Часть 1 (1/2)

КНУТ БЕЗ ПРЯНИКАЗа туманом зеркал различить полустертые лица,И, проверив досье, вспоминать имена.Только ночью безлунной от холода что-то не спится -Это память тревожит стаканом сухого вина.

Я кричал: бросьте камни реке, я вернул свое имя,Но за мной по следам, по кровавому зову толпыПриходили друзья и несли с собой слезы любимых,А за ними, как гончие псы, приходили враги.Только струны рвалисьПод усталой рукой,И я чуял, я слышал спиной:-Нет, мы идем за тобой!

Звезды рвали мне кожу, роса опускалась на плечи,Но сухие глаза не давали уснуть.И за мною следят те, кто сделал мой путь бесконечным.Я походку менял, но за мною стелился мой путь.

И далекое небо я сделал так сказочно близким,Я раздал бы весь свет по рукам, только где же они?За спиной то ли лай, то ли хохот, короткие жизни...Я боюсь, что уже потерял это чувство спины.

Только каждая ночь -Это лунный запой.И я слышу под чьей-то рукой:-Нет, мы идем за тобой!

Я устал, и дрожащие пальцы упали росою.Но, как прежде, мой голос не знает покоя.Черный шут, чем ты пьян? Неужели водою?Не будите меня, тишина...Но я слышу спиной:-Нет, мы идем за тобой!Я напьюсь твоей кровиБезумной весной-Нет, мы идем за тобой!Я поил молокомЗвездный плач над рекой-Нет, мы идем за тобой!-Я устал, я бессмертенВам нужен другой...-Нет, мы идем за тобой!

Мы идем за тобой!(с) Джем, которая явно что-то знала о террианских лордах…Страну пожирала война. Не быстро, торопливо и жадно, как пламя – старый деревянный дом, нет. Она делала это медленно и со вкусом, наслаждаясь каждым лакомым куском, манерно обгладывая нежные кости и утирая лоснящиеся губы кружевной салфеткой. Таким блюдом грех было не насладиться.

Шел третий год смуты. А это означало, что люди уже были привыкшими к новому порядку вещей. Они уже не возмущались грабежам и погромам, а молча брали в руки дубье и отвоевывали свою собственность. Аристократы заперлись в своих фамильных замках и мудро пережидали тяжкие времена. Они понимали, что тот, кто сейчас поднимет хоть какое-нибудь знамя, рухнет в братскую могилу первым, сраженный стрелой в спину. И пусть потом его воспоют как героя, предвестника нового времени – сейчас-то ему, герою, от такого не легче…В этом году не было золотой осени – она как-то чересчур быстро стала медно-коричневой, свернула листья трубками, как старые свитки, и упрятала свои красоты до более подходящего случая. Оставляя на будущее еще не одну октябрьскую грозу или ноябрьский проливной ливень с ветром. В такие ночи хорошо сидеть у камелька и рассказывать истории за кубком подогретого вина с пряностями, но дурно, очень дурно в такую ночь идти по дороге в дырявом плаще…Кунсайд хорошо помнил те времена. Ту осень. Его отец был ничуть не менее умным, чем прочие лорды. Он понимал, что следует вести себя тихо, однако, так же он понимал, что следует заботиться о будущем. Будущее это он взял в свой дом и постарался как можно скорее о нем позабыть. Главное, чтобы мальчишка остался жив – и тогда он непременно это припомнит, когда вырастет. А пока этот сопливый щенок будет находится за надежными каменными стенами Халадирги, в родовом поместье маркграфов Севера, где ему не будут угрожать отравители, авантюристы, мародеры, и прочий сброд…

Кунсайд помнил и это. Надменную складку в уголке рта на лице отца, когда он окинул взглядом «будущее» в рваных штанах. «Будущее» неэстетично утерло рукавом нос и хмуро уставилось на благодетеля. Ох, что это была за картина…Приемный зал поместья был отделан лучшим коринфским мрамором, и украшен с изяществом и вкусом, пришедшимися бы и при королевском дворе. Лорд Церезит не любил помпезной пышности. Все в этом зале было в меру, а чего-то – по мнению Куна – и недоставало. Огромное пространство, казалось бы, с трудом втиснутое в прямоугольный зал, поражало. Сводчатый потолок подпирали колонны – по дюжине с каждой стороны. Узор на плитах пола не заставлял нервно вглядываться в свои изгибы, но радовал глаз. На невысоком помосте находилось кресло – хотелось бы сказать о нем «трон», но это было бы неправда – выточенное мастерами своего дела из темного штиррайского гвиарда, дерева столь же крепкого, сколь и трудно добываемого. Лорд Церезит восседал на нем свободно, манерами своими доказывая, что он лорд, и не нуждается в доказательстве сего факта. Его сын стоял слева - Кун и это хорошо помнил. Наряженный в белое, с вкраплениями жемчужно-серых оттенков, он напоминал не то искусно смастеренную куклу, увеличенную зачем-то до человеческих размеров, не то невозможное представление об идеальном наследнике. Его этому учили. Муштровали с детства, с детства вдалбливая основы – так, чтобы и на смертном одре не мог, не смел поступать иначе.Напротив Церезита стояло оно – собственно, «будущее». Как уже было сказано выше, сопливое и в рваных штанах. Из кармана которых, надо заметить, торчали ремни пращи – Куну до сих пор не хотелось думать, что это была рогатка. И если лорд Церезит глядел на будущее с надеждой, то «Будущее» на него взирало исключительно с настороженностью.

Кунсайд не мог похвастаться тем, что помнил, что и как говорилось. И, возможно, это было и к лучшему. Он бы не хотел напоминать Эндимиону тех дней.Увы, вместо подзаборного щенка, лорд Севера приютил волчонка. Вечно голодного, вечно избитого, и вечно готового вцепиться зубами. И это Кун помнил лучше всех.Он сам сделал этого волчонка – подобием человека. Он научил зверя внутри переставать быть зверем. Или он лишь думал, что научил…Младших братьев или сестер у него не было. Другом своим он мог бы назвать разве что Борея – крупную горскую овчарку, принадлежавшую капитанузамковой стражи. Борей был умным псом и охотно позволял водить себя на прогулки, однако верно бежал к хозяйскому сапогу на свист.

-Народ подобен псу – говорил лорд Церезит сыну, заложив руки за спину и стоя у окна. Там, за окном, было видно зарево от пожара, который учинили бунтовщики в одном из поселений. Криков слышно не было, но Кун не мог оторвать взгляда от окна – ему казалось, он слышит их там.