Глава 10 - Голой овцы не стригут (1/2)

Рин смотрел на потолок: серый, в трещинах – такой потолок раздражал, но альтернатив как бы и не было. Что до слуха, то его услаждали голоса, доносящиеся из глубин этого обветшалого дома. Колокола в голове из-за них звенели громче, не давая уснуть, а ведь сон казался единственным доступным способом избавиться от боли. Попробовал повернуть голову, но гипс, прочно фиксирующий шею и подбородок, в который раз не дал ему это сделать, а для большего требовались просто титанические усилия. Его тюремщики прекрасно знали, что сбежать в таком состоянии нереально, поэтому даже не утруждали себя наблюдением.Рин не знал, как оказался в этой комнате без двери.В памяти - черный провал. Вот он захлебывается собственной кровью на мягкой, как перина из лебяжьего пуха, земле, а уже в следующее мгновение выныривает из мутных глубин сна на жесткой как камень постели, весь упакованный в бинты и гипс, а нос совсем не дышит под слоем повязок. Именно сломанный нос причиняет больше всего боли – кажется, что кость пилят ржавой пилой.Уж лучше бы он не просыпался. Кто-то добрый вколол обезболивающее, но очень скоро эффект от него начал спадать…

- Не передумал еще?Правильный, как по учебнику, английский легко понять. Тем более, если вопрос задают с завидным упорством каждые тридцать минут.

И каждый раз уходят, не дождавшись ответа.

И снова из глубин дома доносится нестройный хор голосов.

?И что это за отношение такое? Сначала едва не убили, потом отвезли к врачу, а, подлатав, оставили одного: без обезболивающего, воды, еды и элементарной помощи с туалетом? Это просто издевательство какое-то. Надо будет обратиться в комитет по правам пленных. У них тут, в Америке, полно комитетов по защите всяких прав, так что и такой найдется. Хотя, это не Америка, а Канада... А велика ли разница?..Мизуки, вот ведь гандон, в тепле, сейчас, и уюте…?Неожиданно разлившийся по внутренностям дома звон многократно отразился от стен, и, продолбив в голове зияющую дыру, стих. Рин некоторое время изо всех сил сжимал зубы, молясь, чтобы лава в черепе перестала плескаться туда-сюда. Однако, когда способность воспринимать звуки вернулась, радоваться оказалось особо нечему, ибо кто-то приближался. Шаги не тяжелые, визитер одет в кроссовки или легкие туфли - не поймешь, но точно не в армейские ботинки.Открыл глаза, натыкаясь взглядом на трещину на потолке, ставшую, кажется, еще длиннее, покосился в сторону дверного проема. Если идущий войдет в комнату, его удастся даже увидеть, а не только услышать. Наверное.Монотонный гул разбился на несколько голосов, потом все стихло и на фоне потолка всплыло озадаченное лицо Крашника. Рин тут же закрыл глаза обратно. Как же он устал. Ему бы плакать, скулить от боли, сжимаясь в тугой узел… Однако, сил на это просто нет, а выражение лица… Даже интересно, различимы ли хоть какие-то эмоции на том, что от него осталось?

- Мне нужен только адрес, - доносится шепот.Шестеренки в голове отказываются крутиться, их залило горячей смолой, спутало стальными канатами мигрени, они заржавели и склеились друг с другом. Но даже в таком состоянии Рин способен догадаться, что его невинная провокация не возымела успеха: туристы с выправкой военных все еще на стороне своего ?кореша?, чтобы это слово не значило.Кровать пнули. Или задели – не суть важно, специально или нет, главное, что от этой незначительной встряски в голове обрушился колокол вместе со всей колокольней, на миг ослепив и оглушив. Рин уставился на потолок, пережидая подкативший к горлу приступ тошноты. Если в желудке еще что-то осталось, не хватало еще захлебнуться этим. Очертания трещины на потолке стали четче – зрение почти вернулось в норму, как и слух. Хотя, даже не слыша дыхания человека, Рин ощущал чужое присутствие ?кожей?, как говорят. Чувствовал взгляд на себе.

Последнее, что хотелось делать, это отвечать. Но сколько он еще может валяться вот так? Без лекарств? Без помощи? Не говоря уже о том, что одно дело – обоссаться, другое – продолжить валяться во всем этом.- Скажи мне адрес, - повторил голос.

Негромкий, обеспокоенный, настойчивый. Ринрэй не видел больше лица гостя, но успел запомнить его выражение. Да уж, до безмятежности там было как до Токио пешком.Откуда-то материализовался упертый маленький молоточек и принялся выстукивать похоронный марш по виску. Рин поморщился, облизал сухие губы. И почти тут же их коснулось что-то холодное и влажное. Платок. Послушно обхватив ткань, втянул влагу в рот и с трудом проглотил гомеопатическую порцию.

Полегчало.- Ми… - горло царапнуло воздухом, едва не закашлялся – еще одно обрушение колоколов в голове он бы не выдержал, пришел бы в себя слюнявым психом, точно.

- Мизуки? – каким-то чудом догадался Крашник, Рин закрыл глаза. Жутко потянуло в сон, да и голоса затихли, еще бы этот озабоченный свалил, глядишь, и удалось бы отключиться на часок, другой.

- Ты знаешь, где Мизуки? – голос не дал провалиться в соблазняющую покоем тишину.

Рин открыл глаза, закрыл. Губы шевельнулись, выговаривая ?да?, но без звука.

- Он у Мишима??Да?- Зачем он вам?Однако, умел Крашник задавать вопросы тому, кто не может говорить. И как прикажет ему отвечать? Рин бы хмыкнул, если бы смог. Пошевелил пальцами рук. Не видя, сложно определить трудоспособность, но вроде правой даже что-то почувствовал.

- Тебя отвезут в больницу сразу, как только скажешь адрес, - другой голос, с акцентом, от двери, которой нет.Теперь понятно, откуда тишина. Столпились, наверное, в коридоре, ждут его решения. Рин вздохнул медленно, чувствуя, как одеяло на груди натягивается, начинает давить сильнее – или чем там его укрыли.

- Или предпочтешь сдохнуть? – третий голос, но в унисон со вторым.

Знали бы они, насколько близки к истине: в его ситуации лучше умереть, чем предать. Потому что там, в Японии, осталась семья. Да даже если бы и не было никого, что он, собака неблагодарная, хозяина гадам всяким сдавать?Но и медленно умирать, корчась от боли, в луже мочи и рвоты – ну совсем не хочется.Правую руку согнуть не вышло, гипс. А вот левую – вполне, правда, было ощущение, что поднимает бревно обхватом с торс взрослого мужчины, но ладонь к уху приложил.- Где его телефон? – в полной тишине спросил Крашник. Тихо спросил.

Еще мгновение ничего не происходило, но вот затопали, недовольно сопя и что-то бормоча себе под носы. Знать бы, что, глядишь, на будущее пригодится.

?Пик-пик?, - Рин почти видит, как проходятся пальцы по кнопкам несовременного, но отменной крепости аппарата. Нетерпеливый голос, потом еще один, громче, резче. Суета, топот, грохот хлопнувшей двери.