1 (1/2)

В ту ночь он приснился ей нормальным.Ванда смотрела как бы со стороны и отовсюду. Смотрела, как он сидит на какой-то груде барахла и играет со щенком. Щенок резвился, бегал вокруг него, лаял. Хантер улыбался. Улыбался?

Если бы он умел, он улыбался бы именно так. Скованно и сквозь напряжение. Но его глаза выдавали всё: это было по-настоящему, взаправду. В его глазах тоже было что-то от улыбки, нечто живое и светлое. Не блеск машинного масла в светло-карей пустоши, не чутьё, прожигающее насквозь, не боевая готовность ко всему в настоящем и будущем. В его глазах теплота, они цвета чая, который Ванда заваривает каждый вечер, ожидая его возвращения. Так хочется посмотреть в них ещё немного.

Но утро забирает у неё его призрачный портрет, оставляя наедине с реальностью.

Настоящее его лицо хмурое, бодрое, заранее немного злое. На настоящем его лице шрамы, за которыми сложно разглядеть, что таится в его глазах.***Ванда снится ему счастливой. В этом сне она гибкая и тёплая, она прикасается к нему легко и дерзко, её руки расслабленны — не напрягает предплечья, чтобы в любой момент отдёрнуть руку, не спрашивает разрешения. Вся она, как антоним к слову ?страх?.Он тянется к ней, оставляя осторожность и нежность, просто прижимает её к себе, просто расстёгивает её рубашку, а она не дрожит, не ждёт чего-то неизвестного, а льнёт к нему, как голодная кошка за лаской.

Но он смотрит на неё и видит: на её животе шрамы от пыток, под ногтями старые отметины от игл, она снова смущённо отворачивается, говорит бездушным, не свойственным ей голосом ?красные допрашивали? и больше ничего не говорит. И он вспоминает: за её плечами — три года в страхе рядом с мужчиной, который с ней… Что он с ней делал?Призрачная Ванда в его сне становится настоящей. Она забирается в постель, будто поднимаясь на плаху. Она прячет страх тщательно, дотошно, но он всё это чует и не может её тронуть.

А она ждёт, что это случится и дрожит невидимой дрожью, не понимая, что это всё вообще второстепенно, не обязательно. Не такой ценой.

Он просыпается от того, что она, ещё полусонная, тычется в него лицом как слепой котёнок, а потом, очнувшись, спрашивает: ?можно??Его хватает только на куцее, бесцветное: ?нужно?.И она вдруг оттаивает, скользит по нему руками, прижимается крепче, как перед сном. Живая и смелая. Гибкая и тёплая.Теперь она верит: ему тоже всё это нужно. Она ему не чужая.

***Ванда исподтишка любуется им, пока он стягивает футболку и ищет по комнате свой старый чёрный свитер. У Хантера дома всегда идеальный порядок, но Ванда в прошлый раз забылась, наводя чистоту, и случайно спрятала его вещи в сумку с оружием. Она смотрит на шрамы на его теле: каждый из них она уже запомнила, каждый любит по-особенному. Но не решается к ним прикоснуться всерьёз, чтобы это не было расценено как…?Больше так не делай?, — говорит он, и она кивает.Уже собираясь уходить, он вдруг поворачивается к ней и произносит: ?я приду?.

Очевидный факт. Наверное, это что-то значит на его языке, но Ванда точно не знает, что именно.Когда дверь закрывается, она решает переодеться. Сегодня её единственный выходной, нужно успеть многое. Новая одежда, принесённая с поверхности, пахнет мылом и свежестью. Сегодня единственный день, когда она распускает волосы, надевает юбку, серый свитер и клетчатую рубашку.

Всю остальную неделю она шатается по станции в привычном своём невзрачном наряде — в тусклой безразмерной майке, пальто из Рейха с дважды разодранным и криво заштопанным рукавом на месте идеологических нашивок и чёрных джинсах, заправленных в высокие ботинки.

Она умывается и садится за книги, взятые на дом. Не слишком ценные книги, иначе ей бы не позволили их унести. Даже по субботам ей не хочется отдыхать от них. Довоенная история превращается в её руках в ёмкие таблицы, простые и понятные, но не нужные никому, кроме неё.

Это увлечение ей пока не с кем разделить. На Севастопольскую она уже никогда не вернётся, поэтому тот старик не увидит, что молодёжь продолжает его дело, не обсудит с ней вероятных противников их похороненной страны, причины и поводы ядерного удара. Ванда скучает по старику.

В сумке накопились лишние патроны, поэтому она идёт в местное кафе, покупает себе табак и немного спирта, разбавляет его водой и пьёт сама с собой, чтобы окончательно растворить следы своего пронзительного сна и набраться храбрости.- Эй, Васька! Василиса!Ванда не сразу откликается на новое имя.

К ней приближается Люська-Волына с Китай-Города, бывшая наёмница, недавно обосновавшаяся здесь. Люське давно за тридцать, сталкерский опыт у неё огромный, но она ведёт себя так развязно и по-свойски, что Ванда невольно перестаёт смотреть на неё сверху-вниз и начинает весело отвечать на пустые вопросы, делиться с ней спиртом и подслушанными у начальства подробностями завтрашнего рейда.