1.3. улыбка - лишь ссадина ниже носа. (1/1)
—?Ты топаешь, как слон.Макс давится своим бутербродом.—?Прости?—?Я слышал, как ты терлась вчера у моей комнаты. И вот что: даже не думай. Поняла? Мне нахер не сдалась ни ты, ни твоя жалость.Билли поднимается из-за стола, за которым они сидели в гробовом молчании последние полчаса, и подходит к раковине. С грохотом ставит посуду. Десять секунд, и Макс остаётся на кухне одна.Отлично. Утро?— коту под хвост. И так ещё две недели.Всё сочувствие, скопившееся комом в горле за ночь, испаряется. Зато появляется злость. Где-то на дне живота, она тянется к груди, заполняет лёгкие. Он хочет играть в гордого? Да пожалуйста. Ей вообще нет никакого дела. Совсем.Макс вскакивает, запихивает масло и сыр в холодильник. Смотрит на грязную посуду, кривится. Ещё успеет помыть. Впереди две недели замечательного времяпрепровождения с любимым братцем, а уж за неделю осенних каникул у неё точно найдётся время для этой фигни.Но только когда этого придурка нет дома.Поэтому она уносится ураганом в комнату и быстро собирает рюкзак: два комикса кидаются на самое дно, следом?— серая рация и ключи от дома, на случай, если Билли решит свалить с какой-нибудь шлюхой; несколько смятых долларов она распихивает по карманам. Два размашистых шага, и ладонь обхватывает ручку двери. Опускает вниз.Неожиданное желание оглянуться на комнату вытягивает из воспоминаний вчерашний вечер. Горящие красным цифры на электронных часах, когда она пробралась к себе, как оказалось, не совсем тихо, прикрыла дверь. Села на краешек кровати и осталась в таком положении на то время, пока не отрубилась. А до этого слушала его шаги за стенкой, шуршание пакетов (наверное, доставал бинты), мат сквозь сжатые зубы. Окно в её спальне было настежь открыто, хотя Макс и продрогла ужасно. Но почему-то было важно слышать, что там кто-то есть. Что она не одна.В эту ночь она едва задушила в себе то просыпающееся к нему сочувствие, а сейчас даже не ощущала и капли.Всё тот же Билли. Всё тот же сукин сын.Макс решительно выходит из комнаты и с каким-то злорадством хлопает дверью. От души. Так, что на секунду закладывает уши. Жалость? Какая к чёрту жалость? Он её вообще не волнует. Пусть лучше подавится своим завышенным самомнением.Билли?— последний человек, о котором она будет волноваться. Если вообще будет.Так что…—?Стоять.Возглас настигает её у самой входной двери, когда рука почти ложится на гладкую рукоятку. Приказной, словно собаке. Макс сильнее стискивает зубы. Думает, она тут же прибежит по его зову?Пусть идёт нахер.Открывает дверь.—?Оглохла? Я сказал тебе остановиться, мелкая ты сука,?— тёплая ладонь хватает её за плечо, а через секунду Макс отлетает на два метра назад. Врезается спиной в стену. —?Куда намылилась?Билли нависает над ней, словно разъярённый зверь, хотя в глазах один холод. Если смотреть слишком долго, то можно превратиться в ледяную статуэтку, поэтому Макс опускает взгляд и вдруг натыкается на рану. Она идёт вдоль щеки, длинная, словно порез. Кровь неровной линией запеклась вокруг бордового пятна. Глубокая.Хорошо ему досталось.
И Макс хватается за эту мысль, пытаясь вытянуть из себя ту злость, которая душила её буквально пару минут назад, от которой чесались ладони. Спасительная, такая нужная прямо сейчас, блин. Будто глоток воздуха. Она обводит взглядом его лицо: пропитавшийся кровью пластырь над бровью, скулу в грубых ссадинах, разбитую губу. Пытается почувствовать удовлетворение. Но нет. Только опять эта чёртова жалость, щекочущая рёбра.Макс понимает, что молчит слишком долго, когда кулак Билли впечатывается в стену в нескольких сантиметрах от её головы. Тут же задирает подбородок, снова заглядывая в его глаза, и шипит:—?Не твоё собачье дело.Выходит грубо и почти холодно. Почти под стать ему. Пусть не думает, что она собирается шугаться его и безоговорочно отвечать на все вопросы.Но Билли прекрасно понимает. Конечно же. И губы искривляются в ухмылке.—?Думала, всё? Раз другой надавать по морде и в отключку? Не-ет, Макс,?— тянет он. Скалится, заставляя её сильнее прижаться затылком к стене. —?Это так не работает. Пускай они думают, что выбили из меня всё дерьмо. Пускай,?— фальшивая насмешка слетает с губ. И снова этот взгляд. От него внутренности сворачиваются в тугой узел, а в голове надрывается внутренний голос: ?Бежать!?. —?Но тебе лучше запомнить. Не буди зверя, пока не будешь уверенна, что он тебя не сожрёт.Глаза в глаза. Ненависть. Страх. Разочарование. И холод, лютый холод уже где-то на подкорке мозга. Между ними не больше пары сантиметров, и Макс чувствует его горячее дыхание на своей щеке. А ещё этот запах. Он лезет в нос, почти насильно выбивается в памяти.Сигареты. И что-то ещё. Едва уловимое, только если уткнуться носом ему в шею и…Билли отталкивается от стены, делает два шага назад. Безопасное расстояние. Мера. Граница. ?Стоп? на красном фоне, ведь уже пора приводить свои мысли в порядок, Макс. Запах? Какой, нахрен, запах? Ты ебанулась?—?А теперь вали в свою грёбаную комнату.Равнодушно кидает ей, даже не удосужившись посмотреть. Серые глаза застыли где-то на уровне её макушки, сверлят пустую дыру в стене. И вся его поза: сложенные руки на груди, плечо, опершееся о стену, чуть повёрнутая вбок голова; всё это кричит о том, насколько ему плевать. Насколько она его заебала.Макс срывается с места, словно за ней гонится стая псов. Влетает в комнату и снова хлопает грёбаной дверью. Падает на кровать. Ногти впиваются в нежную кожу ладоней, терзают, рвут. До ранок, до крови, до мяса. Ей так не хочется плакать, но чёртовы глаза слезятся, и она отчаянно трёт их рукавом кофты. Шмыгает носом.Она одна в этом доме. Совсем, совсем одна.***Билли был зол. Невъебенно, блядь, зол.Всё его существо кричало о том, что надо что-то ударить, покалечить, сломать. Выпустить эту грёбаную злость, которая яростно колотила его грудную клетку вместе с бешеным сердцем.И всё из-за того, что отец опять его избил. Отделал кулаками, как мальчишку, а он даже не посмел дёрнуться. Стоял там, прижатый к стенке, и честно принимал удары: в челюсть, в нос, под дых. Так, что живот скрутило резкой болью, а в мозгу звоном отдалось жалкое: ?слабак?.Почти с издёвкой.Он ушёл сразу же, только кинул взгляд на него, согнувшегося пополам и сплёвывающего кровь. Спросил: ?Ты понял меня, Билли??. И ему пришлось ответить ?да?. Процедить сквозь сжатые зубы, чувствуя металлический привкус на языке.—?Надеюсь, такое больше не повторится.Вот и всё, что он сказал ему напоследок. Бросил через плечо, не оглядываясь, и укатил к этой рыжей суке Сьюзан.Или нет?Билли вдруг прошибает озноб, когда он поднимает голову и не находит Макс взглядом. Где эта мелкая дрянь? Она должна была стоять тут, вылупившись на него, как будто видела впервые, и смотреть, как чёртов мудила-папаша вбивается в него кулаками. Хер знает, что было бы потом, но её, блядь, нет, и Нила тоже.В груди просыпается странное чувство, которое отчаянно кричит ему подняться и найти эту мерзавку. Просто убедиться, что Нил не окончательно поехал.Что он не станет, не посмеет поднять на неё руку.А кто его остановит? Сьюзан?
Билли шатает из стороны в сторону, и он еле стоит на ногах. Всё маячит перед глазами, как на хуевых, мать его, американских горках, только хуже: тошнота подкатывает к горлу каждые десять секунд, а рот набит его же солоноватой кровью. Но он идёт, хватаясь руками за первое, что попадётся. В итоге оказывается в едва освещённом коридоре, а там три шага?— и его комната. Чуть правее комната Макс. Из приоткрытой двери льётся тёплый свет, доходит до его тени и лижет носки ботинок.—?Это же всего лишь Билли. Нил лучше знает, как поступать со своим сыном, Макс,?— он видит копну рыжих волос. Голос тихий, почти что шёпот. —?И не вздумай вмешиваться в это, никогда. Слышишь? Он не тронет тебя, если ты будешь молчать.Сьюзан встаёт с корточек, берётся за ручку двери. Её взгляд тут же выхватывает лицо Билли в темноте, и она тихо охает. Опускает глаза.Вот так, рыжая шлюха.Место.И злорадное удовлетворение распирает грудь.Билли оказывается в своей комнате за пару секунд. Дубасит кулаком по двери с глухим рычанием, пока не чувствует, как кожа расходится в месте удара. Как внутри отпускает и становится легче дышать. Мысль, что за стенкой Сьюзан дёргается от каждого звука, как от пощёчины, заставляет расплыться в ухмылке. Пусть эта трусливая сука прячется за своим тихим поведением, пока однажды Нилу не станет мало Билли.И тогда он посмотрит, как она будет молчать.