Пятница, 3 апреля (1/1)

— Знаешь, что Весы — единственное из двенадцати зодиакальных созвездий, которое не носит название живого существа?Джинён натягивает кепку на глаза, прячась от ярких солнечных лучей и взглядов, направленных в его сторону. Он намеренно громко прочищает горло и, как ему кажется, ясно даёт понять, что ему совсем не интересно слушать о созвездиях, гороскопах и прочей ерунде, которой увлекается Сынхун.— Более двух тысяч лет назад точка осеннего равноденствия находилось в области созвездия Весов, — Джинён приоткрывает один глаз, незаметно поглядывая на друга, пока тот продолжает говорить о Весах. — Во время своего годового движения по эклиптике Солнце появлялось в этой точке двадцать третьего сентября, и тогда день был равен ночи по продолжительности…Когда Сынхун расходится, его невозможно остановить. Он выдаёт по тысяче слов в минуту и практически не дышит, боясь, что во время вдоха кто-нибудь решит его перебить. Однажды он полночи заговаривал с Джинёном по телефону, рассказывая о самом масштабном звездопаде этого десятилетия. Джинён вырубился на первых же трёх минутах, а Сынхун продолжал говорить, пока сам не уснул.— Ты знаешь, что сегодня на обед? — Джинён сладко потягивается, выпрямляя руки и расправляя широкие плечи. — Давай перекусим.Сынхун прерывисто выдыхает. На самом деле, он не выглядит таким уж счастливым и увлечённым, под его глазами пролегли тёмные круги, и он все три пары зевал на задней парте. Только вчера он выглядел неплохо, а теперь снова похож на сбежавшего из больницы пациента.— Ты совсем не спал прошлой ночью? — Джинён стягивает кепку, бросая её на соседнее сидение, и садится вполоборота к Сынхуну, осматривая его. Он не слишком внимательный к другим людям, но с Сынхуном всё иначе. Это как синдром старшего брата, только Джинён вообще-то младше.— Я пытался подсчитать звёзды вокруг Весов, — потирая затылок, Сынхун выдавливает из себя неловкую улыбку, — лучше всего их видно в середине июня, но я боялся… боялся, что у меня не будет возможности рассмотреть их летом.Джинён качает головой и от этого Сынхун чувствует себя ещё более неловко. Он не может никому рассказать, даже своему лучшему другу, потому что вечно плачущей мамы ему хватает, и потому что это как минимум несправедливо — тратить своё время и нервы на кого-то столь незначительного и недолговечного.— Иногда ты ведёшь себя как идиот. С чего ты взял, что летом не будет возможности? Собираешься уехать куда-то? — Джинён фыркает. — А даже если уедешь, там что, неба не будет?Отчаянно желая перевести тему, Сынхун снова утыкается в исписанный дневник. Помимо изучения звёзд, прошлой ночью он так же занялся изучением девичьего дневника. Он правда не собирался читать что-то столь личное, но постоянно ловил себя на мысли, что это ради Джинёна. Если его лучший друг кому-то настолько нравится, не стоит ли ему за это ухватиться? Владелица дневника, кем бы она ни была, кажется забавной и по уши влюблённой.— Ты прав, нам стоит перекусить, — Сынхун убрал непослушную чёлку назад, но уже через мгновение она снова упала на глаза. — В столовой сегодня лапша, много-много лапши. Возьмём острый соус?Прохладный весенний ветер вздымал в воздух опавшие лепестки пахнущих вишен, постепенно перенося их с аллеи перед корпусом на футбольное поле. Теперь свежую зелёную траву было сложно разглядеть под покрывалом нежно-розовых лепестков. Во время тренировки Джинён несколько раз поскальзывался на них и даже один раз шлёпнулся на пятую точку, рассмешив этим наблюдающего за всем с трибуны Сынхуна. Глупо, но Джинён с удовольствием упал бы ещё раз двести, если бы это заставило его друга улыбаться. Он выглядел слишком уставшим, слишком задумчивым и слишком отдалённым. Он только вернулся после продолжительной простуды, но снова кажется больным.— Слушай, я вот тут подумал, — Сынхун прижимает к груди стопку черновиков и тетрадей, то ли не зная, куда их деть, то ли намеренно игнорируя пустой рюкзак, — старшекурсники, которые в этом году выпускаются, будут слишком заняты следующие три месяца, а значит вряд ли смогут посещать все тренировки и участвовать в футбольных матчах… Может, мне попробовать попасть в команду?Нога Джинёна соскальзывает со ступеньки, и он едва удерживает равновесие, чтобы не покатиться вниз, к заваленному лепестками полю.— Что?! — его вопрос звучит слишком громко, но он и не пытается говорить тише. — С ума сошёл?!Губы Сынхуна автоматически выдвигаются вперёд. Он постоянно так делает, когда не понимает, что говорит учитель, или когда интенсивно думает, напрягая все возможные извилины в мозгу, а ещё он делает так, когда чем-то обижен. И прямо сейчас Джинён понятия не имеет, чем именно вызвано это действие парня — непониманием, раздумьями или обидой.— Ты был на физкультуре раза четыре за этот год, к тому же, ты никогда не играл в футбол, а ещё я не смогу сосредоточиться на мяче, потому что все мои мысли будут заняты тобой, — очередной порыв ветра вызывает у Сынхуна мурашки, а может всё дело в словах Джинёна.— Боже, — Ким хмыкает, — обязательно говорить такие смущающие вещи? Именно потому, что ты говоришь такое мне, у тебя нет девушки.Джинён выхватывает из рук Сынхуна несколько тетрадей, а затем стягивает с его плеча расстёгнутый рюкзак, наспех заполняя его доверху. Он не думает, что то, что он говорит, кого-то может смутить, это обыкновенная забота, а ещё он не думает, что ему нужна девушка. Ему и одному неплохо.— Во всяком случае, я не хочу, чтобы ты становился футболистом. Ты же болеешь большую часть учебного года, поэтому тоже будешь пропускать матчи.Отчасти Джинён прав, ведь Сынхун понятия не имеет, в какой именно момент какая-нибудь бактерия или вирус проскочит в его организм и устроит очередной переполох, приковав его к больничной койке, но теперь, когда он знает, что времени осталось совсем немного, он не может позволить себе откладывать увлечения, мечты и жизнь на потом.— Я больше не собираюсь болеть, — Сынхун опять делает это, опять дует губки, совсем как маленький. — Если ещё хоть раз заболею, точно умру…Джинён качает головой, не воспринимая слова друга всерьёз.— Если ещё хоть раз заболеешь, я сам прибью тебя. Пообещай, что на летних каникулах, до твоей поездки за границу, мы вдвоём выберемся куда-нибудь с ночёвкой. На Чеджу, в лес с палатками или хотя бы в загородный дом моей тёти. Ты даже никогда не ночевал вне дома, — Джинён цокает языком, а Сынхун кивает, стараясь не думать о тех ночах, что провёл в больнице в полном одиночестве. — Мне что-то говоришь о девушках, а сам никогда даже не целовался.Ветер, как назло, несёт слова Джинёна на другой конец поля, и когда до Сынхуна доносится заливистый смех, ему кажется, что смеются именно с него. Жар быстро распространяется по его лицу и шее, заливая краской впалые щёки.— Неправда, я целовался — выдавливает он тихий ответ. — Много раз. И я, кхм, всё равно хочу попасть в футбольную команду.Мельком он поглядывает на толпу студентов, которые даже не смотрят в его сторону, продолжая над чем-то звонко смеяться. Все они выглядят такими счастливыми и жизнерадостными, улыбаются, обсуждая планы на вечер, сидят парочками и целуются в перерывах между разговорами. Невольно Сынхун вспоминает и о личном дневнике, который по-прежнему прижимает к груди, чувствуя под пальцами твёрдую обложку и края детских наклеек. Квон Джихён такая же, как все эти студенты, такая же, как Джинён, но Сынхун не такой.— Ты никудышный лжец, — Джинён поднимается на пару ступенек вверх, чтобы закинуть руку на плечо друга, — целовался он, как же… — щёки Сынхуна всё ещё горят. — А насчёт футбольной команды… Я позволю тебе попробовать и даже подсоблю, если в понедельник мы вместе прогуляем занятия. Не ради веселья, а ради благого дела — сдадим кровь для больных деток. Универ снова проводит сбор и все футболисты — и будущие футболисты — должны сдать кровь.Прикрывая рот, чтобы заглушить покашливание, Сынхун отворачивается от тёплого дыхания над своим ухом. От волнения его сердце начинает биться чаще и подползает к горлу, не позволяя нормально вдохнуть.— Снова кашляешь? — вопреки раздражению в голосе и фырканью, Джинён выглядит взволнованным. Его сердце тоже начинает биться чаще, когда Сынхун чувствует себя неважно. — Напялил сегодня только рубашку. Не видел, что ветрено на улице?..***Хрустящая маринованная редька так и манила. Небольшие брусочки были сложены один на другой в глубокой тарелке, которую мама выставила на стол к ужину. Она возилась на кухне с тех пор, как Джихён вернулась с занятий.— Взять или не взять? — ветровка Джихвана поглотила её полностью, свисая практически до колен, а закатанные до локтей рукава постоянно спускались вниз. — Сын… Хван? Или Ун?— Ты что там бормочешь? — Джихван схватил палочками самый большой и верхний брусочек редьки, засунув её в рот и начав хрустеть. После изматывающей тренировки он выглядел чертовски счастливым и считал своим долгом достать Джихён в этот потрясающий вечер. — И кто тебе разрешил рыться в моём шкафу? Слышал, ты провалила тест по истории. Как тебе удалось?Джихён облокотилась на спинку стула, складывая руки на груди. У неё не было сил спорить со старшим братом или даже накрыть на стол, все её мысли занимал дневник с дурацкими историями. У неё кололо в боку при мысли о том, что кто-то прочитает там её эротические фантазии о Бэ Джинёне или сопливые романтические истории, а чувство тошноты накатывало волнами, стоило ей вспомнить соседского парня. Это он забрал её дневник. Тот, кто заставляет своих родителей нервничать и забирается по ночам на крышу, теперь владеет информацией, от которой даже Джихён становится не по себе. Узнай она, что кто-нибудь из её соседей следит за другим человеком и сочиняет странные истории об отношениях, которых никогда не будет, она бы точно сочла его больным и избегала бы встреч с ним.— Не вздумайте ссориться за едой, — мама ставит на стол ещё кипящий острый бульон, а затем возвращается к столешнице, чтобы взять приготовленные на пару ростки фасоли и закрытый судочек с маринованным редисом. — Джихён, позови, пожалуйста, папу, а ты, Джихван, отнеси редис соседям.Плечи Джихён внезапно поднимаются вверх и она выпрямляется на стуле, на мгновение избавляясь от боли в животе.— Соседям? Тем, что через дорогу? — ножки стула издают крайне неприятный звук, скользя по плитке. — Я отнесу.Мама и Джихван обмениваются удивлёнными взглядами, и второй даже пожимает плечами. Джихён никогда не нравилось заводить новые знакомства и тем более посещать соседей, она старательно избегала помощи на выходных, отказываясь разносить газеты с мамой, и всегда оставалась дома, когда родители уходили в гости.— Ладно, — мама передаёт Джихён редис, в то же время забирая из верхнего ящичка столешницы столовые приборы, — передашь госпоже Ча, что я за ней зайду в десять. А если откроет господин Ким или Сынхун, попроси их передать это.Сынхун. Точно, именно это имя и произнёс Джинён, когда успешно проигнорировал девушку на земле, беспокоясь только о своём друге. Парень с пепельно-русыми волосами, потными ладонями и натянутой улыбкой.Джихён вздрагивает, закрывая за собой скрипучую дверь и глубоко вдыхая холодный воздух. Температура сегодня упала ниже, чем когда-либо в это время года, но это всё равно не смогло удержать влюблённые парочки от походов в парки и скверы. Вот если бы у Джихён сейчас был дневник, она бы непременно написала коротенькую историю о прогулке под цветущими вишнями вместе с Джинёном, о куртке, которую он бы ей отдал, и о сладком поцелуе под цветочным ?дождём?, но дневника у неё не было, зато при ней были смущение, раздражение и стучащие от холода зубы.Перебежав дорогу, Джихён уверенно направилась к подъездной дорожке, шлёпая великоватыми тапочками. Лоточек с редькой казался тёплым, когда она сжимала его ладонями, а вот дверной звонок был ледяным. Нажав сильно пальцами, она прислушалась к завыванию ветра и старалась различить слабый писк, но его не было. Прождав около десяти секунд, она нажала снова.Из-за ветра лепестки вишен укрыли всю улицу, забившись под бровку, застряв в заборе и под ковриком, что лежал на входе. В воздухе витал сладкий запах цветов, и Джихён глубоко вдохнула его, опираясь на светлую стену дома, и с ещё большим напором нажимая на дверной звонок. Никто не открывал, хотя на втором этаже горел свет, так что она решила сдаться, практически убедив себя в том, что Сынхун не станет читать её дневник, а даже если станет, то никогда не узнает, что он принадлежал раньше ей. Гораздо проще забыть, что у неё был этот дневник, а редис оставить себе и съесть его вечером, когда все разойдутся по комнатам. Мама мариновала его по особому рецепту бабушки, так что он был очень хрустящим и сладким. Этот вкуснейший маринованный редис идеально подходил к острому рамёну и холодному удону, а ещё его можно было есть так.Сглотнув, Джихён убрала палец от звонка, собираясь уже уйти, когда входная дверь внезапно распахнулась. От испуга глаза Джихён расширились, и она чуть не выронила редис.— Разве не ясно, что дома никого нет? — парень сонно потирал глаза, опираясь на двери. Похоже, Джихён разбудила его, а теперь лицезрела красные щёки и пухлые губы, которые он без конца облизывал. Свободная ярко-жёлтая футболка сползла с одного плеча, открывая вид на выпирающую ключицу, но его это, кажется, совершенно не беспокоило, он даже толком не смотрел на Джихён.— Прости, — она прикусила язык, упрекая себя за то, что вызвалась прийти сюда. Знала ведь, что это плохая идея и что это вообще бессмысленно, ведь забрать дневник всё равно не получится, как и попросить Сынхуна ни за что, ни при каких условиях не рассказывать Джинёну о найденном дневнике, если он ещё не сделал этого.— Ох, — он совсем повис на двери, опуская голову и тяжело дыша. Для того, кто только проснулся, его дыхание было чересчур быстрым и шумным, да и чем дольше Джихён смотрела на него, тем больше сомнений появлялось насчёт его пробуждения.— Я... — Джихён склонила голову набок, внимательнее присматриваясь к горящим щекам. Румянец был слишком ярким и ненатуральным. — Я принесла маринованный редис. Моя мама…Он в очередной раз выдохнул, опуская голову и прикрывая глаза. В ушах всё ещё звенело, так что он с трудом различал лепет девушки, даже не рассмотрел её лица, только такой же жёлтый, как его футболка, редис маячил перед глазами, смешиваясь с другими разноцветными пятнами, вспыхивающими в непроглядной тьме.— Э-э, Сынхун? Ты в порядке? — услышав своё имя, он попытался поднять голову, но она весила тонну, как и ноги с руками. Они тянули его вниз, и сопротивляться он больше не мог.Пошатнувшись и разжав руки, Сынхун наклонился вперёд. Он мог упасть на Джихён, точнее, он думал, что упадёт на неё, но у неё была достаточно хорошая реакция, а ещё хрустящий маринованный редис в руках, так что она успела отскочить в сторону, позволив парню рухнуть на землю. Больно ударившись подбородком о плитку, он издал тихий стон, а затем на улице снова стало тихо.***Сынхун находился дома всего неделю и не собирался в ближайшем времени возвращаться в больницу, но после того, как он распластался на холодной плитке, чувствуя, как ноют подбородок и нижняя губа, он ясно представлял, как проснётся в больничной палате с иголкой в руке под сочувствующие взгляды медсестёр и доктора Хвана. Он думал, что не выдержит этого снова, поэтому сильно жмурился, отворачиваясь от резкого запаха и влажной ватки, которую кто-то настойчиво подсовывал к его носу.— Джихён, — звонкий голос отдался тупой болью в затылке, — он пришёл в себя! Принеси воды, скорее.От чувства безысходности и обиды у него защипало в глазах, а ещё от едкого запаха, такого навязчивого и гадкого, что начинало подташнивать. Но делать было нечего, рано или поздно ему всё равно пришлось бы открыть глаза, поэтому он прекратил жмуриться и решил плыть по течению. Растянувшись на диване, он медленно приоткрыл глаза, утыкаясь взглядом в кремовый потолок гостиной. Такого точно не было в больницах, и если бы не слёзы, застилающие глаза, Сынхун даже смог бы различить едва заметные узоры.— Слава Богу, — соседская женщина, которая по выходным разносила газеты, заслонила собой вид на потолок. — Тебе уже лучше? Вызвать скорую?Если эта женщина была тут, значит, он не будет заперт в больнице и никаких иголок тоже не будет.Привстав на локтях, Сынхун оглянулся по сторонам, желая убедиться в том, что находится у себя дома. Он долго изучал взглядом гостиную и лестницу, ведущую на второй этаж, а потом обратил внимание на взволнованную женщину, которая продолжала расспрашивать о его самочувствии и трясла в воздухе пальцами, без конца спрашивая, сколько их у неё. Словно было не ясно, что их пять.— Квон Джихён, ну где вода?От удивления Сынхун приоткрыл рот. Его сухие потрескавшиеся губы разомкнулись, но он не смог из себя ничего выдавить. Ему не удавалось сосредоточиться на вопросах, и даже головная боль его не так волновала, как надпись на форзаце дневника ?Квон Джихён, 2020?. Каковы шансы встретить другую Квон Джихён в этом городе? Наверняка Квон Джихён в Сеуле десятки, если не сотни, и нет никаких гарантий, что дневник, который он нашёл, принадлежит именно этой Квон Джихён.— Джихён? — женщина тяжело вздохнула. — Джихван? Кто-то вообще слышит меня?Она подождала пару секунд, а после коснулась холодной ладонью щеки парня.— Мои дети, похоже, убежали звонить твоим родителям, — она переместила ладонь на его лоб. — Я принесу воды и жаропонижающие. У вас в аптечке есть жаропонижающие?Сынхун легко пожал плечами, всё ещё пребывая в абстракции и пытаясь прийти в себя. У него кружилась голова, нижняя челюсть болела так, словно Майк Тайсон приложил к ней свой кулак, и он всё думал о Квон Джихён, личный дневник которой читал. Прежде, чем его начало клонить в сон, он успел прочитать о свидании в кинотеатре и очень жарких поцелуях в темноте. Эта девчонка так детально всё описывала, что Сынхуну не составило труда представить это. Пока он читал о поцелуях, мысленно возвращался к утреннему разговору с Джинёном, а когда закрывал глаза, мог представить девичьи губы на своих губах. Он практически чувствовал прикосновения и не мог сдержать прерывистых выдохов. Возможно, именно по этой причине он так заволновался, услышав её имя. Если бы это была та самая Квон Джихён, ему было бы стыдно взглянуть ей в глаза.— Джихван наконец-то дозвонился до господина Кима, — когда женщина вернулась в гостиную со стаканом воды и двумя круглыми таблетками, на её щеках появились глубокие ямочки, а губы изогнулись в лёгкой улыбке, — он скоро будет дома. Кстати, ты же знаешь Джихвана? Он капитан футбольной команды в твоём университете. А ещё Джихён, — женщина улыбнулась чуть шире, — она принесла вам редис, а ты внезапно потерял сознание. Она, глупая, вцепилась в этот редис мёртвой хваткой, и домой вместе с ним прибежала, чтобы сказать, что тебе плохо. Кстати, ты разбил губу. Очень болит?Сынхун пытался переварить всю полученную информацию, а вместе с тем и огромные таблетки, которые застревали в горле.— Всё нормально, — он легонько коснулся пальцами нижней губы. На первый поцелуй в ближайшее время ему можно не рассчитывать. — Простите, что напугал вас и… Джихён.Женщина махнула рукой, как бы говоря, что всё в полном порядке и ему незачем беспокоиться, но Сынхуну легче от этого не стало. Он отлично знал Квон Джихвана, потому что присутствовал на каждой тренировке, но не думал, что они соседи, и уж тем более не думал, что у него есть сестра, которую зовут Квон Джихён.— Но тебе стало хоть чуточку лучше? — Сынхун кивнул, слабо улыбнувшись. — А ты тоже в футбол играешь? Или нет? — в этот раз он покачал головой, снова делая глоток воды. — Джихён говорит, что у вас в университете очень красивые футболисты, вот я и подумала, что ты тоже играешь — уж очень красивый…