17.0 - Вырезанная сцена ?Анальная кара? (2/2)
- Прекрати… Пожалуйста, - просит Киёши.
Вроде никто не разрывает ему анус, не прижигает каленым железом и даже не отбивает почки. Просто раз за разом заставляют падать на мусор из стекла, мелких веточек, камней, еще черти знает чего, голым животом и тем, что ниже. И он не знает, быть может кусок какой-то стекляшки уже вгрызся и застрял в плоти, может, он уже подцепил какую-то заразу или повредил важный нерв. Он не знает, а ощущениям, приукрашенным страхом, верить нельзя. Нельзя, но больше ничего не остается.
– Прости.-...- Прости, - снова срывается с губ. - Прости, прости, прости…- Слабый ты, - усиленным эхом звучит голос Коллинза над головой. А его рука снова безжалостно лезет между ног и тянет за мошонку.- Слабый, - соглашается Киёши.
Он готов на все согласится. Импотентом становится не хочется, шрамов не теле не хочется, не так страшна боль сама по себе, сколько то, что она несет в себе. Угрозу, последствия. Хотя и в самой боли приятного мало, если только ты не мазохист. А наследник ?Мориямы? к таковым себя не причислял. Поэтому прикусил губу до крови, чтобы не вскрикнуть, когда снова последует удар, когда уже разодранные, кажется, до мяса, колени, вновь пробороздят пол, оставляя на нем багровые следы. Но удара все нет и нет. Вместо этого есть какое-то шевеление сзади. Ягодицы раздвигают, горячее и твердое упирается в дырочку между ними и надавливает. На сухую.Сначала кажется, что кошмар кончился. Сейчас его трахнут и все. Но боль, вдруг резанувшая, все нарастает. Кажется, кожа трескается, а чужой член не проникает в анус, а проделывает новое отверстие.Киёши не может сдержать всхлип, он умоляет себя расслабиться, но ягодицы сами сжимаются, внутри все сжимается, но он усилием воли заставляет себя перестать. Ведь так больнее. Но и иначе – тоже. А если и так и так больно, то к чему терпеть?Теперь, когда боль в коленях кажется пустяком, насмешкой по сравнению с тем, что чувствует его все растягиваемый и растягиваемый анус, Киёши дергается, уводит зад от цепких пальцев, но его почти тут же настигает ставшее знакомым ощущение сжимающей яйца ладони.Что больнее?Нет сил терпеть это.
А вдруг это не член? Он никогда не чувствовал член в себе, так что вдруг это просто согретая в руках бутылка? Или еще какой посторонний предмет?Но нет, это все таки член. Он чувствует, как Коллинз прижимается к его ягодицам животом, как чужие яйца бьют по его мошонке. Вошел. Целиком. И тут же потянул назад. Больно. Словно выворачивает наизнанку.
- Тс-с-с, мне тоже больно, расслабься, - цедит мучитель сквозь зубы.
Ягодицу обжигает шлепок. Слуха достигает довольный выдох-полустон.
– А ничего... пошло.Снова шлепок. К нему нельзя подготовится. Мышцы содрогаются, расширяясь еще больше, против воли. И тут же сокращаются. Больно. Кровь стекает по подбородку из прокушенной губы. А член внутри вроде как уже скользит свободнее и кажется, что вместо смазки – его кровь, потому что боль не уходит, она сливается в одно единое тянущее ощущение.
Киёши уже не прижимается к деревяшке лбом, елозит щекой. Ему все равно, где болит сильнее. Ему все равно на унижение. Лишь бы только быстрее все закончилось.Боль становится привычной.Все тело горит, как при лихорадке. На улице минус, но ему действительно жарко. Киёши не чувствует запястья, связанные за спиной. Он только слышит шлеп-шлеп по своем ягодицам. От тряски что-то впивается в колени сильнее, в раны на коленях, но все это уже где-то на грани сознания, истощенного борьбой с самим собой. Он хотел сохранить достоинство – не получилось. Он просил прощения, но не получил ответа. Его имеют на какой-то заброшенной стройке, костюм порван. Неизвестно, где его люди. Что с его компанией. Возможно, именно сейчас полиция штурмует штаб-квартиру, опечатывает имущество, замораживает счета. А все, о чем он может думать – почему в животе разгорается странное, знакомое, жаркое ощущение.Быть может потому, что Коллинз перестал просто долбить его зад. Он входит под углом, словно специально раз за разом задевая ту самую точку, где простата ближе всего. И чресла наливаются тяжелым возбуждением. Не смотря на боль, что уже где-то на задворках сознания. Словно багровое небо прорезает яркий луч солнца. И уже не ясно, где боль, а где нарастающее, лишающее способности мыслить, резкое, острое, пронзающее удовольствие.Но определиться ему не дают. Горячая сперма заливает нутро. От нее все внутри тут же начинает щипать, Киёши стонет, когда Коллинз вытаскивает из него член. Колени дрожат, анус еще сокращается, словно его продолжают терзать, но ягодиц касается прохладный воздух. Собственное дыхание перестает заглушать большинство звуков. Реальность выступает выпукло и беспощадно.
Хлопок по заду.
Шаги по мусору.
- Где-то через полчаса приедут менты. У тебя есть выбор дождаться их или… свалить.Что-то падает на пол. Киёши разлепляет до этого крепко зажмуренные глаза и видит складной нож.- Не то что бы я такой уж добряк, - удаляющийся голос Коллинза, - но считай, что сучка из тебя… мне понравилась.