Фаза 4. Полет. (1/1)
Мое орудие пытки уже не крутится, вихрем несется, озлобленно бросая мне на голову все новые секунды-градины. Они сыплются остервенело, бешено, водопадом боли слетая с верхних лопастей моей чудо-карусели и, замерзнув на полпути, встречаются с моим лицом уже ожесточенными ледяными глыбами.Замираю и зажмуриваюсь. Повязку давно сдуло встречным ветром, держать себя в руках все сложнее.
К моей макушке с первой космической неотвратимо движется безжизненная водная гладь. Зеркало. А что там, в зазеркалье? Алиса не скажет. Алиса мертва, — ехидный смешок, — и как он еще умудряется в таком состоянии вспомнить...хм... Тридцать первое имя? Кто знает.Неживая поверхность гостеприимно скалится. Градины, разодрав мое лицо в клочья, падают на нее и исчезают. Так и я отправлюсь в небытие — с облегчением смеюсь — и проклятое "сегодня" наконец-таки кончится.Колесо вот-вот завершит очередной круг. Да, скоро все кончится. Но не стоит ждать спасительного "завтра" — оно не придет. "Сегодня" закончится и начнется снова, этот круг не разорвать, даже смерть моя продлится недолго — всего-то какой-то никчемный отрезок вечности, проведенный там, под водой.Снова смиренно прикрываю смерзшиеся веки. Очередная иллюзия наползает на глаза изнутри, и мой безвольный разум в который раз повинуется.Кто я?Я игрушка в руках времени. Время умело использует мою оплошность: избавившись от своих нарицательных оболочек, став никем, я сам подставил себя под удар.Где я?Имеет ли это значение? Мои глаза — теперь уже оба — скованы полупрозрачной темной повязкой. Мои руки надежно привязаны к чему-то твердому. Я там, откуда не бывает выхода.Надо мной нависает, закрывая тусклый свет, тощая маленькая фигурка. Зная правила игры, расслабляюсь, выжидая удобного момента.Холод сковывает конечности. Здесь никогда не бывает сквозняка, затхлый воздух помещения не разбавит жалостливое дуновение ветра — однако, привычный лед пронизывает до костей. Лед чужих прикосновений.Когти безжалостно вцепляются в правое плечо, раздирая мою окоченевшую плоть в клочья. Сжав зубы, терплю, давясь молящим стоном: это еще не все, худшее впереди.Мягкие пальцы безжалостно ласкают левое бедро, раздирая мое мертвое отчуждение в клочья. Стон прорывается на свободу сквозь баррикады сознания, я сдаюсь окончательно. Приоткрытые губы едва шевелятся, молят...Мой палач слышит мольбу. Ласки становятся жестче, губы настойчиво впиваются, вытягивая из легких последний воздух. Повязка небрежно сдвинута с левого глаза, и я снова вынужден видеть его.Его лицо. Неестественное, плотоядно осклабившееся. Родное до щемящей боли, пересиливающей зуд в свежих ранах. Его седые волосы таинственно блестят, отбрасывая на мои истерзанные губы отблеск пламени свечи. Это желание коснуться их, осторожно провести пальцами вдоль подбородка, прижать к себе, успокоить...Выжигает изнутри. Сжимаюсь в комочек, нанизанный на острые нити мольбы. Сквозь слезы тянусь рукой, но рука привязана.Мой мучитель чувствует этот порыв и ядовито смеется. Стены вторят смеху, раздавшемуся откуда-то со стороны, отражают его, разбрасывая недоброй вестью по моей голове. Пользуясь моим замешательством, блондин насаживается на меня, вжимая исцарапанную спину во что-то, отдаленно напоминающее колотый лед. Внимательнее прислушиваюсь к ощущениям, горько усмехаясь: ах, нет, всего лишь мятая простынь...Словно перехватив на полпути мою попытку отвлечься, седой мальчик ловит мою мысль за кончик и давит между пальцев, впуская мою плоть глубже и начиная двигаться болезненными рывками, пыхтя и мстительно скалясь.
Я злюсь, охваченный волнами отчаяния. Ожесточенная гримаса отражается на моем лице. Мальчик, заметив её, благосклонно смеется и, полоснув ножом по стягивающим мои руки веревкам, перекатывается под меня, будто делая знак продолжить игру.— Эй, может, хватит уже? Ты разве не слышала, что сказал Граф? "Прикончите их быстро, без заморочек, и дуйте разбираться с генералами!" А ты что тут разводишь? — Тики со скучающей физиономией пнул ворох валяющихся на полу игрушек.
— Да поняла я, поняла. Видишь, уже почти все, он на пределе... Скоро все закончится. — Торжествующая улыбка и заразительный детский смех. — А пока сиди и наслаждайся просмотром, скоро у нас будут гости.
Это был явный просчет. Разорвав мои путы, дав мне свободу, он подвел черту этой игре. Размахиваюсь, бью фальшивого Аллена наотмашь, слетаю с кровати и отскакиваю в дальний угол безликой комнаты.Седоволосый в искреннем недоумении проводит пальцами по раскрасневшейся щеке. В примирительном жесте протягивает руки, привстав на кровати:— Ты что, Лави? Мы же друзья! — в голосе сквозят нотки обиды, непонимания, но глаза сдают мальчишку с потрохами: в них все светится тот неистовый животный огонь, поблескивает хитрая усмешка.
Ха, друзья? Теперь это так называется? Оглядываю комнату в поисках чего-то острого. И — вот так совпадение! — прямо перед носом валяется старинный кинжал. Знакомый до раздирающего внутренности ужаса. Стоп...Так уже было. Нет, не в этой безобразной, скомканной наспех бесконечной иллюзии. Так было, когда Лави был жив. Напрягаюсь, силясь вырвать из памяти трепещущие обрывки прошлого... Да! Больше ты не посмеешь втягивать меня в свои глупые игры, не сможешь запутать сознание!
Память книжника внутри меня просыпается, торжествуя. Смертоносная улыбка, очнувшись где-то в уголках губ, рассеянно бродит по лицу. Сжимаю крепче кинжал. Теперь все не так, как раньше, как в прошлые сотни раз — круг наваждения разорван, теперь все в моих руках.Друзья, говоришь? Да, в прошлый раз Роад тоже так говорила. Спрятавшись за фальшивой личиной Аллена.Ужас пробегает по лицу белобрысого. Я довольно скалюсь. Он не успевает опомниться, безразличная сталь касается его нежной сахарной кожи, разрывая.Книжник торжествует. Хриплый стон срывается с губ умирающего мучителя, его горячая кровь орошает лед моего тела.
Но что... Почему иллюзия и не думает исчезать? Неужели я где-то просчитался?Ненавистный, куда более ледяной, чем эти стены, куда более сковывающий, чем эти веревки, смех. Тело Аллена — теперь точно знаю, настоящего, живого и теплого Аллена — обмякшим мешком висит на моих плечах.
Его глаза мягко сужаются, до краев наполнившись болью и теплой грустью. Мои глаза резко расширяются, но даже теперь им не вместить всего отчаяния, что мной овладевает.Все, что было дороже жизни, дороже этих дурацких книг, дороже всех имен и историй, у меня в руках. Я прижимаю к себе теплый комочек, но даже мои жесткие объятия не помогают остановить кровь.Рука из последних сил взметается, проводя по изможденному лицу, нежно касаясь высохших губ. Аллен улыбается — вот просто так, едва держась на ногах, истекая кровью, он улыбается мне. Он при смерти, эта улыбка — последнее, что останется от него в этом мире.
А я так не могу, я кричу изо всех сил, все сильнее прижимая бездыханное, но продолжающее тепло улыбаться мне тело. Сжимаю его, пока оно не превращается в седой пепел, крошащийся на мириады пылинок в моих руках.Чей-то голос зовет меня сквозь призму обезумевшего вконец сознания. Кто-то настойчиво трясет...Мне уже все равно. Кончики волос осторожно касаются зеркальной глади. Колесо проворачивается рывком, и я отправляюсь в небытие, куда-то, где по ту сторону безжизненного зеркала я наконец-то смогу спокойно присоединиться к исчезнувшей без следа Алисе.Выдохнув поглубже весь воздух, погружаюсь.