3.2. никогда больше. (1/1)

Когда Билли едва удаётся продрать глаза, по комнате всё ещё разливается мрак и только один луч туманного цвета ползёт по одеялу. Тяжёлые шторы на окне чуть сдвинуты в сторону, давая предрассветным сумеркам пробраться внутрь.Вот чёрт. Должно быть, забыл вчера задвинуть их наглухо, чтобы у света не было и возможности проникнуть сюда. Теперь этот серый луч рассекает комнату, выхватывая из темноты отдельные предметы: потёртые конверсы у подножия кровати, непонятный журнал, валяющийся на полу, слегка порванный плакат.Сплошной беспорядок. Но с какого хера его должно это волновать сейчас, в… семь утра?Блять.Билли отрывает взгляд от часов на левой руке, трёт ладонями лицо. Сонная голова весит офигительно много, особенно в такую рань. Глаза слипаются, и он поддаётся соблазну, закрывая их окончательно. Переворачивается на бок.И тут же резко открывает.Внизу живота каждое движение отзывается тянущей судорогой, вкручивающейся, кажется, до самого мяса. Напряжённый член пульсирует ещё сильнее от образовавшегося давления, заставляя выдохнуть сквозь сжатые зубы и медленно сесть. Облегчение в паху где-то на грани наслаждения и боли.Серьёзно? Стояк? Грёбаный стояк в грёбаные семь утра?!В голове тут же возникают образы, смешанные со смутными воспоминаниями сна. Оживают. Двигаются.Сон. Конечно. Ему снилось что-то откровенно… приятное. И желанное до такой степени, что возбуждение до сих пор охватывает тело. Сидит в нём, раздавая горячие волны до самых кончиков пальцев. Так офигительно сильно. Так… Хорошо.Внезапно становится понятно, как жарко и душно в комнате, как сердце гулко стучит в груди, как резинка пижамных штанов стягивает бёдра, как…Билли откидывает голову назад, подавляя глухой стон. Закрывает глаза, где под темнотой век тут же вспыхивают картинки. Сегодня это Венди. У неё длинные каштановые волосы, стекающие по бледной шее, пухлые губы. Она отлично работает ртом, и если представить, что…За стенкой слышится возня. Скрип кровати, тихий кашель.Сука.Он приоткрывает глаза, всматриваясь в темноту. Возбуждение, поднявшееся с новой силой, снова сходит на нет, вызывая разочарованное рычание.Господи, эта рыжая идиотка мешает ему даже сейчас. Даже за долбаной стеной ей удаётся портить ему жизнь, даже в семь утра. Даже, блин, спящей в этой своей жёлтой растянутой футболке и коротких шортах, открывающих бледные ноги с лиловыми синяками на разбитых коленках. Даже с растрёпанными волосами, даже с покусаными от злости губами, даже…Он хмурится. Прерывает себя на мысли, пытаясь понять, какого фига вообще начал вспоминать это. Каждую деталь, и так досконально, будто выбил её образ у себя в мозгах.Очень смешно.

Вот вообще ни разу. Ни, блин, разу.Ему просто надо проснуться окончательно, сходить в душ, чтобы смыть с себя липкое возбуждение. Избавиться от этих бредовых мыслей. И всё пройдёт, конечно же. Всегда проходило.А это не какое-то исключение, чтобы не прошло. Верно?Стопы касаются холодного пола.Верно.В глаза бьёт уже ставший ярче свет, отчего Билли прикрывает их рукой и наощупь двигается к двери. Ладонь скользит по шершавой поверхности шкафа, потом касается тумбочки, где невысокой стопкой лежат мужские журналы. Типичное дерьмо для озабоченного подростка?— Томми впихнул их ему ещё тогда, года три назад, когда комната была его единственным пристанищем, а школа Хоукинс?— отстоем номер один. Непонятно, почему он не выкинул их сразу же.Взгляд выхватывает жёлтую полоску света, ползущую по полу, стоит толкнуть дверь плечом и оказаться в коридоре. Она слепит, и Билли, прищурившись, делает несколько шагов в сторону ванной. Чуть поворачивает голову вбок, пытаясь укрыться от яркости горящей лампочки, и почти доходит.Почти.А в следующий момент прослеживает путь луча до самого конца, натыкаясь глазами на открытую дверь комнаты. Её комнаты.И замирает.Он не хотел смотреть. Конечно, нет. Он хотел сделать последний шаг в ванную, залитую светом, закрыть замок. Уставиться на собственное отражение, выгоняя все мысли о ней, лежащей за одной лишь стенкой. Тихо сопящей в подушку, и под головой обязательно ладонь.Где-то там, в правильном мире, он так и поступил.А потом сделал тот самый последний шаг. Коснулся пальцами двери, невесомо подталкивая её вперёд и заставляя открыться, чтобы отрезать его от остального мира. Чтобы оставить светлую ванную за спиной.И ступить в темноту чужой комнаты, совсем, кажется, не отдавая себе грёбаный отчёт.Жёлтый луч ползёт дальше, находя внезапную свободу в приоткрывшейся двери. Разливается по полу, доходя до ножки кровати, скачет вверх. Оказывается на одеяле и исчезает в окне.Внутри всё кричит о том, чтобы он убирался. Прямо сейчас. Быстро и немедленно.А Билли стоит и смотрит, как свет искрится на бледной коже бедра Макс. Делает её на тон темнее, почти бронзовой, такой жёлто-золотистой. Сердце спотыкается, когда он скользит взглядом дальше, по линии ноги к острой коленке и аккуратной стопе. На коже темнеют ушибы и царапины.Внезапно вспоминается вчерашнее утро. Это ощущение, когда он пригвоздил Макс к стенке всем телом, чувствуя под собой всю её. Буквально всю. Каждую угловатость, каждый изгиб. Почти ловя её выдохи своим ртом.И от этого едва не снесло крышу.Потому что, Господи, какая же она была…Хрупкая.

Мысль врезается в мозг так внезапно, что Билли на секунду зависает. Хмурится, тут же отводя глаза и возвращаясь к её лицу: расслабленному, безмятежному, сонному. Рот чуть приоткрыт. Вдохи спокойные и глубокие, и только брови слегка сведены, словно ей снится плохой сон.И снова мысль змейкой вползает в мозг, заставляя сжать губы.Что ей снится?

А тебе ли не всё равно? Какого хрена ты вообще тут делаешь? В её комнате, приятель. В комнате ненавистной сводной сестрицы, помнишь?Внутренний голос вопит так истошно, что хочется заткнуть уши. Но не поможет.Ведь это, чёрт возьми, правда. Что ты тут делаешь, Билли?Может, ещё разбудишь её, а? Так и спросишь: ?А что тебе снится, Макс?? Фиг потом знает, как ты объяснишь своё присутствие тут, ведь даже себе самому толком сказать ничего не можешь. Просто стоишь и, блин, пялишься на неё. На то, как она спит. Как её нога перекинута через одеяло. Как прямо сейчас Макс морщит нос и чуть приподнимается на кровати.Что?!

Он делает несколько судорожных шагов назад, когда Макс что-то бурчит во сне и подкладывает локоть под голову. Не просыпается.Слава богу.Мгновенно возникает желание набить морду самому себе. Колошматить до тех пор, пока мозги на место не встанут, пока не появится ответ на вопрос. Такой очевидный, но сложный вопрос.Что ты делаешь?Если бы он знал, всё бы, наверное, стало проще.Но Билли только пятится в коридор, продолжая смотреть, как вздымается её грудь в этой самой жёлтой футболке. Как в темноте исчезает сначала её веснушчатое лицо, потом плечи, где, он готов поспорить, тоже есть капли солнечных брызг. Вот виден только край слегка задравшихся шорт. Оголённое бедро.Как же это всё тупо. Как…Он натыкается спиной на стену и вздрагивает. Отворачивается.В груди сердце тяжело стучит о рёбра.Ну и что это было? Что это, мать твою, было? Можно подумать, его кто-то тянул. Заставлял. Толкал в эту чёртову комнату, где всё провоняло этим…запахом.Запахом мёда и какого-то чёртова мармелада.Отвратительно. Просто. Отвратительно.И хочется блевать.Если бы он мог, то хорошенько бы себе втащил. Чтобы кровь из носа и разбитая губа. Чтобы больно?— обязательно. Чтобы вернуться, прийти в себя.Потому что это?— не он. Кто-то другой, у которого кукушка поехала, а глаза пожирают каждый сантиметр её кожи. У которого всё на пределе, что секунда?— и вынесет мозг нафиг. У которого не чувства, а запутанный клубок эмоций.Кто-то другой, да. Но не он.Он настоящий пойдёт сегодня на вечеринку в честь Хэллоуина. Забудет всё, что было: и сейчас, и вчера, когда эта придурошная вышла за все дозволенные границы. Высказала такое, от чего внутри всё перевернулось за секунду. Заставила его поломать свой же принцип: не приближаться ближе, чем на метр.А в итоге между ними не оказалось и дюйма. Только прижатые друг к другу тела и злость. Рушит все мысли, царапает рёбра, визжит отчаянно. Злость. И больше ничего.?Злостьзлостьзлость?,?— набатом в голове, а сам смотрит на её ноги, как какой-нибудь дрочила из их жалкой компашки.Как же он ненавидит её за это.Привычное раздражение ворочается в груди, помогая сделать нужные шаги в ванную. Но раздражение теперь уже на себя?— потому что позволяет. Потому что пялится, потому что чувствует, потому что прекратить не может, как бы не хотелось.Не может. И всё.Взгляд встречается с отражением в зеркале.Ну же, мудак, возьми себя в руки! Сделай уже что-нибудь, слышишь? Сделай! Наори на неё, заставь бояться ещё больше, запрети появляться в поле твоего зрения. Дышать. Жить.Вообще существовать.Она ведь недостойна этого. Она ничего недостойна, чёрт возьми. Только ненависти, пронзительной, горячей, жгущей грудь.Не достойна.Пальцы вцепляются в края раковины.Да. Да, именно так. Жалкая, мерзкая, грязная…Сука.Чтобы он ещё раз на неё посмотрел. На её ужасные ноги, руки совсем бледные, некрасивые. Лицо.Хрена с два?— никогда больше.Билли выкручивает кран на полную. Наклоняется, в ковш из ладоней зачерпывает воду. Замирает на секунду. Холодная вода бьётся о раковину, брызгами разлетаясь на горячее тело.Никогда.***—?Нищий?—?Нет.—?Бездомный?—?Нет.—?Бездомный нищий?—?Макс!Мэйфилд откидывается на спинку дивана, складывает руки на груди. Скучающий взгляд снова оглядывает Дастина с ног до головы.—?Ну и? —?парень выжидающе смотрит, вытягивая руки в разные стороны, чтобы она могла лучше рассмотреть костюм. —?Ничего не напоминает?—?Не-а.Тяжёлый вздох, почти как у побитой собаки. Хендерсон поправляет свой серый плащ ?бродяги?, как Макс прозвала его ещё с первой секунды, с видом оскорблённого человека, разочаровано качая головой. Материал, правда, больше напоминает мешок из-под картошки, но об этом она решает справедливо умолчать, продолжая следить за страданиями друга.—?Я же тебе говорил, что собираюсь…Дверь в комнату резко распахивается.—?Дастин, ты… —?следует несколько секунд тишины, а потом громкий возглас. —?Вау, это что… Фродо?!Вот чёрт. Властелин колец. Ну конечно… Можно было бы и догадаться, учитывая, что Дастин ей все уши прожужжал про эту книжонку. Фродо это, Фродо то… Кажется, кроме него там был паренёк по имени Сэм. И кто-то ещё, скорее всего.Но теперь уже неважно, потому что радостная улыбка расползается на его лице, гранича с гордостью и плохо прикрытым удовольствием. Он обходит кресло, в котором сидит Макс, и крутится перед вошедшим.—?Да! Да, ты угадал! Ты гений!Слова похвалы и уважения сыпятся без остановки, заставляя поморщиться. Макс пытается принять как можно более самоуверенный вид, поворачивается в сторону двери.И почти тут же фыркает.—?Что ты нацепил на себя, Уиллер? —?её взгляд проходится по парню, застывшему в дверном проёме. —?Ограбил музей Средневековья?—?Иди ты,?— беззлобно огрызается он. Проводит кончиками пальцев по надетому костюму, сверкающему, как новенький доллар. —?Это доспехи рыцаря-призрака.—?Я вижу только обычные доспехи.Уиллер фыркает почти точь-в-точь, как она. Повторяет с нажимом:—?Это доспехи рыцаря-призрака.—?Просто скажи, что не смог придумать ничего оригинального и поэтому приплёл сюда какого-то призрака.—?Вообще-то рыцарь-призрак на самом деле существует,?— Майк закатывает глаза в ответ на иронично поднятую бровь. Уже собирается что-то ответить, но замирает с приоткрытым ртом. Ухмылка трогает уголок его губ. —?А что насчёт тебя? Что… Это?Его рука рисует в воздухе непонятные знаки, пока глаза с интересом рассматривают костюм. Дастин, уже было собравшийся одёрнуть их двоих и взять на себя роль примирителя, поворачивается к ней лицом. Макс почти слышит, как крутятся шестерёнки в его мозгу.И это вызывает победную улыбку.—?Охотница,?— говорит она, поднимаясь и выходя из-за кресла.Мальчишки недоуменно хмурят брови, переглядываются.—?Что? —?хором.—?О-хот-ни-ца,?— выводит по слогам и, видя их непонимающие лица, всплёскивает руками. —?Охотница за вампирами, неучи!Ладонями она проходится по каштановой ткани, плотно обтягивающей её тело с ног до шеи, оставляя голыми только кисти рук. На бёдрах застёгнут металлический ремень с витиеватым кругом посередине, а от него по бокам вниз струятся две ленты тёмно-синего цвета. Прямиком до чёрных высоких ботинок, поэтому приходится особенно аккуратно ходить, стараясь случаем не наступить на одну из своеобразных ?лент?. При каждом движении на плече натягивается чёрный ремешок от колчана за спиной, откуда выглядывают посеребрённые носы острых стрел. Макс хитро ухмыляется, а в следующий момент хватает спрятанный среди диванных подушек лук, тут же натягивая тетиву.Ребята шарахаются в разные стороны с неподдельным ужасом на лицах, вызывая этим громкий хохот.—?Повелись!—?Эй! Эй-эй! Так нечестно! —?возмущённо восклицает Дастин. Скидывает капюшон с головы, делая несколько шагов к ней. Макс готова поспорить, что за секунду до этого он облегчённо выдохнул. —?Нечестно, слышишь? Напугала до смерти своей игрушкой. Что это вообще за дурацкая штуковина? —?он с подозрением смотрит на лук в её руках. —?Сама сделала?—?Ага, конечно. Родители подарили.—?Неплохо.Майк, впервые подавший голос за последние несколько минут, чуть наклоняет голову на бок. Одна его рука отведена в бок, и Макс замечает, что бледные пальцы обхватывают рукоятку меча.От этого ухмылка становится ещё шире.—?Что, испугался, Уиллер?Тот смеряет её хмурым взглядом.—?Ни капли.—?А мне показалось…—?Всё! Всё, лавочка раздоров закрыта! —?несчастный восклик Дастина прерывает их шуточную перепалку. Тот вклинивается между ними, пихая каждого локтем, а затем несётся к двери. —?Вы как хотите, а я не собираюсь весь Хэллоуин проторчать в своей комнате, слушая ваши пререкания. Ведь уже… Мать твою, семь вечера! Опаздываем!Через секунду его фигура исчезает в коридоре.Макс переглядывается с Майком. Пожимает плечами и делает несколько шагов к выходу из комнаты Дастина.Вечер веселья начинается.