1. (2/2)
— Даже если так, то чё ты сделаешь?— Надо было в больнице тебе остаться, — начал было Илья и тут же заткнулся от злобного взгляда Хазина.— Илюш. Не еби мне мозги. Просто стой тут, если хочешь. Если нет — сядь вон туда, там место освободилось.— Ну и мудак же ты.Хазин усмехнулся ему уголком рта и снова прикрыл глаза. Смотреть на его мучения равнодушно почему-то не получалось, у Ильи быстро разболелась голова и появилось ощущение нехватки воздуха. Панические мысли мелькали одна другой краше. Больше всего Илья боялся, что их остановят менты и попросят документы. Хазин в своем пальто с подозрительными бурыми подтеками, он сам с практически вытатуированной на лбу пометкой “зэк” (менты чувствовали это каким-то своим мусорским чутьем), да еще и жмутся друг к другу как употребившие наркоманы. Подозрительные личности! К тому же Хазин без документов — удостоверение проебалось где-то в районе того самого злополучного двора за клубами.Ближе к концу мучительной поездки им удалось сесть. Хазин поднял воротник и попытался то ли уснуть, то ли просто отрешиться от этого бренного мира. Илья наконец смог вытащить телефон и с удивлением уставился на сообщения, нападавшие в чаты. Нина, какой-то друг хотел встретиться, несколько раз звонила мама и просила перезвонить. Илья раздумывал пару секунд, глядя на время неотвеченных звонков, а потом зашел в телефонную книгу и изменил имя контакта на “Мама Пети”. Да, палево. Да, есть риск, но он же не сука какая-то. Хотя, если суммировать все его действия, все-таки сука.На улице обоим стало полегче. Хазин даже отошел в сторону от людского потока, остановился и прикрыл глаза, жадно дышал раздувая ноздри. Срывался легкий снег, они стояли под фонарем, и Илья наблюдал, как снежинки падают на лицо Пети, быстро тают от прикосновения к его разгоряченной коже. В кармане зажужжал телефон, который он перевел на беззвучный режим, Илья достал его, смахнул сообщение и сунул обратно в карман. Хазин теперь смотрел на него, в глаза, как будто хотел что-то спросить. Илье всё казалось, что еще чуть-чуть и он вспомнит и вчерашний вечер, и их драку, и телефон в его руках — свой собственный. Но к телефону, который для него раньше так много значил, он оставался безучастным — скользнул один раз взглядом и больше интереса не выказывал. Пауза затягивалась. Первым не выдержал Илья:— Ты чего?
— Да вот думаю: покурить сейчас или меня стошнит? Пока что прогноз неутешительный.— Мда, накостыляли тебе вчера прилично.Хазин вдруг рассмеялся.— “Накостыляли” — кто сейчас так говорит? Сколько тебе лет, старичок?— Слушай, завались, а? Тебе еще у меня в квартире жить.— Ладно-ладно, Илюх, не обижайся. У меня почему-то постоянное желание тебя подкалывать, уж не знаю откуда. Может, вспоминаю чего?— А может, кроет от препаратов? Хорош мерзнуть, пойдем уже, а то на электричку опоздаем.Но и в электричке энергичная веселость Хазина никуда не делась. Он крутился на месте, как пятилетний ребенок, который впервые едет с мамой так далеко, с удивлением разглядывал вагон и пассажиров, пытался рассмотреть что-то в темноте за окном. Илья усмехнулся себе под нос — да уж, такого мажор Петя мог и не видеть, это ему не крутые тачки и не рублёвское шоссе, — но тут же облился холодным потом, вспомнив обстоятельства их путешествия. Он грубо схватил Хазина за локоть и удержал на месте, заставив посмотреть на себя.— Не вертись и не привлекай внимания.— А то что?— У тебя нет документов, могут доебаться.Хазин пожал плечами так беспечно, как человек, у которого никогда не было таких проблем.— Кстати, где они?— Кто?— Документы, — терпеливо повторил Илья, немного раздражаясь от такой глупости и халатности. — Твои. Где ты их вчера проебал?— А ты откуда знаешь, что они вообще у меня вчера были?
Илья открыл рот и тут же закрыл. Походу, самым тупым распиздяем из них двоих был все-таки он. Хазин смотрел на него спокойно, слегка с подъёбом — так не смотрят те, кто на самом деле знают что-то ужасное и хотят вывести собеседника на чистую воду. Вроде бы.— Ты в клуб собирался. Какой-то документ удостоверяющий личность у тебя должен был быть, логично? Да и потом, ты даже в магаз за сигами без паспорта не ходишь, выглядишь как малолетка, кто тебе что продаст…Хазин улыбнулся так, словно Илья сказал что-то правильное и правдивое, хотя это было совершенно невозможно. Вранье получалось очень натужным, разговор не клеился, и даже эта их поездка была полностью бессмысленной. Сюрреализм какой-то. Если Петя и вправду ничерта не помнил, то зачем поехал с первым встречным совершенно незнакомым человеком в Лобню? Почему не попытался выяснить домашний адрес, не попросил позвонить родителям? Возможно, крыша у него уехала после вчерашнего куда дальше, чем они предполагали. Илья чувствовал, что еще немного и поедет следом.— Ты выглядишь очень печальным, знаешь, — вдруг сказал Хазин, прерывая его поток мрачных мыслей. — Почему?— А с чего бы мне веселиться?— Я не знаю. У тебя такое лицо, будто случилось что-то ужасное. Я сначала думал, что ты из-за меня переживал, но нет, тут что-то другое.Илья прикрыл глаза. Бросать Хазину в лицо правду про зону он не хотел — теперь это было бессмысленно, к тому же могло напугать его. Но сказать хоть что-то было необходимо, иначе не отцепится. Удивительно все же, что с потерей памяти ментовские замашки никуда не ушли, а только усилились. Как там писала мама Петеньки, что он, мол, совсем не такой и хотел стать адвокатом, и только из-за давления папаши пошел в органы. Ну какой тут адвокат, право слово — Петеньке на роду было написано быть следаком.— У меня мама умерла, — наконец выдавил Илья. — Я не успел приехать, а ей стало плохо. Мы с ней давно не виделись и даже попрощаться не вышло.Из двух правд эта показалась самой безопасной — многое объясняет, да и нормальный человек после такого отстанет с расспросами. Но Хазин был определенно ненормальным, поскольку продолжал смотреть на него этим изучающим пристальным взглядом, спасибо хоть улыбку убрал.— Я… очень плох в этом всем. Утешения, соболезнования — что тут скажешь, когда такое? Можем съездить к ней на кладбище, если хочешь.Илья оторопел от такой наглости.— Нет еще никакого кладбища.Хазин недоуменно свел брови.— В смысле?— В том и смысле. Похорон еще не было. Мама в морге. Денег у меня нет на похороны.— Подожди-подожди, то есть ты вместо того, чтобы мать хоронить поехал меня по клубам искать? Или денег у меня хотел попросить.Илья вскочил на ноги и вцепился в спинку соседнего сидения до побелевших пальцев — лишь бы опять не сорваться. Если бы он ударил Хазина сейчас, то точно убил бы, и сам господь бог ему не помог бы.— Мне ничего от тебя не нужно. Тем более денег твоих паршивых.Он с трудом разжал кулаки и пошел по вагону к выходу, благо уже почти приехали и скоро выходить. Хазин бросился за ним.— Илья! Ну стой, подожди, Илья! Я же сказал тебе, что не могу всё это… Да, я идиот. Извини, пожалуйста. Ну, Илюш, ну прости, я правда редкий придурок. Это единственное, что я помню, кстати.Они вывалились из вагона, едва открылись двери и Илья быстро пошел по привычному маршруту, зная, что Хазин следует за ним.— Илья! Блядь, да подожди ты!Илья все-таки остановился и позволил себя догнать. Не думая, достал из кармана телефон, разблокировал, нажал нужный контакт и сунул прямо в руки Хазину.— Это что?— С матерью своей поговори, она волнуется.
— Но я…— Я уже набрал.Выражение лица у Хазина стало каким-то затравленным. Он обреченно прижал трубку к уху, слушая гудки, а потом сказал неуверенно:— Алло, мам?— Алло, Петя! — его мама говорила так громко, что Илье, стоявшему в двух шагах, было слышно всё до последнего слова. — Петенька, ты куда пропал? Перестал отвечать на сообщения, не перезваниваешь. У тебя всё в порядке? Где ты?— Да, мам, всё хорошо. Я с другом.— С каким еще другом? До тебя Денис Александрович прозвониться не может, сказал, что ты ему наврал.— Мам, у меня ЧП.— Какое еще ЧП? Петя, господи, что случилось?!— У друга мать умерла, надо помочь.Илья уронил лицо в ладони, пытаясь подавить истерический смех. Сказочный мудак Пётр Хазин — что до потери памяти, что после. Мама на том конце связи тоже была немного удивлена.— Петь. Я всё понимаю, друг, такое горе… Но как же работа?— Есть вещи важнее работы. Мам, я перезвоню позже, ладно? Не волнуйся, со мной всё в полном порядке.
— Ладно. Пожалуйста, не пропадай.
— Ага.Хазин нажал на сброс и вернул телефон Илье, а затем неожиданно присел на корточки, зачерпнул пригошню снега и умыл лицо.
— Это так странно, — тихо сказал он. — Голос совершенно незнакомый. Я умом понимаю, что это моя мама, но не узнаю.
Он продолжал сидеть рядом с сугробом, бездумно скатал из себе снежок и игрался теперь с ним, как ребёнок, перебрасывая из руки в руку. Илья опустился на корточки рядом, отобрал снежок и выбросил куда подальше. Пальцы у Пети были красными, нос и кончики ушей тоже. Не хотелось ощущать к нему приязнь, жалость или просто хоть какие-то положительные чувства, но именно это сейчас и происходило.— Вы же по телефону говорили. Голос искажается.— А что если я ее увижу и не вспомню?— Вспомнишь. Она ведь твоя мама, а ты ее сын.— Я боюсь.— Меня же ты вспомнил. Давай пойдем, а то замерзнешь, — Илья встал первым и протянул ему руку.Они медленно брели по плохо освещенным улицам, Хазин поднял воротник и весь съежился в своем пальто не по погоде, словно только после замечания понял, что ему вообще-то холодно. Илья старался идти быстрее, но усталость навалилась бетонной плитой и ему казалось, что он едва переставляет ноги. Хазин пробормотал что-то на грани слышимости.— Что?— Я говорю, что это забавно. Сегодня утром, когда я попал в больницу меня осматривал один травматолог, который еще с ночной смены остался. Сказал, что я везунчик и меня ёбнули так, что мог уже и не встать. Но! — он вдруг остановился и многозначительно поднял палец вверх. — Моя потеря памяти с этим не связана.
— То есть как? — Илья тоже остановился, хотя до дома оставалось всего ничего.— Говорит, что я не похож на обычных отбитых, которым по голове настучали и у них эта, ретроградная… Короче, у меня не так. Я вполне вменяем, адекватен, просто не помню, кто я. И типа за годы работы он — ну, мужик этот, травматолог, — такого навидался, всяких психов и беспамятных. Он сказал, что, скорее всего, память я потерял из-за нервного потрясения. До того, как мне настучали по башке, я увидел или узнал что-то такое, что меня просто из колеи выбило. И что теперь психика защищается. Не знаю, может, пиздел, но говорит, что есть такое заболевание.— И как называется?Хазин посмотрел на него растерянным взглядом.— Блядь. Забыл.Илья тяжело вздохнул, взял его под локоть и потащил за собой.— Какой же ты пиздабол, Петь, невероятно просто.
— Ну что! Ты мне не веришь?— Верю, что если щас в дом не зайдем, то ты уши отморозишь точно.
Дома было тепло — на этом плюсы и закачивались. Илья замешкался в коридоре, снова ощутил всё горе, одиночество и жестокую иронию ситуации, в которой он оказался. Мамы больше нет и никогда не будет. В этой квартире и в своей жизни он один, а Хазин со своим пальто, заснеженными модными ботинками и дурацким любопытным лицом лишь временное искажение пространства. Ему вдруг пришла в голову прекрасная идея: позвонить матери Пети с его телефона завтра и рассказать, где он. Сдать с рук на руки, возможно получить немного денег за хлопоты — в самом деле, почему нет? А там уже не его проблемы.— Илья, можно в душ? Я что-то и правда замерз немного.— Чего спрашиваешь? Иди.Хазин было сунулся в ближайшую дверь, но Илья захлопнул ее быстрее, чем успел предупредить вслух.— Не сюда. Это мамина комната.— Понял-понял.Дальше пошло как-то легче. Петя скрылся в душе, Илья прошел на кухню. Поставил чайник и кастрюлю с остатками супа разогреваться, себе налил рюмку водки, быстро опрокинул и вернул бутылку обратно в холодильник, почему-то воровато поглядывая на дверь в ванную. В одном из ящиков он нашел остатки картошки, в другом початую пачку макарон. На мгновение завис, но в итоге выбрал картошку. Рутинные действия успокаивали, а усталость не позволяла думать дальше одного шага вперед. Он так давно не готовил для себя, потому что — прочерк. А для других людей не готовил еще дольше, да и в доме его давно не было никаких гостей, ведь он — данные удалены.
Петя вылез из душа, когда картошка уже дожаривалась, весь красный, распаренный, закутанный в старый банный халат Ильи. Мама, наверное, специально для его приезда вытащила и постирала, вот только Илью он не дождался.
— Я штаны кинул в машинку, ничего? А то на них уже смотреть страшно.— Ничего. Ты бы оделся, — Илья кивнул на его голые ноги. — Не май месяц.— Блин, вот чего ты меня постоянно укутать пытаешься? У вас отопление тут шпарит будь здоров. А ты, кстати, даже свитер не снял. Может, это тебе холодно, а не мне?Илья пожал плечами. Чувство холода уже стало привычным, он и подумать не мог, что другим людям может быть тепло. Да и не было вокруг других. Он все-таки нашел Хазину домашние штаны и какую-то футболку, застелил диван в зале свежим постельным бельем, быстро сходил в душ сам и все-таки заставил себя вернуться на кухню. Петя стоял у окна с чашкой чая и смотрел во двор. Что он там пытался увидеть в темноте?— Забыл спросить, у тебя тут можно курить или в подъезд бегать?— Кури. Форточку открой только.
Несколько минут они молчали, Илья ел остывшую картошку, которую доделывал уже Петя, а тот курил его сигареты, не глядя на него.— Тебе неприятно находиться со мной рядом.Илья тяжело вздохнул.— Бля, Петь, пожалуйста, не надо.— Я серьезно.— И я серьезно. Давай завтра обсудим, сегодня я уже ничего не могу. Ты тоже спать иди, утро вечера мудренее.Петя обернулся и посмотрел на него пронзительным взглядом.— Ладно, — потом затушил окурок в блюдце и пожал плечами. — Можно только один вопрос? Всего один, правда. Я ведь здесь никогда не был?Илья покачал головой.— Окей. Доброй ночи.Он хотел пройти мимо, но Илья почему-то его окликнул.— Как это… ощущается? Потеря памяти. С чем можно сравнить?Петя на секунду задумался.— Как будто ты стоишь перед знакомой дверью, а у нее нет ручки. Немного раздражает, но и открывать почему-то не особо хочется.Эти слова почему-то застряли у Ильи в голове. Он прокручивал их, пока мыл посуду, пока ворочался и устраивался спать. Потом вдруг вспомнил, что телефон Хазина оставил в коридоре в куртке, и аж подскочил на кровати. В Петиных чатах наконец было тихо, даже Нина не писала ничего нового. После звонка матери перестал пытаться прозвониться и Денис Александрович, прислал только лаконичное: “Жду заявление, две недели у меня отработаешь, сука”. Илья усмехнулся и вышел из телеграма. С заставки ему привычно уже улыбался Хазин — лукавой и чуть-чуть ненастоящей улыбкой, совершенно не такой, как в жизни — Илья смотрел на него пока экран не погас сам по себе.