Глава 12. (1/1)

Я знал, что появление в моей жизни этой полоумной фрау добавит мне головной боли. Но это было только начало. Главный сюрприз ожидал меня по возвращению в казармы.Вы думаете, перевод в другую флотилию эсминцев это круто? Я на этот счет иного мнения.

- Ты вернулась? – в голосе Тенрю лязгнул металл и мне сразу это не понравилось. Тенрю может быть и ужасная снаружи, но очень добрая внутри – типичная цундаре. А вот ее сестрица тот еще подарок. Ходил слушок по флоту, что однажды за шлепок по заднице от одного не в меру любвеобильного адмирала она сломала ему руку. Скандал быстро замяли – на флоте очень не любят выносить сор из избы, даже если этот сор радиоактивный. И снова о Тенрю – она может и не злая, но если ее разлить, мало не покажется. Наличие у нее под рукой ее катаны, не добавляло мне уверенности. - Так точно! – я вытянулся в струну. Сейчас что-то будет. - Очень хорошо. – скрестив руки на груди сказала она понизив голос. – Пришел приказ из штаба о твоем переводе в другую флотилию. - И что это значит? – уточнил я. - В соответствии с ним тебя переводят в 71-ый дивизион эсминцев: Акацуки, Хибики, Иказучи и Иназума. Я думаю, ты их хорошо знаешь. – ответила она, протягивая мне бумагу. Только этого не хватало. Мне совершенно не нравилась идея стать частью этого сборища неуправляемой мелочи, от которой в крупном бою, было, мало толку и которая дохла как мухи. Но это было не самое страшное. 71-ый дивизион был худшим из всех. Даже от эскортников и то было больше проку. Но давайте по порядку. Глупая, как пробка Акацуки, которая до чертиков боится ночной темноты и стоит ей только заметить тень начинает палить в белый свет, как в копеечку. Страдающая от раздвоения личности и матерящаяся по-русски Хибики. Двух других я знал слишком плохо, но всем все равно было гораздо спокойнее, если они безвылазно сидела на базе. - А флагман хоть кто? – спросил я. - Юбари. – ответила одноглазая. – Я уже передала ей твое личное дело. У тебя на сборы десять минут. Юбари. Ага, толи крейсер-недомерок, толи эсминец-акселерат. Я сидел в столовой и задумчиво ковырял вилкой нечто в своей тарелке, нечто неопределенного цвета, формы, консистенции и отдающее всеми оттенками жженой резины. - Ну и что это за дрянь? – спросил я у сидевшей напротив меня и давившейся этой самой дрянью Фумицуки. Девчонка одним махом проглотила ?это?, несколько раз поменяла цвет своего лица с розового на белый и затем на зеленый, но ничего не ответила, так как вступила в неравный бой с рвотным позывом. - Новый рацион разработанный американской службой снабжения. – ответила Хибики. - А по-моему это они просто поймали какого-то глубинного, на куски порубили и нам теперь пытаются скормить. – предположил я. - Или пытаются скормить отходы американской химической промышленности. От моих слов Фумицуки позеленела еще сильнее. У нее в глазах появилась легкая паника, и она пулей вылетела из столовой, зажимая себе рот. А повар придумал ужин. Немного крупы перловой, немного коры дубовой. Немного болотной тины, немного дорожной пыли. Канмусу не умрет голодной. Перефразировал я известную песнь. Когда начались учебные стрельбы, я выяснил для себя следующие вещи. Первая – все эсминцы так называемого ?стандартного? типа плохо переносят волнение на море даже средней силы и страдают от продолжительных приступов морской болезни. Канмусу, которых укачивает даже не в шторм, а просто во время сильного волнения – теперь я точно видел все. Вторая – хотя Юбари номинально относилась к классу крейсеров, отношение других флотских дев в ее соединении было панибратским. Приказы выполнялись плохо, и в целом боевая эффективность была низкой. Третье – все эсминцы ?специального? типа были оснащены кислородными торпедами, что ужа само по себе таило немалую опасность. Достаточно было одного хорошего попадания в торпедный аппарат, а иногда и просто одного шального осколка, чтобы произошел взрыв, как заряженных торпед, так и дополнительного боезапаса. К счастью это не происходило так уж часто. На ужин снова была та самая бурда, которой нам потчевали в обед, только в полужидком виде. Что это? Суп из химе? - Так, я эти помои есть не буду. – сказал я, доставая из кармана так называемый аварийный рацион. Перед уходом с Рабаула я утащил его со склада столько, сколько смог унести на себе. Конечно, это была та еще ?еда? отдававшая всеми оттенками жженой резины и по консистенции больше напоминавшая гудрон, но по крайней мере она не вызывала у меня рвотных позывов. После ужина, если не назначено боевых патрулей у всех канмусу на базе наступает свободное время. Разумеется, кроме тех, кто дежурит в штабе. Кто-то читает книг или смотрит фильм в кинотеатре при части или устраивает дружеские посиделки. Есть на базе и клуб, с неплохой библиотекой, музыкальным залом и несколькими старыми, но все еще пригодными компьютерами. Дело было вечером. Делать было нечего. На послезавтра готовился крупный поход. Перед тем, как наносить удар по Мидуэю командование сначала решило выбить Глубинных с Алеутских островов. Для этого уже полным ходом шло формирование ударной группы из тех канмусу, что были на базе Сан-Диего. Помимо меня в зале находилось еще пять флотских дев. Бисмарк, Нагато, Си Леон – канмусу американской подводной лодки и сестры Омаха и Феникс. Время ползло со скоростью контуженой улитки. Спать ложиться было еще рано, но и заняться было особо не чем. И тут мой взгляд упал на лежавшую на полке гитару. В прошлой жизни я неплохо музицировал. Интересно, остались ли у меня какие-то навыки и память из прошлой жизни? - Музыкальная пауза. – громко объявил я, привлекая к себе внимание и запел. Штормит весь вечер, и, пока Заплаты пенные латают Разорванные швы песка, Я наблюдаю свысока, Как волны головы ломают. И я сочувствую слегка

Погибшим им — издалека. Я слышу хрип, и смертный стон, И ярость, что не уцелели, — Ещё бы: взять такой разгон, Набраться сил, пробить заслон — И голову сломать у цели!.. И я сочувствую слегка Погибшим им — издалека. Ах, гривы белые судьбы! Пред смертью словно хорошея, По зову боевой трубы Взлетают волны на дыбы, Ломают выгнутые шеи. И мы сочувствуем слегка Погибшим им — издалека. А ветер снова в гребни бьёт И гривы пенные ерошит. Волна барьера не возьмёт — Ей кто-то ноги подсечёт, И рухнет взмыленная лошадь. Мы посочувствуем слегка Погибшей ей — издалека. Придёт и мой черёд вослед — Мне колют в спину, гонят к краю.

В душе — предчувствие как бред,

Что надломлю себе хребет

И тоже голову сломаю. Мне посочувствуют слегка,

Погибшему, — издалека. Так многие сидят в веках На берегах — и наблюдают Внимательно и зорко, как Другие рядом на камнях Хребты и головы ломают. Они сочувствуют слегка Погибшим, но — издалека.

Но в сумерках морского дна, В глубинах тайных кашалотьих Родится и взойдёт одна Неимоверная волна, На берег ринется она И наблюдающих поглотит. Я посочувствую слегка Погибшим им — издалека. По лицам слушательниц стало ясно, что вышло что-то совсем уж жуткое. - Не думала, что про Глубинных уже сочиняют песни. – мрачно заметила Нагато. - Эту песню написали еще когда этих тварей в проекте не было. – ответил я. Я положил гитару на место. - Есть новости с Мидуэя? – спросил я. - Все глухо. – ответила Нагато. – Штаб выдает информацию дозировано. Похоже они нас тут всех за дур держат. Но насколько я знаю выживших нет. Никто оттуда так и не вырвался. - Эти твари сильно поумнели в последние годы. – вступила в разговор Бисмарк. – Они стали гораздо более организованными. Хочешь, не хочешь, а придется поверить в эти байки про глубинных адмиралов. - Да сказки это все. – махнул я рукой. За время моего прибивания на Рабауле и в Сан-Диего я наслышался этих страшилок способных нагнать страх разве что на подлодок, эсминцев, эскортников и некоторых крейсеров. На совести этих хтонических чудовищ из океанской бездны были немало ужасных деяний: начиная от бесследного исчезновения целых конвоев и баз и заканчивая кражей элементов нижнего белья канмусу. Полный дурдом.