Быть хорошей до полнолуния (1/1)
—?Жила-была одна девушка. Дочка короля. Принцесса, значит. И была она жутко уродливая. Никого страшнее нее не было во всем королевстве. И даже во всем подлунном мире. Королевский садовник просил ее никогда не гулять в саду, потому что цветы и деревья засыхали от этого. А стоило кому из горожан ее увидеть?— так на всю жизнь оставался заикой. Вот такая она была… Мачеха выгнала ее из дома. Потому что раньше именно мачеха была самой уродливой женщиной во всем подлунном мире и все ее очень боялись. У мачехи даже было кривое зеркало, которое всегда ей льстило, делая еще более безобразной. Оно увеличивало все ее бородавки, а мачеха радовалась и смеялась. И спрашивала: ?Кто на свете всех страшнее да безобразнее??. А зеркальце ей каждый раз отвечало: ?Конечно же, ты, о, моя королева!?. Оно ведь волшебным было, зеркало это, потому и разговаривать умело… А тут вдруг оказалось, что у падчерицы бородавок чуть ли не вдвое больше! И все они такие огромные, что из-за них вообще не видно лица. Впрочем, это и к лучшему, потому что лицо принцессы было настолько страшным, что все зеркала в замке покривились и позеленели, когда попытались его отразить. А волшебное зеркало королевы так и вообще распрямилось от ужаса. А мачеха обиделась и приказала стражникам отвести уродину в лес, на растерзание диким зверям. Стражники так и сделали… ***
Девочка, рассказывавшая сказку кукле, почти полностью терялась в огромном платье?— роскошном, с кружевными и бархатными вставками, плохо гнущемся из-за сплошного золотого и серебряного шитья и почти неподъемном от усеивающих его драгоценностей. В таком невозможно бегать и даже просто ходить?— в нем и стоять-то трудно. Девочка и не пыталась. Ни бегать, ни ходить, ни даже просто стоять. Она сидела на ковре у пустого кресла. И надетая на нее роскошь выглядела так, словно несчастного ребенка неделю назад принесли в жертву священному дракону, и тот всю неделю методично жевал подношение. Целиком, вследствие врожденного скудоумия не догадавшись вытряхнуть лакомое угощение из малосъедобной упаковки, прошитой золотом и драгоценностями и плохо поддающейся даже мощным драконьим зубам. А потом, разозлившись и потеряв интерес, выплюнул. Тоже целиком. Кукла девочки была так же грязна и потрепана. Да и не кукла вовсе?— так, туго свернутый кулечек из шитой золотом парчи, когда-то, видимо, бывшей деталью парадного платья. Но девочка называла его лялей, баюкала и даже рассказывала сказки?— вот как сейчас… ***
— ...Но дикие звери не тронули принцессу. Потому что испугались. И убежали из королевского леса. Те, кто на месте от ужаса не умерли. И всем другим зверям рассказали, что в лесу завелось страшное чудовище с жуткой мордой, отвратительным голосом и на трех лапах. А все потому, что принцесса ходила, опираясь на огромный костыль. Это у нее от рождения было. Повитуха, как только ее увидала, вмиг разума лишилась. Схватила младенчика за левую ножку?— да со всей дури об угол королевской печки и приложила. Потому-то у принцессы на всю жизнь лицо и осталось расплющенным, и нос на бок свернут. А ножка, за которую повивальная бабка со всей силы-то дернула, совсем отсохла. А еще у принцессы был голос?— как у рассохшегося колодезного ворота, только намного громче и пронзительнее. А слуха?— так и вовсе не было. Но петь она любила. Только старалась подальше от королевского замка отойти. И вообще от города. Потому что людей жалела?— у них от ее пения кровь из ушей текла и колики приключались…*** Голос у девочки монотонный и тусклый. И глаза такие же?— пустые и тусклые. И, хотя рассказывала она сказку кукле, потому что больше в комнате никого не было?— на куклу при этом она почти не смотрела. Взгляд безостановочно скользил по стенам, с одинаковым равнодушием и легкостью шалой бабочки перепархивал с узкого окна, забранного мелкой фигурной решеткой, на массивную запертую дверь. На узорчатые ковры со сценами то ли войны, то ли охоты. На сундуки с откинутыми крышками. На жаровни и курильницы с благовониями. На фреску с изображением хитроумного Бела в момент похищения им волшебной сандалии у спящей Иштар. У бога воров на фреске была козлиная бородка и глаза разного цвета?— правый зеленый, а левый черный. Но цвет был не единственным отличием?— левый глаз хитроумного время от времени еще и моргал…*** ?— Чего ей не хватает?! —?молодой король Селиг терпением не отличался и в лучшие-то дни. Тем более?— сейчас, когда все три бога, казалось, отвернули свои светозарные лики от его несчастного Шушана ?— Я ее спас! Поселил в лучших покоях! Завалил подарками! Лучшие ткани, украшения! А она даже не взглянула, словно это мусор! Она бы даже не переоделась, если бы я не приказал служанкам… но что толку?! За день умудрилась изорвать и испачкать лучшее платье! А еда?! Я велел поварихам расстараться?— и они расстарались, клянусь когтями Сета! А что в итоге? Она ест так, словно это помои! И кормит заморскими лакомствами крыс!!! Ярость требовала выхода, и немедленно. Селиг заметался по комнате. Схватил сосуд для умывания?— тонкостенного кхитайского фарфора с узорами в виде переплетающихся стеблей бамбука?— и разбил об стену. Эцхак, управитель замка и новый доверенный слуга повелителя, проводил разлетевшиеся осколки горестным взглядом.
Эти сосуды стоили целое состояние, не всякий король мог похвастаться даже одной такой вазой или кувшином. В замке Селига до недавнего времени было целых три. Но в том-то и дело, что?— до недавнего времени… Две изящные чаши для вина?— настолько тонкой работы, что даже сквозь двойные стенки можно было видеть пламя светильника! —?попались под горячую руку молодого короля несколько дней назад, когда возвратился он из Асгалуна?— с дурными вестями, наполовину поредевшим отрядом и пленницей, от которой пока больше мороки, чем пользы. Сегодняшний кувшин был последним. —?Она должна меня полюбить! Это единственный выход! —?Селиг в отчаянии заломил руки и поискал глазами еще что-нибудь бьющееся. Видя гнев своего господина, Эцхак не стал уточнять, что раздавить сапогом прикормленного девочкой крысенка у нее на глазах?— не самый подходящий способ заручиться ее любовью. Да и хозяина можно понять?— кормить заморскими деликатесами крыс! Пусть даже это и дворцовые крысы. На взгляд Эцхака?— так и девчонку ими кормить не следовало, если не ценит хорошего обращения. Но об этом управитель замка тоже не стал говорить своему слишком молодому и вспыльчивому королю. Не найдя в комнате более ничего, на чем можно было бы сорвать гнев, Селиг с ненавистью покосился в сторону смотрового отверстия и прошипел: —?О, с каким бы удовольствием я ее придушил!!! Если бы не ее отец… Эцхак напрягся. Разговор принимал подходящий оборот. Молодой король, похоже, отбушевал и подуспокоился, раз начал задумываться о политических последствиях. Возможно, теперь он будет в настроении выслушать. Кашлянув, дабы привлечь к своей недостойной персоне высочайшее внимание, Эцхак осторожно заметил: —?Похоже, ваша… гостья… не очень умна… —?Да уж! —?Селиг фыркнул. —?Ее сестра куда умнее, но там был такой переполох, что укра… э… спасти удалось только эту глупую неблагодарную дрянь. —?Глупых детей учат,?— более смело продолжил ободренный Эцхак. —?А неблагодарных?— наказывают… —?Если бы я мог! —?Селиг воздел руки в жесте крайнего отчаянья. —?С каким наслаждением я бы ее… наказал! Она бы у меня научилась проявлять должное уважение к старшим, клянусь Адонисом, который не всегда был добрым и покладистым мужем! Вот уж кто умел внушать страх… В том числе и жене, хотя она и была богиней! Но мне нужна любовь, а не страх. Я так надеялся на Темного Эллариата, он бы сумел заставить паршивку… Но он до сих пор так и не вернулся, он предал меня! Почему все всегда предают так не вовремя?! И что теперь делать? Где мне найти другого мага? Она должна меня любить! Хорош я буду в глазах ее отца, если при нашей торжественной встрече эта маленькая дрянь, рыдая, бросится именно к нему в поисках защиты! Она ко мне должна бросаться за помощью и защитой, ко мне, понимаешь?! Эцхак еще раз прочистил горло. Он чувствовал себя так, словно ступает по зыбучим пескам. —?Девочки, даже такие маленькие и глупые, обожают героев. Особенно?— тех героев, которые их спасли от смертельной опасности… —?Да-а?! Что-то не замечал! Я ведь уже спас ее?— во время бунта! Эцхак, конечно, мог бы возразить, что его венценосный повелитель во время им же самим устроенного бунта свою пленницу скорее крал, чем спасал. Но зыбучие пески под ногами подсказали иные слова: —?Она глупа, мой король. Ее нужно пугать проще. Как пугают совсем маленьких детей. Например, карликом Ацейанш… помните? Злодей Ацейанш захватывает в плен королевскую дочку и страшно ее пытает. Бьет, держит в сырой темнице, морит голодом… А потом, конечно же, появляется молодой король и спасает несчастную… Избавь младшую дочь короля Аквилонии от понятного любому ребенку злодея?— и она будет тебя обожать. Никуда не денется. Селиг заметно повеселел. Особенно?— при упоминании о пытках и сыром подземелье. Хотя некоторое сомнение все же продолжало слегка омрачать королевское чело: —?Все это, конечно, хорошо… Но где же мы возьмем подходящего злодея, Эцхак? Не могу же я сам сначала пытать ее, а потом спасать от самого же себя? Она, конечно, глупа, но не настолько же! —?Только прикажи, мой король, и этим страшным злодеем буду я!*** Внутренние стены замка были чуть ли не в локоть толщиной и потому казались надежно защищенными как от проникновения вражеских воинов, так и от подслушивания. Селига подвела смотровая ниша, для удобства наблюдения выдолбленная в стене?— с обратной стороны находящейся в соседней комнате фрески. По сути, стены за фреской и не было?— так, тонюсенькая перегородка.
Под высокими сводами звуки разносятся далеко. Привыкшее с младенчества отслеживать малейшие изменения птичьего гомона?— иначе не выжить?— ухо отчетливо слышит их в пустой тихой комнате. Рассказывать страшную историю девочка перестала сразу же, как только глаз бога воров прекратил моргать и обрел свой обычный зеленый цвет…*** —?Позволь мне, мой господин! Я знаю, как надо обращаться с непослушными детьми, я вырастил шесть дочерей, все они удачно пристроены. И ни один из мужей пока что не жаловался и не требовал вернуть обратно богатый калым. Я сумею научить должному послушанию и это варварское отродье… Хвала богине, ума у девчонки немного и обмануть ее проще простого. Она любит разные истории, вот и расскажем ей нужную нам, пусть запоминает. Ее похитят кочевники. Сунем в мешок, кинем поперек седла… Думаю, хватит трех-четырех человек в традиционных накидках, чтобы изобразить потасовку. Главное, чтобы она запомнила их лохмотья и сумела описать отцу… А потом придешь ты, мой король…*** Мужские голоса слышались вполне отчетливо. Вплоть до самого последнего мерзкого смешка. Как и сопение стражников за толстой дверью. Как и стук по полу их игральных костей. Стражники так же не обращали на нее никакого внимания, как и она?— на них. Внимания требовало лишь то, что происходило в соседней комнате… Когда мужские голоса смолкли и даже шаги двух людей удалились по коридору и перестали быть слышимыми?— тогда и только тогда Лайне положила куклу на пол и подняла сузившиеся глаза к фреске. И взгляд ее был недобрым и вполне осмысленным…***