Узнать правду (2/2)
Фортунат сказал как-то, что она была тогда очень наивна, как и свойственно юному возрасту, и совсем не знала жизни. Даже странно было, как и где она жила до сих пор. И в то же время ее удивительный ум каноник заметил сразу, с первых же минут. И это был не просто данный от природы ум, а ум уже отточенный, и над этим потрудился явно хороший учитель.
Итак, старый крестный мог сказать Эду с полной уверенностью только то, что Азарика – его ангел-хранитель, и точно уж- никакой не оборотень. Но Эд и сам это знал. И еще мог бы добавить, что она преисполнена доброты и искренности, полностью лишена корыстолюбия и зависти. А главное – она сделала его счастливым. Он был уверен в ее любви. Не мог понять лишь одного: почему она до сих пор не хочет рассказать ему о своем прошлом? Ведь они стали супругами, ожидают первенца. И он, Эд, любит и балует ее, как только может мужчина любить и баловать своюженщину, и полностью доверяет ей, почему же она не хочет ему довериться?Подумав об этом он, видимо, крепче сжал ее руку. Она проснулась и, не открывая глаз, прошептала:- О, как же я люблю тебя, мой господин!- Мне все же кажется, что я люблю тебя больше! - будучи еще во власти своих дум, он сказал это с нотками обиды. Они были едва заметны, но и его жена была удивительно чуткой. Тут же распахнулись огромные карие глаза.- Ты за что-то сердишься на меня, Эд, любимый мой?- О нет, малыш! Я просто иногда замечаю, что ты скрываешь от меня некоторые вещи, и не понимаю, почему!- Любимый, - проговорила она в волнении, поднося к губам его руку. - Спроси меня обо всем, что ты хочешь узнать.- Азарика, кто такой Одвин?
Она вздрогнула, но не отстранилась. Он имеет право услышать правду, и ведь она давно решила, что не скажет мужу ни слова лжи, никогда. Она лишь оттягивала момент объяснения, боялась... Чего? И почему так несправедливо и жестоко устроен мир, чтони в чем не повинный человек бывает вынужден скрывать правду, даже лгать. Из страха, стыда, или чтобы не потерять свою любовь – как она.Сердце ее сильно толкнулось о грудную клетку и провалилось куда-то вниз, когда она сказала:- Одвин – мой отец, Эд.Раньше она иногда думала о том, как это произойдет. Но не могла представить. Илине хотела представлять, это было слишком страшно и больно. Глупо, но именно сейчас ей вспомнился недавний разговор с отцом о страусах. Может быть, она и вела себя, как глупая страусиха?- Почему же ты не рассказывала мне, что он жив? Помнишь, когда мы взяли штурмом этот замок... Перед твоим посвящением в рыцари я спросил, как зовут твоего отца. Ты сказала, что его имя Одвин, и его уже нет в живых...- Я тогда правда думала, что нет... Лишь недавно вновь нашла его. Я потому и бросилась сюда, Эд! Чтобы убедиться. Я узнала из письма здешнего капеллана, что сюда приехал целитель Одвин, и все, что он писал о моем отце, сходилось!
- Тогда, может быть, пришло время рассказать все о нем... и о тебе?Она прижала его руку к щеке, и он почувствовал слезы.- Если тебе тяжело, мы можем отложить этот разговор! Ты только не плачь, малыш. Я не хочу, чтобы ты плакала. Ну вот видишь, какой я дурак! Из-за меня ты расстроилась.- Нет, не будем откладывать, - она втянула воздух, будто приготовилась к прыжку в воду. - Ты должен знать правду. Помнишь императорскую охоту в Турони, три года назад?Он помнил. Это была первая парадная охота, данная знатью Нейстрии в честь императора Карла III и его супруги. Он, Эд, попал туда случайно, но стоило увидеть того проклятого прекрасного оленя, исразу охватил азарт охотника, взявшего след дичи. Он часто и с удовольствием охотился, но такого великолепного зверя – с ветвистыми рогами, мощного и в то же время грациозного, и словно бы осознающего свою силу и красоту и нарочно дразнящего и заманивающего людей, никогда прежде видеть не приходилось. И он уже почти взял его... Что было дальше? Он не любил проигрывать . А тут еще к ярости от пережитой неудачи добавилась боль – проклятый олень убил Герду и покалечил Майду – его любимых собак. Их обеих он когда-то выкормил при помощи самодельной соски, когда погибла их мать, а они были слепы, беспомощны и могли только жалобно пищать в корзине, подле его кровати...
Ярость клокотала вместе со слезами и требовала выхода, иначе его своенравное сердце просто разорвалось бы на сто частей! И как нарочно, вот она – какая-то мельница и убогий домишко среди кустов бузины. И старый мельник. Вернее, это он потом понял, что мельник, а тогда вообще ни о чем не думал. Охотничий азарт сменился не менее мощной жаждой разрушения. Он разнес бы там все, в этом колдовском вертепе (насчет колдовства – это аббат Св. Вааста выкрикнул, потом он вспомнил). Но какое-то слабое мелкое существо, вроде бы девчонка, вдруг подвернулось под руку. Да, точно. Как раз когда они ворвались в эту чертову хибару. Внимание близнецов привлекли огромные фолианты, уж точно колдовские. Зачем книги еще могут быть нужны, если не в таких целях? Да еще так много! Парни принялись вытаскивать книги и кидать в костер, который уже кто-то услужливо успел развести.
Визгливо хохотала рыжая императрица,вторили на все голоса придворные и слуги, заходились лаем собаки, трещал костер, с брезгливой жалостью отворачивался толстый император... А Эд услышал какой-то шорох и тут же вытащил из-за сундука это существо, от ужаса почти не сопротивлявшееся. Он выволок ее из хибары наружу. Затрещала под его железными пальцами рубашка, обнажая девичьи плечи... Хохот собравшихся перешел в восторженный вой. Она упала ничком. Нет, это он толкнул. Поднял хлыст, но тут... Рассыпались черные длинные волосы, открывая тонкую шею. О Небо, она была так похожа наМагали! Рука с хлыстом опустилась.
- Это была ты...- Это была я...- Почему жеты молчала столько времени?
- Я боялась.- Меня?- Сначала - да. А потом...я узнала тебя, мой самый прекрасный! И полюбила. Не могла я тебе этого рассказать! Вдруг я потеряла бы тебя тогда? Я решила начать жизнь сначала. Жить только тобой и нашей любовью, и чтобы ничто не стояло между нами.И мне это удалось! Ты понимаешь? О Эд, не молчи, пожалуйста!Но он не мог говорить в эту минуту. Лишь прижимал к себе ее, свою жену. Она дрожала от этих воспоминаний. О, как же ей было страшно тогда! Да и сейчас, наверно, не меньше...Лишь к утру закончила она свой рассказ. Она уже не плакала. Сначала сидела, обхватив себя руками, будто от холода. Потом уже он обхватил ее, прижал к себе спиной и успокаивающе гладил чуть выступающий животик. Она рассказала все, вплоть до того момента, когда, вся почерневшая от перенесенных мук, появилась у него в Париже и была принята на службу.– Я почему-то верила, что ты примешь меня, - беспомощно проговорила она, поворачиваясь к нему. - Ты ведь сказал, что мы теперь навеки друзья... еще там, в Эриберте. А если бы и отказал... Хотела еще хоть раз увидеть тебя... Понимаешь?
Он понимал. Вспомнилось, что раненый зверь бежит в свое логово, чтобы умереть там. Но иногда зверь выживает. У нее не было даже этого – своей норы. Он ведь сам же лишил ее дома. Но ведь невозможно человеку быть во враждебном мире одному! Вернись она после клетки в монастырь, людям Фулька не составило бы труда найтии схватить ее там. Уж приор Балдуин заступаться бы не стал.
Оставался Париж и они, Робертины, “навечно ее друзья”...
Дальше он все знал сам.