смерти матери.Именно услышав эту новость, Марго ощутила одиночество, от которого кричать хотелось. Так странно, женщина, предавшая её, вызвавшая столько ненависти, теперь, оказалось, имела такое значение.Говорили, Екатерина Медичи скончалась в морозный январский день, совершенно мирно, в своей постели, на последок сказав, что сделала для Франции всё. Наверное, так и есть. Но ни Францию, ни их семью это не спасло. Последним, что сорвалось с её губ, было имя сына. Сына, не оправдавшего надежд, но всё равно безусловно любимого.Маргарита не злилась больше. Как можно держать обиду на покойницу? Быть может, мать недостаточно любила её. Однако сама Марго могла ли любить, не губя?Она двигалась по молчаливому дворцу в никуда. Здесь тот самый конец. Конец, что является последней целью, как смерть. Они ведь все к нему шли.Они дети погибающей эпохи.Она свернула в знакомый коридор, смотря на багровый восход, видневшийся в высоких сводчатых окнах, который предвещал новый день и новое время, где им места уже не будет.Их жизнь прошла в тени средневековых готических сводов, куда уже начинали попадать лучи солнца возрождения, но их так и не осветили. Придут новые люди и всё уже будет иначе. А династия Валуа уйдёт во тьму веков, оставшись лишь историей с пыльных страниц старинных книг.А что же Марго? Именно ей пришлось увидеть, как столкнулись два айсберга – две эпохи: прошлая, которая отчаянно цеплялась за жизнь, и будущая, которая уже победила. Она осталась последним свидетелем, тем, кто увидит триумф солнца. Только вот уже не станет одним из его лучей. Её место среди Валуа. Во тьме. И теперь она готова туда шагнуть. Последняя дочь древних французских королей закончит века своей династии достойной конечной точкой, несмотря на то, что она сама уже пережиток прошлого.Она остановилась перед тяжёлыми дубовыми дверями.

Здесь не было часовых. Потому что теперь не было угрозы. В вымершем Лувре вообще не слышалось ничего, кроме звенящей тишины. И казалось, что здесь не осталось ни единой живой души.

Но Марго знала, что есть. Прямо здесь, за стеной.

Она, набрав в грудь побольше воздуха, толкнула дверь, открывшую ей проход во мрак знакомых комнат. Она вошла туда легко, тяжёлым камнем оставляя прошлое позади, позволяя пустоте полностью поглотить себя. И портреты на стенах, должно быть, почувствовали её силу.Здесь было душно. И абсолютно пустынно. Не толпились больше придворные в приёмной, через которую она прошла лёгкой призрачной походкой.

В спальне же чувствовалось дуновение воздуха из настежь распахнутого окна. Все предметы утопали в наступающих сумерках. В тишине слышалось тиканье часов, стоящих на камине. Марго огляделась, взглядом выхватывая детали, привычные с детства, так и не изменившиеся. Витиеватые канделябры, картины в тяжёлых рамах, выцветшие ковры.

Одинокий силуэт она заметила не сразу. Он сидел на полу, прислонившись к стене. Рядом валялась разбитая бутылка вина, очевидно, полностью опустошённая.– Я ждал тебя, – он поднял голову, позволяя сальным зарутавшимся прядям упасть и обнажить землисто-бледное лицо со впалыми щеками и по-прежнему угольно-чёрными глазами.

Марго молчала, в упор глядя на него. А потом, подобрав юбки строгого траурного платья, опустилась на пол прямо перед братом, протягивая к нему дрожащую руку.

Он схватил её, как утопающий, и стянул чёрную перчатку, жадно касаясь ледяных пальцев, которые она, будто бы выйдя из оцепенения, поспешила отдёрнуть.

– Генрике...Он глядел на неё точно так же, как и всегда. Так глядят умирающие на прекрасную недостижимую мечту, которая никогда не воплотится в реальность. Так глядят на своего убийцу жертвы, истекающие кровью. Так глядят пилигримы, молитвенно складывая руки перед ликом Богоматери.

– Скажи же что-нибудь.

Она не знала, что теперь сказать.

– Наша мать умерла. Ты знаешь ведь, да?

Маргарита кивнула.

– Много кто... Умер.

– И мало тех, кто жив. Сейчас мне кажется, что только мы с тобой на этом свете.

У неё тоже было такое ощущение. Мать, а ещё Генрих, любимый и враг. О котором она, в любом случае, заговорит. Ведь, наверное, поэтому и явилась.

– Теперь ты доволен? – прошептала она, опуская глаза. – Он мёртв, а ты король. Только вот, что с того?

Верно подмечено. Ничего. Он и сам не понимал, что со смертью Гиза и с последней кровью на его руках, дни Валуа на престоле будут сочтены. Теперь же всё стало ясно. И он ждал конца.