История двадцать четвертая (1/1)

Итак, Виктория родилась в то время, когда в мире царило так называемое “затишье”. Тогда люди так же провожали одаренных людей взглядами, полными недоверия и боязни, дети в детских садиках играли в “хороших и мутантов”, в школах и интернатах детей нашей расы называли проблемными, но правительство нас особо не трогало. О ее отце – профессоре Чарльзе Ксавье, основателе “Института для одаренной молодежи”, а в простонародье просто “Икса” - я уже рассказывала, поэтому не буду лишний раз повторяться и лучше расскажу о матери Виктории – Татьяне. Виктория очень любит свою мать, и когда та была еще жива, у них была сильнейшая телепатическая связь, настолько прочная, что мама и дочка могли почувствовать друг друга на расстоянии нескольких тысяч километров, а “вынуть” мамочку из ванной одной лишь мыслью было для маленькой Викк обычным делом. Татьяна – русская по происхождению, но с семнадцати с половиной лет жила в Нью-Йорке, в “Иксе” Она была намного моложе своего мужа. Когда она пришла в институт профессора, то была примерно в том же возрасте, в каком сейчас Виктория. Судя по описанию, у нее были каштановые волосы, очень выразительные карие глаза, невысокий рост и очаровательная улыбка. По характеру Татьяна была нежна и ранима, можно сказать, даже немного нелюдима, но в то же время она была готова ради близких людей пойти на самый отчаянный шаг, а узы дружбы, семьи и любви для нее были просто священны, возможно именно за все эти качества Ксавье и полюбил свою ученицу настолько, что в какой-то момент он хотел даже бросить дело всей своей жизни – обучение подростков-мутантов контролю над способностями, которыми они обладают, и борьбу за спасения человечества, ради тихого семейного счастья с женой и дочерьми. Так же Татьяна, которую еще называли кодовым именем “Flame” была превосходным, самоотверженным и смелым бойцом. Многие отрицательные типы, в том числе и мой отец и брат, не были лишены чести испытать на себе гнев ее огненной пантеры – Plamel, а знаменитый “кульбит Flame” – коронный боевой трюк Татьяны, никто не может повторить по сей день.

Еще у Виктории есть сестра, которая старше ее на восемь лет, – Жасмин. Эта светловолосая голубоглазая девушка с телосложением амазонки, больше похожая на отца, чем на мать внешне, характером, по словам младшей сестры, не похожа ни на одного из родителей. Как-то Викки проронила, что в детстве Жасмин была немного замкнутой и даже лет до пяти, по словам других икс-менов, называла отца не иначе, как “профессор”, но потом ее характер резко изменился в противоположную сторону.

В общем, лет до трех Виктория росла как “растение мимоза в ботаническом саду”, не зная, что такое битвы и враги, родители холили и лелеяли ее, взращивая, во всех смыслах, в дочке маленького гения. В огромнейшем размере ее супер-способностей и достаточном уровне физической и боевой подготовки, я не сомневалась, но то, что она уже в возрасте трех с половиной лет могла правильно и без подсказок решать задания по алгебре с геометрией седьмого-девятого классов, стало для меня великим открытием. Вот так, мирно и размеренно, прошли первые годы ее жизни, а потом начались волнения в среде мутантских организаций, на Институт, где жила ее семья стали все чаще нападать разные головорезы: “БС”, “Мародеры”, “Отряд альфа” и так далее. А когда Виктории было чуть больше четырех, мутантка-одиночка по имени Керли-Селеста, ополоумевшая от несчастной любви, серьезно ранила ее, и девочка едва не скончалась от гемофилии – несвертываемости крови. Но, к счастью, тогда ее удалось спасти, и даже нашлась одна женщина, чье имя неизвестно даже самой рассказщице, излечившая ее не только от раны, но и от болезни, что позволило Викки без опаски вести полноценную жизнь и участвовать в битвах наравне с сестрой и друзьями из младшего поколения команды “Икс”, получившего название “Наследие-Икс” или просто “Наследники”. Еще долгое время враги и битвы были единственной ее бедой, но когда ей было восемь лет погибла в сражении со Злыднем и Апокалипсисом (Первый – великий генетик создавший из людей первых мутантов, и обретший вследствие мутации бессмертие; второй – очень могущественный бессмертный демон.) ее мать, а еще через три года и сестра – Жасмин - выросла и, выйдя замуж за английского миллиардера Уоррена Уоддингтона, известного так же под прозвищем “Архангел” или просто “Ангел”, покинула родной “Институт для одаренной молодежи”, переехав в имение мужа, и вернулась лишь полгода назад. Ксавье после смерти жены все больше и больше начал заниматься институтом и лекциями, а так же переговорами с представителями государственных деятелей, словно это поможет избежать новых потерь в стане его учеников, а к Викки стал относиться как и к прочим “наследникам” без всяких поблажек или поощрений, считая излишнюю заботу залогом поражения. Но все равно, он, конечно, любил ее и оставался для Виктории самым близким и родным человеком. (в значении “личность”). Еще в круг близких для юной мисс Ксавье входили Alene (Элен) Маккой – лучшая подруга Татьяны, которая всегда поддерживала Викторию в трудную минуту; Джина Грей-Саммерс – телепатка и просто хорошая женщина, жена боевого командира – Скотта Саммерса, а так же Росомаха, но о них девушка особо не распространялась.

- Ну, вот и все, что я могу рассказать, - закончила Викки, глядя в пустоту, теперь твоя очередь рассказывать.

- Тебе что, правда интересно знать обо мне? – усомнилась я. – Мне и рассказывать нечего… Я – дочь Магнита, пришла я в “БС” в шестнадцать лет, за это время почти не сражалась, меня выдали замуж в восемнадцать за Саблезуба, чуть больше года назад родила сына – Николаса, но как раз перед переговорами его у меня отняли, вот и все.

- Неужели так мало? – изумилась Виктория. – А прошлое, а семья? У тебя этого что, не было?

- Было, но очень давно, - ответила я, - но я не люблю вспоминать прошлое.

- Я тоже, но ведь вспомнила для тебя, - произнесла Викки. – Расскажи хотя бы то, что было с тобой до того, как ты попала в “Братство свободных”. Например, о матери…

Я вздохнула, не люблю ворошить прошлое, а тем более, говорить про мать. Она вообще стала для меня лишь призраком, я даже не знаю, жива ли она теперь или давно скончалась, но отказать Виктории в откровенности было бы плохим тоном, и я нехотя начала свой рассказ, думаю, что и моим читателям будет интересно прочесть отрывок из воспоминаний моей жизни в России.

В начале первой части дневника я уже рассказывала о том, что до побега из дома, я жила в Москве с мамой и сестрой, но единственное, что я рассказала о прошлом – сюжет ухода отца из дома и первое проявление своих способностей, но ни слова не говорила о своей жизни в период, соединяющий эти два события. Не рассказывала о маме и Кате, не рассказывала о школе и друзьях… И о себе. Я не писала об этом потому что, повторюсь, не люблю ворошить прошлое. Эти воспоминания по сей день причиняют мне боль, из-за чего я не делилась ими даже c Глорией, боялась того, что вдруг захочу вернуться. Но, видимо, пришла пора отдать дань прошлому.

Начну я с матери. Ее зовут Нина Геннадьевна. Она работала медсестрой на скорой помощи, и ей часто приходилось проводить на работе целые сутки напролет, а вся ее забота обо мне заключалась лишь в том, чтобы научить меня разогревать обеды и ужины, стирать, убираться и ухаживать за младшей сестрой, а еще – проверять дневник и отчитывать меня за малейшую провинность. В принципе, она была (и надеюсь – есть) неплохим человеком, просто злилась на меня за то, что я похожа на самого ненавистного для нее человека – моего отца, поэтому и унижала меня. Мать не проявляла ко мне ни капли нежности с тех пор, как за отцом навсегда закрылась дверь нашей квартиры, и, находясь не в настроении, чаще всего срывала свою злость, в первую очередь, на мне и гораздо реже – на сестренке. Она винила меня во всем: в чем я действительно провинилась и в том, в чем абсолютно не было моей вины, она и приучила меня к беспрекословной покорности, ослушаться ее было все равно, что добровольно ступить на эшафот, и лишь когда мое терпение совсем перелилось через край, и я ввела ее в беспомощное состояние, только тогда у меня хватило духу бежать. Что из этого получилось, вы уже знаете. Самым распространенным упреком после сравнения с отцом был крик: “Да зачем я вообще произвела тебя на свет?!! Ты же, дрянь такая, испортила мне всю жизнь!”. В такие моменты, особенно в детстве, мне больше всего хотелось, чтобы в ту минуту открылась дверь, пришел папа и забрал меня от мамы далеко-далеко. Если бы я тогда знала, как сильно он изменился… Но тогда я не знала, и просто хотелось защиты. Это сейчас, находясь замужем за Виктором, и вполне осознав, что такое брак по принуждению и без любви, я начинаю понимать маму, а тогда мне было очень больно слышать подобное в свой адрес. В то время лишь младшая сестренка была для меня утешением, словно рыжеволосый ангел. Подойдет, бывало, ко мне, голову свою мне на грудь положит и ластится словно кошка, А я гладила ее по голове, напевая какой-нибудь тихий мотив, и на душе становилось намного легче.

Что же касается школы, то ученицей я была не очень прилежной, любила бунтовать и всячески нарушать дисциплину. Чаще всего посещения кабинета директора обосновывались дракой с мальчишками или освобождением лабораторных крыс из клеток, но училась я не так уж плохо, по крайней мере троек в моем дневнике никогда не водилось.

Что же касается друзей, то их у меня, в связи с трудным, признаю, характером, было немного, и единственным, кого я до сих пор помню в ярких немеркнущих красках, является Жуан-Андреас или просто Жуан. Славный был паренек, белокурый такой с карими глазами и высокий, как каланча, за что его всей школой дружно прозвали “дядя Степа”, в честь персонажа известных стихов Михалкова. Отец Жуана – бразилец, поэтому мальчик и носит такое странное для русских имя. Мы Жуаном были не разлей вода начиная с средней группы детского сада. Мне очень нравился его характер: бойкий, задиристый, смелый и дерзкий, он чем-то похож на Петро, но, в отличии от моего брата Жуан-Андреас – обычный человек и более мягкий в общении, хотя именно он в нашей парочке был главным заводилой. В саду и младшей школе мы вместе лазили по деревьям, играли в футбол, войнушку, салочки, в более старшем возрасте сбегали с уроков и, на всю карманную мелочь, накопленную с завтраков, ходили в киношку или “Макдональдс”, и, мне кажется, он был чуть-чуть в меня влюблен, иногда я даже позволяла ему провожать себя до самых дверей квартиры. Но наша дружба продолжалась лишь до девятого класса, потому что его отец получил работу на родине и он с семьей уехал в Рио-де-Жанейро. Первое время, Жуан-Андреас почти каждый день посылал мне электронные письма и СМС, а по праздникам мы созванивались, но за полгода до того, как я сбежала, он куда-то пропал; Не отвечал на звонки и СМС, и по почте тоже ничего не писал. Недели три я не обращала на это внимания, потом стала волноваться, а теперь думаю, он или просто поменял координаты, а мне сказать забыл, или нашел в Бразилии девушку и я ему стала просто больше не нужна. И, общаясь с Петро, я часто пыталась найти в нем знакомые до боли черты нашего школьного “дяди Степы”.

Когда я сбежала и попала в “Братстве свободных”, я довольно часто вспоминала своего старинного приятеля и переживала, вдруг он мне написал или звонил, а меня не было, а потом отбросила эту мысль и почти забыла о нем. Почти… Иногда мне в голову приходит такая слегка кощунственная мысль, что когда я влюбилась в Петро, оказавшегося в последствие моим братом, на самом деле искала замену тому самому Жуану. Даже нет, не замену, а как бы клона. Ну, короче говоря, просто смотрела на Ртуть, а видела перед собой товарища Жуана-Андреаса.

Хотя, что сейчас об этом говорить? Прошло уже больше семи лет с тех пор, как мы не виделись, и шесть с половиной как не общались. Он, наверное, уже и не помнит, кто такая Ирина Лаврова из Московской школы, если вообще школу-то помнит. Да и я замужем, у меня растет сын, пусть он похищен, в данной ситуации, это значения не имеет, и как только мы с Викки выберемся с Дикой земли (по ее расчетам произойдет это завтра), я вернусь в “БС” к мужу, и все, более или менее пойдет по старому сценарию. Так что вспоминать о минувшем и, тем более, о парне, давно находящемся вдали от себя, бессмысленно. Просто впервые эти воспоминания не приносят мне страданий. Как знать, может, и свидимся с ним когда-нибудь…

Виктория посмотрела на мена усталыми и полными сострадания глазами и, похоже, после всего рассказанного мной она начала меня уважать и доверять мне. Собственно, я ей тоже доверилась и поняла, что она вовсе не избалована, просто растеряна, ведь впервые осталась без сил. Я посмотрела на ее глаза и предложила лечь спать, ведь завтра нас ждет трудный день. Мы легли в заранее подготовленные постели из травы и крепко уснули под стрекотание сверчков.

Мне в ту ночь снился Жуан-Андреас, а ей, наверное, мама. Если нам повезет и удача от нас не отвернется, уже завтра мы будем дома. Надеюсь. Жду. Знаю.