Часть 4 (1/1)

Несмотря на такой удачный расклад, Урфину было тяжело оправиться от тоски. Его очень подкосило, что он своими руками загнал обратно в тюрьму тех, кто его любил. Он чувствовал себя раздавленным, ослабшим. Ему очень нужна была поддержка. Надежды на благодарность за снятие чар тоже оказались тщетны. Ничто не могло убедить горожан в страшной власти Урфина над ними больше, чем такое кощунственное колдовство. Теперь они боялись его сильнее прежнего. Хотя Урфин всё ещё не хотел оставить своих планов, в нём понемногу росли уступчивость и смирение… К тому же, о Смелом Льве и в самом деле ничего не было слышно. Постоянно наведывающийся в лес Гуамоко передавал, что там всё спокойно. Не имея никаких явных врагов, узурпатор терял воинственный запал. Лиоагим с готовностью поддерживал и его самого, и растущую в нём покорность. А Урфин думал о нём всё чаще и чаще. Вскоре он уже смог признаться себе, что беседы с Лиоагимом, ставшие теперь постоянными, невероятно волнуют его чувства, хоть он и старается этого не показывать. Урфин мечтал о нём?— как он выйдет из книги… Да и на странное гладкое лицо чуть ли не облизывался. Но когда его фантазии подходили к главному, Урфин неизменно обрывал себя. К чему?.. Ведь Лиоагим такого никогда не захочет. Глупо терзаться зря. Нужно довольствоваться тем, что он вообще с ним говорит. И Урфин довольствовался. Только спустя три дня он загадал Лиоагиму новое желание. —?Я помню, ты не можешь читать мыслей. Но тебе известно всё, что происходит в Волшебной стране… Я хочу увидеть жевуна по имени Рир Илин,?— сказал Урфин спокойно и твёрдо. —?Хочу знать, как он живёт и что делает. —?Я правда знаю всё, что делается в Волшебной стране, Урфин. А поэтому, Урфин, мне ведомо, кто такой Рир Илин и отчего он так интересует тебя. Джюс не без труда переварил его слова. —?Ты подслушивал? —?Оказался невольным свидетелем. ?Тысяча болотных лягушек и пиявок! С этими волшебниками никогда нельзя предусмотреть всего…??— с досадой и смущением подумал Урфин. —?Не важно,?— отрезал он. —?Покажи его. Но Джюс зря надеялся, что закрыл тему своих непотребств. —?Для этого… Ах, Урфин-Урфин… Для этого тебе нужно будет потешить себя так, как ты делал это на пышной королевской постели. Урфин приоткрыл рот. Подобного он ожидал в последнюю очередь. —?Зачем?.. —?Мне хочется посмотреть. Урфин соображал с трудом. В его сердце словно звенели сотни жевунских колокольчиков. Потом оно затрепетало легче, нежнее… А потом он разозлился. Как глупо думать, что Лиоагим просит о таком для своего удовольствия. Он просто-напросто забавляется. Чем не диковинка? Любопытное зрелище, вдобавок такое жалкое. Что ж, гляди! Джюс злобно рванул штаны за пуговицу и вместе с бельём спустил их до колен. Возбуждение неумолимо нарастало?— негодование не мешало ему. Урфин тщательно облизал пальцы?— хотел небрежно, но понял, что это не в его интересах?— и, не спуская взгляда с Лиоагима, проник в себя. По бёдрам и пояснице разлилось привычное тепло. —?Развернись боком,?— сказал Лиоагим. Он внимательно за ним наблюдал, а голос его звучал по обыкновению вкрадчиво. Урфин, прожигая его взглядом, развернулся. Только на этот короткий пламенный взгляд его недовольства и хватило?— пальцы внутри жгли сладким наслаждением куда сильнее. Мысли о Лиоагиме разгорелись от этих искр всеохватывающем пламенем, и собственная жалкость сперва перестала заботить, затем начала нравиться. —?Хорошо, Урфин. Продолжай. Джюс задвигал пальцами сильнее, отчёливо ощущая выпуклые костяшки. При этом он невольно задумался, есть ли костяшки на пальцах Лиоагима?— таким необычным существом он казался ему. Перед оргазмом Урфин намеренно отвёл взгляд?— пусть Лиоагим не думает, что он кончает с мыслями о нём. Хоть это и так. До чего противно ему, наверно, было бы. Когда Урфина сотрясла волна мощного удовольствия, она была готова выйти из берегов его глаз. В них предательски защипало. Но волевым усилием Джюс сдержался. —?Ты отлично справился, Урфин,?— сказал Лиоагим участливо и нежно. Казалось, даже его белые глаза сияют как-то по-другому, мягче. —?Я ведь говорил тебе, что иные желания могут казаться странными. Такими же мне кажутся и некоторые твои… Знаешь ли, это было очень приятное зрелище. Теперь получай своё. Джюс продолжал думать об этих словах всё то время, что глядел на Рира Илина. Его жизнь точно нельзя было назвать приятным зрелищем?— оно отдавалось в груди тоскливой горечью. Хотя ничего особенного в ней не происходило?— те же заботы и радости, что у всех. ?Нет, всё же обмен равноценен,?— вдруг озарило Урфина. —?И у меня было своё приятное зрелище: лицо Лиоагима, поощрительное выражение на нём… Да неужто ему и правда нравится?? Вот что было бы поистине необычно. И стараться ради этого стоило изо всех сил… *** О власти Урфин говорил всё реже. Строить подданных ему теперь почти не доставляло радости. Государственные дела он был готов в любую минуту пустить на самотёк. —?Эдак, хозяин, тебя скорее свергнут подпевалы во главе с Руфом Биланом, чем Трусливый Лев,?— саркастически заметил ему Гуамоко. —?Молчи, неразумная птица! —?прикрикнул Урфин. —?И какой я тебе хозяин? Ты должен звать меня повелителем! Впрочем, Урфину уже не хотелось, чтобы его продолжали называть повелителем и злобный филин, и покорный Топотун, и кто бы то ни было ещё… Он всё яснее понимал, что не смеет приказывать. Даже если речь идёт не о дурном. Последнее вдохновение принуждать он истратил, пытаясь обучить дуболомов новым, лояльным порядкам и обходительному обращению с гражданами. —?Лиоагим, а ты можешь сделать так, чтобы жители хотя бы перестали меня бояться? Ведь теперь я не опасен для них… —?Могу. Ты этого хочешь? —?Я… Нет. Я просто так спросил. Деревянные солдаты досаждали Урфину тем сильнее, чем ближе он подвигался к добру. Он понял, что самому ему с ними не справиться. —?Прошу, угомони моих солдат и полицейских,?— взмолился бывший великий полководец. —?Я им говорю, что нельзя лупить граждан по хребтам, и они начинают давать затрещины. Я внушаю, что люди вольны ходить по вечерам, куда хотят, а они начинают преследовать их днём. Помоги. —?Что ж, Урфин, моё желание?— это способ исполнить твоё. Замечательный расклад, не правда ли?.. Ты должен будешь нарисовать дуболомам новые, добродушные лица. Урфин вспомнил свирепые физиономии игрушек, которые вырезал на продажу. —?Но разве я смогу? —?Попробуй. Урфин кинулся за краской. Начал он сразу с генерала, чтобы солдаты легче приняли перемену. Работа давалась Джюсу трудно, он напряжённо хмурил брови, но всё-таки добился доброй, пусть и не слишком заметной улыбки. Окрылённый Урфин тут же приступил к лицам капралов, и вновь оказался удовлетворён своими усилиями. Дело пошло немного быстрее. Когда он принялся за солдат, ему показалось, что каждый новый дуболом улыбается радушнее прежнего. И действительно?— если уголки губ первого были лишь слегка приподняты, то последний буквально сиял от радости! —?Ну что, молодцы,?— с гордостью сказал, закончив работу, насквозь пропотевший Урфин,?— ведь такими вам быть приятнее, чем злыднями? Дружное ?так точно!? было ему ответом. ?Теперь уж мне никак не выстоять против сторонников Страшилы,?— думал Урфин, спеша к Лиоагиму. —?Ну и пускай!? —?Ты совершил очень, очень хороший поступок, Урфин,?— приветствовал его Лиоагим. —?Теперь я горд называть тебя своим другом. В ответ Урфин расплылся в признательной улыбке. Она дала бы фору целой половине переделанных лиц. *** До конца дня Джюс грел в сердце желание попросить Лиоагима выйти из книги и, в конце концов, решился. —?Что ж, это просьба друга, а не тирана, Урфин,?— отозвался тот. —?Мне не стоит никакого труда выполнить её, поэтому я не прошу ничего в ответ. Книга не мелочна?— она лишь справедлива. Фолиант обволокло мягкое сияние?— не синее, а оранжеватое, прямо противоположное прежнему. Лиоагим сильнее подался из книги лицом, затем высвободил голову, и вот уже возвысился над разворотом по пояс. Опёршись руками о стол, он вытащил ноги и предстал перед Урфином целиком. Затем так же быстро он начал плотнеть, преображаться… Вскоре перед Урфином стоял самый обыкновенный человек?— с волосами, с бровями, в простой одежде. Лишь приглядевшись, задумаешься, что, пожалуй, это волшебник?— слишком уж лукавое и вместе с тем мудрое выражение лица. В глазах Лиоагима появились зрачки, и теперь можно было точно проследить направление его взгляда. Сейчас он с интересом скользил по Урфину. —?Признаться, мне тоже больше нравится беседовать с тобой так,?— сказал он и озорно улыбнулся. Они проговорили все те два часа, которые были отведены Лиоагиму на этот день. Урфин волновался, краснел и сидел со скрещенными ногами. Ночью, судорожно двигая под одеялом рукой, Урфин вспоминал каждую живую черту Лиоагима?— его кожу, его дыхание и источаемое им тепло. Он продолжал думать о них и засыпая. *** Желания у Урфина Джюса закончились. Он больше не хотел загадывать того, что ограничивает чужую свободу, или того, что не мог устроить сам. И это было большим облегчением. На сердце у него было спокойно как никогда. Но он всё ещё хотел выполнять желания Лиоагима. Действовать по его указке стало для Урфина таким естественным, что он уже с трудом мог представить свою жизнь другой. А потому придумывал различные мелкие просьбы, чтобы Лиоагим давал новые задания. —?Покажи, не произошло ли чего с моим домом. Не хотелось бы, чтобы его разнесли. —?Принеси, будь добр, побольше кушаний из своей королевской кухни. Еда мне не нужна, но вкуса от этого она не теряет. —?Мне бы новый рубанок. —?Одну из моих страниц давно необходимо подклеить. —?Швы на шкуре Топотуна могут разойтись, не сделаешь ли ты её сплошной? —?Согласись, чтобы Кагги-Карр был возвращён голос. Но в тот же день на очередное, вполне пустяковое желание, Лиоагим вдруг сказал: —?Ты сделал многое, очень многое, чтобы стать лучше, Урфин. Однако придётся потрудиться ещё. Я вижу, ты прекратил пререкаться, прекратил упорствовать в своих заблуждениях и помыкать людьми. Тебе нравится делать то, что я говорю. Покажи, что я прав?— сделай то, что доставит мне самое большое удовольствие. А заодно?— и тебе самому, ведь все мои желания идут на благо тебе же, и нужно, чтобы ты хорошо уяснил это… Ведь ты понимаешь, к чему я клоню, Урфин? —?Ты хочешь, чтобы я… Пальцами?.. —?Почему же пальцами? Ты такой искусный столяр, наверняка вырезал себе что-нибудь посолиднее… Урфин смущённо промолчал. —?Например, дуболомов,?— подмигнул Лиоагим. —?Я хочу, чтобы ты окончательно понял: тебе гораздо приятнее делать самому, чем требовать дел от других. Твои изделия куда ценнее твоих приказов. Тебе необходимо как следует осознать, что ты не больше чем мастер, но мастер превосходный. А для этого ты должен полюбить творения своих рук так сильно, как только можешь. Урфин слушал Лиоагима и его слова пьянили его, казались такими же чудесными, как цветное сияние и золотые фейерверки. И столь же много обещали. Лиоагим прав. И про дуболомов прав. Раньше Урфин не разрешал себе думать о них так, как хотелось. Да и что хорошего могло из этого выйти? Теперь уже всё иначе. —?Одного будет вполне достаточно. —?Да разве он меня поймёт? —?Почему нет? Теперь дуболомы умеют радоваться, сопереживать. Поверь, они могут и любить. —?Отчего же на них не подействовала твоя магия, когда я пожелал, чтобы все меня любили? —?Ты сказал?— ?они?. Дуболомы, так же как и Гуамоко, Эот Линг и Топотун?— твои сообщники: не ?они?, а ?мы?. ?И верно,?— сказал себе Урфин. —?Солдаты, которых я в любой момент готов был пустить на растопку, всегда были неразрывно связаны со мной. Сильнее, чем я полагал?. —?Когда ты творил, ты вкладывал в них часть своей души, Урфин. Создание всегда несёт отпечаток личности создателя… Поверь, они тебя поймут. Через несколько минут Урфин уже стоял перед книгой с одним из рядовых дуболомов и сконфуженно тыкался губами в его деревянное лицо. —?Ведь дерево не камень, Урфин. Почувствуй, как оно становится тёплым от твоих прикосновений. Крепкие руки дуболома отзывчиво и бережно обняли Джюса за плечи. Урфин пристальным взглядом уставился деревянному солдату в глаза и ему показалось, что он и правда увидел ту искорку жизни, которую заронил. Он нацелился поцеловать дуболома с языком?— пусть и в нарисованные губы, но тот предупредил это движение и коснулся его губ сам. —?Ты хочешь? —?недоверчиво спросил Урфин. Тот кивнул и погладил его по виску. Урфин ласкал его почти так, как ласкал бы человека. Движения солдата приходилось поправлять?— ощущать тело своего создателя ему было в новинку, поэтому на каждой его части он задерживался слишком долго. Но это тоже было приятно. Рядом с Лиоагимом Урфин чувствовал себя таким податливым, что охотно соглашался: именно творение должно разглядывать и ощупывать творца, а не наоборот. В распоряжении дуболома были только пальцы, но это ни капли не охлаждало желания Урфина. Со спущенными штанами прислонённый к стене, он тяжело дышал, предвкушая движения этих грубых деревянных пальцев внутри себя. Перед тем он немало потрудился, чтобы смочить их слюной, так что вошли они легко, задвигались быстро. Оставалось лишь стонать, пылая к собственному изделию похотью и благодарностью. Потом солдат держал Урфина на весу, лицом к себе, продолжая иметь его пальцами, а Лиоагим многословно хвалил отделку и покраску дуболома. Он просил Урфина обратить должное внимание на то, какие подвижные пальцы он сделал солдату, какими оснастил его крепкими плечами и какое живое нарисовал лицо. Урфин лишь сладко извивался от неустанных движений внутри и каялся, что раньше был со своими творениями так опрометчиво жесток. Урфин кончил дважды, и оба раза Лиоагим угадывал наступление оргазма и вкрадчиво вопрошал: ?Ведь я прав?? Даже если бы Джюс был не согласен с Лиоагимом, он бы не мог к концу этого своеобразного урока не увериться в его совершенной правоте… Лиоагим добился своей цели. Урфин понял, что никогда больше не сможет смотреть на дуболомов как на поленья, которые можно бросать в топку своих расчётливых планов. Обнимая солдата и забываясь в наслаждении, он будто вновь перенёсся в свой домик в Когиде, где увлечённо мастерил дуболомов. И всерьёз думал, не внушить ли некоторым из них к себе страсть… Тогда Джюс побоялся, что привяжется. Он даже вспомнил, как он его делал?— именно этого солдата! Если бы не Лиоагим, Урфин бы даже не узнал, что может их так точно различать… Когда Урфин вновь остался наедине с книгой, он крепко задумался. И правда, и верно?— он мастер, он всегда прекрасно всё делал сам и гордился тем, что справляется один. Он не ждал ни от кого помощи, так как знал, что сам сделает лучше. Так с чего же ему вдруг потребовалось быть праздным зрителем и ревностно требовать чужих трудов?— да ещё от плохих мастеров своего дела? А ведь почти любой житель Изумрудного города?— плохой мастер лести и угодничества. К чему же ему весь этот цирк? Когда он только мог захотеть такого? —?Я не хочу приказывать. Я не хочу править. Не хочу трона,?— задумчиво произнёс Урфин, уставясь в одну точку. Эти слова сами вылетели у него изо рта?— так что он даже им удивился. Хотя и не очень сильно. —?Браво, Урфин! —?воскликнул Лиоагим. —?Мне не нравится повелевать,?— продолжал Урфин в том же тоне, но уже осмысленно. —?К чему? У меня никогда не было даже подмастерьев. —?Еще бы тебе нравилось! —?в голосе Лиоагима появилась жёсткость. —?Вся твоя натура глубоко пассивна, пусть и воли у тебя хоть отбавляй, и решительности не занимать. Ты даже в доме своём безвылазно сидел, не общаясь ни с кем, потому что желал, чтобы это к тебе ходили. Суть у тебя такая. Принимающая. —?Я бы хотел так же с тобой. —?Что? —?Я бы хотел так же с тобой. Я не загадываю… Просто говорю, чтобы ты знал. Лиоагим посмотрел на Урфина долгим, испытующим взглядом. Прищурился. Затем, не заставив себя долго упрашивать, вышел из книги. Это была последняя ночь перед свержением Урфина. Он догадывался об этом и втайне ликовал.