1. Что может произойти за восемь лет (1/1)

Восемь лет — долгий срок. Это Марии Мерривезер предстояло узнать на собственном опыте. Когда она жила в Лондоне, время текло незаметно — возможно, потому что Мария была ещё маленькой. Или она просто не замечала полёта времени, проводя его в играх с Робином и занятиях с мисс Гелиотроп. Здесь же, в Лунной Долине, время текло неспешно, а все дни были похожи один на другой, и от этого становилось невыносимо скучно. Раньше Марии и в голову бы не пришло, что она может заскучать в Лунной Долине, теперь же вся её душа изнывала от тоски. Мисс Гелиотроп и Эстелла в один голос утверждали, что скука происходит из лени и ничегонеделания, но Мария не могла с ними согласиться. Нельзя сказать, что она целые дни проводила в безделье — напротив, как и полагается будущей владелице Лунной Долины, она усердно занималась своим образованием. Дни напролёт Мария проводила за бухгалтерскими книгами и сочинениями известных экономистов, записывала расчёты, чем вызывала смешки со стороны Робина, не особенно любившего арифметику. Потом, когда голова уставала от чтения, а перед глазами, даже когда Мария закрывала их, крутились цифры, она садилась в седло и отправлялась в деревню Сильвердью — знакомиться со своим хозяйством на практике. Здесь Робин почти всегда сопровождал её, но не часто их поездки проходили мирно. Чем старше они становились, тем больше разногласий возникало между ними. Мерривезеровские характеры давали себя знать. Например, однажды Робину не понравился приветливый разговор Марии с одним из местных рыбаков. При жителях деревни он сдерживал свой гнев, но как только они повернули обратно к усадьбе, ворчливо спросил:— Зачем ты кокетничала с этим рыбаком?— Кокетничала? — Мария была так изумлена, что не сразу поняла, что он имеет в виду. — О чём ты? Я всего лишь ему улыбнулась!— Ты моя невеста и должна вести себя соответственно... — Не смей ревновать меня! — возмутилась она. — Я никому ничего не должна, а уж тебе, Робин Мерривезер, в особенности! Робин ничего не ответил, но развернул коня и пустил его прочь, в сторону леса. Мария же, раздосадованная, поехала домой. ?Пусть не воображает о себе невесть что?, — пробормотала она. Разумеется, позже они помирились, но такие ссоры стали вспыхивать всё чаще и чаще, и это не могло не волновать обоих. Сэр Бенджамин и Эстелла постоянно повторяли ?От вашего счастья зависит счастье всей долины?, так что Марию это стало по-настоящему злить.— Почему кто-то за меня решает, что для меня — счастье, а что нет? — спросила она как-то Эстеллу. — Я уже взрослая и могу сама это определить!— Ах, дитя моё, в твоём возрасте я думала точно так же, — вздохнула Эстелла. — Я уже рассказывала тебе, что была несносной, гордой и вспыльчивой, и прошу тебя, не повторяй моих ошибок.— Лучше скажи это Робину, — вздохнула Мария.— Я говорила, но ведь ты сама понимаешь — мужчины, они такие... нечуткие. У Марии эта фраза вызвала улыбку. Она не привыкла думать о Робине как о мужчине. Для неё он всё ещё оставался мальчишкой — весёлым и добрым, но взбалмошным и легко вспыхивающим, как сухой тростник от случайно искры. А таких искр становилось всё больше и больше. Робин имел все основания ревновать Марию, хотя бы потому, что она стала, сама того не сознавая, настоящей красавицей. Она выросла и теперь была выше Эстеллы, оправдывающей своё прозвище ?Малютка?. Фигура Марии приобрела плавные, женственные очертания, рыжие волосы потемнели и стали гуще. Веснушки не то чтобы исчезли, но стали незаметнее, а кожа загорела и теперь была приятного золотистого оттенка — должно быть, оттого, что девушка много времени проводила на солнце. Только светло-серые глаза остались прежними — ясными и проникающими в самую суть вещей. Робин тоже изменился — вытянулся, стал шире в плечах и коротко обрезал каштановые кудри, так нравившиеся Марии. На щеках мальчика — нет, теперь уже юноши, — по-прежнему играл румянец, карие глаза искрились, а густые чёрные брови хмурились каждый раз, когда Робину что-то не нравилось. К сожалению, это происходило часто. Товарищ детских игр Марии теперь напоминал ей молодого и сильного жеребца, которому тесно в долине, он стремится к новым приключениям и зовёт за собой подругу.А её место здесь — у Райского холма и Церкви Богородицы Девы, у бухты Доброй Погоды и даже соснового леса, остающегося мрачным и таинственным. Мария, несмотря на подползающую по вечерам скуку и ссоры с Робином, не разлюбила Лунную Долину. Да и как можно разлюбить место, частью которого ты являешься? Мария вросла в долину, как дерево врастает корнями в землю, крепко и уверенно, его уже не вырвешь оттуда — разве только срубишь топором... Дядя Марии, сэр Бенджамин был прав, когда говорил ей в самое первое утро в усадьбе: ?Ты вернулась домой, дорогая?. Сам сэр Бенджамин постарел, его огненно-рыжие волосы наполовину поседели — он шутил, что это луна одаривает его своим светом. Круглое лицо уже не было таким красным, на нём появились морщины, но чайного цвета глаза смотрели с той же любовью и теплом. Сэр Бенджамин не изменил своей привычке в любую погоду ездить верхом, благодаря этому он даже немного похудел, хотя мерривезеровский аппетит оставался прежним. Что касается Эстеллы, то она, как и восемь лет назад, была для Марии идеалом. Пускай в золотистые волосы прокралось серебро, но они, уложенные косой вокруг головы, сохраняли свою красоту. Серые глаза смотрели с добротой и твёрдостью одновременно, талия была изящной даже после рождения второго ребёнка. Да, у Эстеллы и Бенджамина родился ребёнок — замечательный мальчик, которого нарекли Августом. Робин отнёсся к единоутробному брату с нежностью, как, впрочем, и все остальные. Крепкий малыш с ясными серыми глазами и начинающими пробиваться рыжими волосёнками вызывал восхищение. Ещё удивительнее было то, что Эстелла родила такого здорового сына в столь позднем возрасте — ведь ей было уже за тридцать! Мария искренне любила своего племянника, но изредка чувствовала, что завидует Эстелле. Ещё когда та носила дитя под сердцем, смущённо склоняя голову и гладя свой округлившийся живот, Мария вздыхала. Она тоже хотела иметь семью и детей, но пока что они существовали лишь в мечтах. Робин? С ним разорвалась какая-то связь, возникшая во время первых дней жизни Марии в Лунной Долине. Местные жители, обожающие легенды, а особенно легенды со счастливым концом, сочинили про Робина и Марию трогательную сказку, согласно которой у них родилось десять детей. Десять! При одной мысли об этом Мария вздрагивала. Как можно вынести десять таких же упрямых и вспыльчивых, как Робин, малышей, когда она и одного-то, причём взрослого, вынести не в состоянии!Конечно, Мария знала, что, стоит ей поселиться, пусть и на короткое время, в городе, претенденты на руку и сердце Лунной Принцессы сразу же найдутся. Но привлечёт их не сама Мария, а её богатство. Конечно, по закону долина принадлежала сэру Бенджамину, а потом должна была перейти по праву наследования к Августу, но сэр Бенджамин был уже стар, а Август — чересчур юн,поэтому фактической владелицей долины оказывалась Мария. Она не переживала из-за того, что наследником сэра Бенджамина стал Август, а не она. В любом случае, она останется жить в долине, а владеть ей необязательно. Робин тоже из-за этого не переживал. Его вообще не привлекала жизнь сквайра, он привык к пастушьей жизни. Но однажды он явился к Марии чем-то очень рассерженный.— Знаешь, что обо мне говорят в деревне? — с порога спросил он, гневно взмахивая своей шляпой с павлиньим пером.— Не знаю, — Мария оторвалась от бумаг, которые она читала, и посмотрела на него. — Что случилось, Робин? Ты весь взъерошенный!— Да так, столкнулся с одним парнем из деревни. Представляешь, он ляпнул, что я женюсь на тебе только ради денег и поместья!— Но это же ерунда! Тем более, ты знаешь, что Лунная Усадьба, как и Лунная Долина, принадлежит не мне, а Августу.— Я-то знаю, но он не знает. Пришлось поучить его уму-разуму!— Ты что, подрался с ним? — Мария вскочила с места. — Робин, ты сошёл с ума!— Я не дрался, я всего лишь заставил его взять свои слова назад! Но ты права, иногда мне действительно кажется, что я схожу с ума.— Это всё из-за меня, — печально сказала Мария, приглаживая его растрёпанные волосы. — Я связываю тебя, Робин. Из-за меня ты не можешь заниматься тем, чем хочешь.— Нет-нет, что ты! — тут же возразил он. — Ты тут не при чем, это... Это просто чепуха. Так, пустяк. Забудется.— Забудется, — кивнула Мария. Но ничего не забылось. Робину было тесно в долине, он задыхался, он хотел на свободу. Как-то раз, гуляя с ним по берегу, Мария увидела, какой печальный и жадный взгляд он бросает в сторону моря. Ни мать, ни Мария не могли утолить его жажды приключений. Робин с Марией всё чаще ссорились, потом извинялись друг перед другом… Но даже когда они с Робином целовались в розарии, среди благоухающих кустов, или на берегу моря, где не было никого и ничего, кроме рокочущих волн, или среди холмов, где они встретились впервые, Мария понимала — так дальше продолжаться не может. И вот настало время последнего разговора. Поздним вечером Мария и Робин прогуливались по парку. Лунный свет, просачиваясь через кроны деревьев, освещал прогалины, окрашивая их серебристой краской. Чёрные кусты, подстриженные в виде рыцарей на конях и петухов, казалось, настороженно следили за гуляющими. В угольно-чёрном небе мягко светили звёзды. Мария по привычке изо всех сил всматривалась в черноту между деревьями, но нигде она не увидела маленькой белой лошадки. Дул свежий ветер, от него стало прохладно, и девушка поёжилась. Робин накинул ей на плечи куртку.— Спасибо.— Я хотел тебе сказать, — он заговорил быстро и отчаянно, словно бросаясь с разбегу в воду, — что я уезжаю. Мама знает, я ей говорил. Она пыталась меня отговорить, но не сумела. — Ох, Робин, — Мария повернула к нему встревоженное лицо. — Надолго ли? И куда ты поедешь?— Куда-нибудь туда, — он в обычной беспечной манере махнул рукой в сторону холмов. — За холмы и дальше. А работу я там найду, не беспокойся.— Работу, — медленно повторила она. — Значит, ты не собираешься возвращаться?— Я... ну, не знаю, — даже в темноте было видно, что он покраснел. — Наверное, я вернусь, когда пойму, что лучше Лунной Долины мне не сыскать. Так сказала мама, а уж она-то знает, что это такое — уезжать отсюда в город.— Но кто же будет пасти овец? И чистить гробницу сэра Рольва?— В Сильвердью есть пастухи не хуже меня, а к сэру Рольву теперь все относятся с почтением, и его не забудут.— А кто будет помогать сэру Бенджамину в саду?— Август, когда подрастёт, — по голосу Робина Мария поняла, что он улыбается. — Почему ты не спрашиваешь, что будешь делать ты, когда я уеду?— Потому что я знаю, что я буду делать. Я буду ужасно скучать. Я... — она хотела сказать ?люблю тебя?, но почувствовала, что это будет не совсем правдой, и промолчала, словно ложь могла обжечь ей язык. — Пообещай, что будешь мне сниться, Робин. Как тогда, в детстве, когда ты приходил в Сквер и играл со мной.— Я постараюсь. Я буду вам писать, — его голос внезапно стал хриплым. — Ты ведь меня не забудешь?— Как тебя можно забыть?Они немного помолчали. Мария знала, что нет таких слов, которые заставят его переменить решение. Парк закончился, и теперь оба стояли перед воротами, вырубленными в камне. Мария дотронулась до прохладного серого дерева и вдруг почувствовала себя невероятно усталой.— Поцелуй меня на прощание, — тихо попросил Робин. И она поцеловала, а потом долго смотрела вслед растворившейся во тьме фигуре, ощущая огонь на устах.

*** С того времени прошёл год. Робин писал, что поселился в городе, нашёл работу, жив-здоров. Сначала письма приходили каждую неделю, потом — каждый месяц, но вот уже несколько месяцев не было ни весточки. Эстелла переживала, а Мария успокаивала её, говоря, что Робин взрослый и может сам о себе позаботиться, мысленно же ненавидела себя за то, что не волнуется.У неё было много дел. Чтение, проведение расчётов, посещение деревни, помощь Эстелле с ребёнком, а сэру Бенджамину — с работой в саду, иногда музицирование и сочинение стихов, и, конечно же, верховая езда. Барвинка, маленького, толстенького, серого в яблоках Дружка-землячка, уже не было. Старый пони мирно покоился в земле — он отслужил свой долгий век. Его место заняла молодая, изящная и тонконогая кобыла Повилика, серебристо-серого цвета. Мария и Повилика быстро полюбили друг друга, но девушка всё равно скучала по Барвинку. Виггинса тоже не было рядом с Марией. Карие глаза чистопородного кинг-чарльз-спаниеля навсегда закрылись, а сам он нашёл приют под одним из кустов роз. Мария и мисс Гелиотроп оплакивали своего любимца, но Старый Пастор убедил их, что пёсик сейчас находится в лучшем из миров. Луи де Фонтенель... хотя Марии было привычнее называть его Старым Пастором, жил вместе с мисс Гелиотроп... хотя теперь она была Джейн де Фонтенель, в приходском доме. Мария часто навещала их, читала вместе со своей бывшей гувернанткой, заменившей ей мать, или слушала прекрасную скрипку Пастора. Кроме того, она иногда заезжала в замок в Тёмном Лесу — без особой охоты, но навестить месье Кёра де Нуара было соседским долгом. Его люди, бывшие когда-то страшными ИМИ из Тёмного Леса, теперь поселились в Сильвердью, торговали с местными жителями, а некоторые и работали бок о бок с ними. Не сразу жители Сильвердью приняли бывших браконьеров, ставивших ловушки в лесу и похищавших скот, но постепенно враждующие стороны примирились. Мужчины из Леса женились на деревенских девушках, женщины из Леса выходили замуж за жителей Сильвердью. В долине вроде бы установилось равновесие, но оно было хрупким и непрочным, в чём предстояло убедиться Марии в лето Господне 1850.