Глава 2. (1/2)
“Вздрогнули бархатные портьеры, и, пустив по стенам волну пляшущих теней, замерцало пламя высоких свечей. Между тем, даже слабого движения воздуха не было в зале. Вокруг стола черного дерева, на котором покоился саркофаг из резной зеленой яшмы, стояли четверо мужчин. У каждого из них в воздетой правой руке горела странным зеленым светом черная свеча причудливой формы. Ночь окутывала мир, и безумный ветер завывал в мрачных ветвях деревьев…”Прочитав первый абзац, я отложила книгу, выключила в комнате свет, оставив лишь зеленоватый ночник над кроватью, вернулась в кресло и устроилась поудобнее. Но прежде, чем вернуться к чтению, с удовольствием окинула взглядом книжные шкафы, опоясывающие спальню. Хорошо, что я не отдала “Дракона” во время очередного кроссбукинга. Знакомые и коллеги, зная мою страсть к художественнойлитературе, периодически дарят такое, с чем и в уборную пойти стыдно, а некоторые книги читаны столько раз, что кажется, больше не возьмешь их в руки только потому, что знаешь наизусть от корки до корки. Но вот, например,с потрёпанным “Отелем “У Погибшего Альпиниста”, изданном на плохой бумаге, я не расстанусь ни за какие миллионы. Эти страницы впитали слёзы обиды и боли, сохранили мои карандашные эмоции на полях и навечно затерявшиеся между строк немного нелогичные, но такие подходящие саундтреки - “Через сто лет” и “Холодная луна”.
На белой глянцевой обложке моего старичка, “Часа Дракона”, изображена какая-то археологическая ересь. Но имена и названия до сих пор звучат в памяти как удивительная музыка - Немедия, Аквилония, Тарантия, Стигия, Альбиона, Хадрат, Зелата, Альтаро, Аридей… Эту книгу мне на день рождения подарили, и потом она часто сопровождала меня в летних поездках. Помню, однажды с подругой отправилась в деревню, и там несколько недель с каким-то ивращенным упоением страдали от скуки. Уигравшись с дедушкой в карты, а друг с другом - в “чепуху”-перевёртыши, выдумывали занятия одно странней другого. Сейчас уже не вспомнить, как мемы рождались из говардовских цитат, над которыми мы не уставали смеяться. Апофеозом этого летнего безумия стала шуточная песенка про немедийского короля Тараска и его обезьяну. Я сочинила текст и мелодию за несколько минут, и пару оставшихся дней до конца отдыха мы терзали старенькую гитару, горланя песню на разные лады.
“Тревожная тишина и пляшущие тени владели залом, в то время как четыре пары горящих волнением глаз были устремлены на длинный зеленый ящик. Загадочные иероглифы на его поверхности подобно змеям переплетались в неверном свете свечей.Человек в изножье саркофага склонился и пламенем свечи начертил в воздухе некий мистический знак. Потом, установив свечу в черной с золотом чаше и произнеся какие-то непонятные спутникам заклинания, погрузил свою широкую белую ладонь в складки обшитой горностаевым мехом одежды. Когда рука вернулась обратно, в ней сиял огненный шар...”Успокоившись после встречи с Рэдом, до конца дня я заставила себя заниматься рабочими делами, потом пришла домой, помогла маме приготовить ужин, посмотрела с ней очередную серию сериала, обсудила новости (землетрясения в Японии и Грузии, весеннее обострение умалишенных и увеличение количества жалоб на ночные кошмары) - и ушла к себе. Никто не звонил мне в эти майские дни, не писал в личку, не приглашал гулять по набережной, чтобы тайком обрывать ветки буйно цветущей сирени. Что ж, колдуны, жрецы, короли и варвары - неплохая компания.
Четверо мятежников воскресили могущественного колдуна, с его помощью уничтожили короля Немедии, одержали победу в битве с Конаном, который правил Аквилонией, взяли короля Конана в плен, хотели убить его прямо в подземелье, но одна из немедийских невольниц помогла варвару освободиться - и он возвращается в свое королевство, захваченное ненавистными врагами, видя кругом разруху и беспорядки. Не слушая верноподданных, у которых нашёл приют, король едет в столицу, чтобы спасти от палача принцессу Альбиону, которая отказалась отдаваться во власть нового правителя...
Я что-то засиделась, уж очень увлекательным было чтение, а когда глаза начали слипаться, переползла на кровать, но не погасила ночника, продолжая вчитываться в строчки, разворачивающие перед глазами картины удивительных приключений. Постепенно голова клонилась все ниже к подушке, буквы все сильнее расплывались перед глазами, а зеленоватый свет ночника стал клубиться, как дым, заполняя комнату. Какое-то время дрёма туманила сознание, рождая неясные, эфемерные образы, сотканные из слов, мыслей, событий и впечатлений минувшего дня. И вдруг я вздрогнула, словно от чьего-то прикосновения, и увидела, что стою в тени каменного дома на небольшой, но ярко освещённой площади какого-то старинного города.
Зябко поежившись и обнаружив на себе из одежды какой-то тёмный балахон чуть ниже колен, а на ногах - сандалеобразную обувь, я внимательно огляделась, насколько позволяло факельное освещение. Овальную площадь опоясывали двухэтажные и трехэтажные здания - жилого предназначения, судя по высоким оградам с воротами и широким балконам, увитым растительностью. Но если сквозь окна одних струился свет, а из труб шел дым, возвещая о том, что хозяева предаются обычным вечерним занятиям вроде трапезы и благодушного отдыха, то другие выглядели мёртвыми - взгляд различал разбитые стёкла чёрных окон, выжженые пятна на стенах, щербатые крыши, разоренные палисадники и покорёженные ворота, вырванные из земли вместе со столбами.
На площади было немноголюдно. Явно не час пик… Немногие появляющиеся в свете факелов горожане шли быстро, словно стараясь как можно скорее преодолеть расстояние, отделяющее их от цели. Одеты они были по-средневековому, в короткие куртки и облегающие штаны, попадались и характерные “длиннохвостые” колпаки, и шапероны на пробегающих редких женщинах. Я обратила внимание, что если мужчины просто движутся очень быстрым шагом, то женщины буквально бегут, словно само присутствие на площади нагоняет на них неописуемый ужас.Взгляд различил какое-то движение на крыше одного из разорённых особняков, и, пока я вглядывалась в ночное небо, пытаясь понять, привиделся ли мне возникший возле трубы человеческий силуэт, или зрение все-таки не обмануло, послышалось лязганье металла, цокот копыт, громкие голоса и скрип деревянных колёс. На площадь выехали несколько всадников, одетых в кольчуги и блестящие шлемы, отдалённо напоминающие древнеримские. Вслед за всадниками на площадь выкатилась запряженная лошадьми деревянная повозка, на которой возвышалось сооружение, предназначение которого не оставляло никаких сомнений - и немногочисленные прохожие волной отхлынули к стенам, стараясь укрыться в тени.Солдаты подъехали к трехэтажному жилому особняку. Трое или четверо спешились и принялись со всей силы колотить в ворота, а один, самый жирный и неприятный на вид, остался сидеть в седле и громко закричал:- Моисей Суассонец, предатель и мятежник! Его Светлейшее Величество, король Валерий дарует тебе и твоей семье жизнь, если ты немедленно пожертвуешь все свое имущество аквилонской казне!Пока он выкрикивал свою тираду, огни в окнах погасли. Дом словно затаился, приготовившись к осаде или стремясь выиграть немного времени.- Отвечай! Или я подожгу дом и ты сгоришь, как презренный трус, вместе со всем своим добром!- Лживое немедийское отродье! - раздалось из дома. - С каких пор твой царёк оставляет жизнь тем, кого считает предателем? Или ты хочешь сказать, что твои собаки таскают за собой виселицу лишь для того, чтобы сушить на ней одежду, мокрую от слюны?- Не смей дерзить, ничтожный купчишка! - заверещал толстяк. - Живо отворяй ворота, иначе я сам их открою, и тогда, клянусь Митрой, будешь умолять, чтобы я вздернул тебя!Вместо ответа из окна на третьем этаже вылетел какой-то куль и, гулко шлёпнувшись о камни мостовой, брызнул во все стороны золотыми и серебряными монетами. Солдаты тотчас бросили ворота и кинулись подбирать деньги.
- Стоять! - голос толстяка, только что звучащий противно и даже смешно, вдруг стал таким грозным, что воины остановились, как вкопанные. - Вы что, не видите, что он пытается надуть вас и сбежать?! Быстро все в дом, двое к парадному входу, остальные к чёрному и попутно смотрите на окна!Подчинившись приказу, солдаты перескочили через ограждение. Раздался звон стекла, грубые окрики, в доме заметались тени.
Я сделала тяжёлый медленный вдох и обнаружила, что вот уже неизвестно сколько времени прижимаюсь спиной к холодной каменной стене. Король Валерий! Немедийское отродье! Теперь нет сомнений, что я нахожусь в захваченной Аквилонии, возможно, даже, в самом её сердце - Тарантии. Но… но…Меж тем, для Моисея Суассонца всё было кончено. Солдаты вывели из ворот и бросили перед копытами коня на мостовую приземистого коренастого мужчину, красивую высокую женщину и двух юношей. Старший был атлетического телосложения, и, несомненно, мог дать обидчикам отпор, если бы не боялся за жизнь отца, матери и младшего брата, которого вёл, бережно придерживая. Даже с другой стороны площади мне было видно, как болезненно худ и бледен второй юноша, и как сильно он дрожал то ли от страха, то ли от приступов лихорадки, так как явно был болен.
Сердце мое вдруг сжалось с такой болью, словно я знала эту семью много лет. Словно это были мои хорошие добрые друзья, помогающие в трудные минуты и находящие слова ободрения в часы беспросветной безнадеги. Я должна спасти их. Не знаю, как, но разве можно оставаться равнодушным при виде творящегося над людьми беззакония и насилия? Черт!Что же могу сделать я, простая девушка и далеко не амазонка, против вооруженных солдат, на стороне которых здешнее кривое правосудие? Хотя, вроде бы, это сон…- Нет! - раздался истошный крик. - Сотвори со мной все, что придет на ум, но, умоляю, отпусти Хельгу и детей!В ответ по площади загремел, раскатился эхом жестокий, издевательский хохот. И в этот момент что-то случилось со мной. Словно я стала вдруг не человеком, а каким-то совершенно другим существом. Даже не существом - голой идеей, одной-единственной мыслью, импульсом к действию, вектором и стрелой, летящей в цель, несмотря ни на какие преграды.
Схватив с мостовой два булыжника и выбивая ими нехитрый ритм, стараясь, чтобы выходило как можно громче, я неспеша двинулась в сторону солдат. Услышав, они повернулись в мою сторону, и тогда я загорланила, страшно перевирая мелодию, лишь стараясь, чтобы эхо усиливало слова как можно лучше:- Король Тараск однажды... давным-давным-давно... заметил на престоле... тарасково пятно…Я подходила не торопясь, и прежде, чем они поняли, что это не обман зрения, и перед ними действительно какая-то сумасшедшая поет издевательскую песенку о немедийском короле, над площадью успели прозвучать куплеты про тараскову тряпочку и тараскову макаку.
Изумление в глазах немедийцев сменилось гневом, а гнев - бешенством. За короткое время они успели привыкнуть к тому, что их ненавидят и боятся, но смех - спутник свободы и смелости. Один из солдат кинулся ко мне, чтобы схватить, и, понимая, что убегать бесполезно, да и неподобающе, я швырнула в него булыжник. Промахнулась, конечно - камень попал бы в колено, если бы не отклонился от цели примерно на полметра. В следующий момент я почувствовала себя человеком, которого схватил и поднял в воздух сам Дарт Вейдер. Ноги оторвались от мостовой, а горло так сжали рукой в железной перчатке, что я света белого не взвидела и завопила, как хрюшка на бойне. Единственный раз в жизни что-то похожее я чувствовала, когда мне петлёй через горло удаляли наросты в носоглотке: рассудок отключается, а руки-ноги, наоборот, словно обретают собственное сознание, пытаясь изо всех сил освободиться, - Что делать с этой полоумной, капитан?
- Повесить вместе со всей семейкой, да поживее!Меня швырнули на мостовую, и, пока я откашливалась, а потом утирала с лица кровь, слёзы и грязь, двое солдат отошли к виселице, достали верёвки и принялись вязать петли.
Я же сплю, я точно это знаю. Но почему тогда не получается проснуться - или улететь, убежать сквозь стену, как обычно я делаю, осознав, что сон становится неуправляемым кошмаром?
Вцепившись в сыновей, рыдала госпожа Хельга. Ее муж, с лицом, похожим на неподвижную восковую маску, озирался вокруг, диким взглядом ища последнюю надежду. Укрепив на перекладине пять толстых петель, солдаты махнули товарищам, которые охраняли пленников. Нас грубо схватили за плечи, заставили подняться.Ноги не слушались.
- Эй ты, грязная немедийская свинья!Что я слышу? Это же голос… Нет, не может быть, чтобы…Но Рэд уже подходил - как раз со стороны того дома, на крыше которого мне несколько минут назад почудился человеческий силуэт. Выглядел видеоблогер странно. Вместо привычной всем алой рубашки и черного жилета он был весь в черном, а в руке держал меч.- Придержи язык, хлюпик,- небрежно бросил толстый капитан, делая вид, что не замечает боевого оружия в его руках. - А не то останешься здесь проветриваться вместе с ними.- Вас самих следует вздернуть за зло и беззаконие, что вы творите на аквилонских землях, - в своей обычной, резкой и отрывистой манере, бросил он. - Но я дам вам возможность умереть в бою, как подобает настоящим воинам.
Для капитана это было уже слишком. Он слетел с коня и, размахивая мечом, бросился к Рэду:- Да я проткну тебя, как жука!Но тот ловко уклонился от удара и оказался у капитана за спиной.
- Хватайте его! - заорал капитан. Солдаты, повинуясь приказу, повыхватывали мечи из ножен и бросились капитану на подмогу. Все сразу. Шестеро на одного. Они окружили его толпой, в которой стало просто невозможно что-либо разглядеть. Но у меня и не получилось особенно разглядывать, потому что кто-то схватил меня за руку и потащил.
- Времени мало, - на ходу говорил Моисей Суассонец. - Хельга, возьми Лаймона и девушку, укройтесь в доме и дождитесь нас.- Что ты собираешься делать? Зачем в дом? Почему не убежать прямо сейчас? - паника заставляла побледневшую госпожу сыпать бессвязными вопросами.- Слишком много слов, Хельга. Ступайте в дом!Я подошла к Лаймону с другой стороны, подставила плечо, и мы втроем, стараясь двигаться как можно быстрей, протиснулись в ворота и скрылись в доме. Там было темно, но слабых отблесков уличных факелов и лунного света хватало, чтобы разглядеть, какой жуткий хаос царил на первом этаже.
Лаймон закашлялся.- Что с тобой? - всполошилась госпожа Хельга. Видно было, что она так напряжена и напугана,что еще долго будет вздрагивать от каждого звука.
- Все хорошо, мама… Мне бы только попить… - ответил он очень тихим, но удивительно приятным голосом.- Я принесу воду! Погоди, я сейчас, - она выбежала куда-то в другие комнаты.Я отерла мокрый лоб. Ну и дела. Ночь, Аквилония, Рэд где-то на улице дерется с немедийскими солдатами, а я застряла в разорённом особняке в компании больного сына местного купца. Трудно сказать, какой именно из этих фактов не укладывается в голове больше, чем остальные.
- Кто ты? - спросил Лаймон.