2 (1/1)

Гори, гори ясно,Чтобы не погасло…Г. Ф. Шпаликов Дрова в эту осень были дороги – поговаривали, что из-за инфляции – и для камина отлично сгодились книжки, которые Гоголь оптом скупил в лавке. Ни одна зараза не оценила его романтическую поэму ?Мерс Гелендваген? за авторством В. Алопарусова, о чем свидетельствовали нераскупленные экземпляры. ?Гелендваген? горел охотно, словно он предназначался именно для сожжения, нежели для чтения. Николаю было одновременно и грустно, и весело. Наверно, маслята никак не отпускали. Попивая винишко, он вяло огрызался на бубнеж Якима о впустую потраченных деньгах на тираж. – Надо было спонсора найти, а не свои тратить, – ворчал слуга. – Зато смотри, как книги горят хорошо. Тащи шампуры, сейчас шашлык сделаем. Яким с опаской покосился на Гоголя, смахивавшего на пиромана. – А грибы будете, Николай Василич? Осталось чуток, как раз на ужин. – Убери их с глаз долой! – взвыл секретарь Третьего отделения, с особой ненавистью разорвал очередную книжку и зашвырнул ее в камин. Полночи Гоголь жег собственные творения, и ближе к утру ему приснился сон: по ромашковому полю скачет всадник, весь в черном, а за спиной развеваются щупальца.

*** Очухался многострадальный Николай от голоса Якова Петровича, которого бессовестный Яким впустил, даже не предупредив барина, дрыхнувшего калачиком под столом.

– …Рукописи не горят, как сказал один господин, – Гуро вертел в руках не доброшенного в пламя ?Гелендвагена? с обгоревшими страницами. – Горит бумага, да…

Следователь протянул книгу Гоголю, вылезшему из-под стола. Секретарь подметил массивный перстень с алым камнем на пальце Якова Петровича – видать, старинный, золото не яркое, почерневшее. – Я тут мимокрокодилом проезжал. Зашел к вам за грибами, – заговорщицки произнес следователь, и Николай некультурно закатил глаза: опять, опять эти виевы маслята! Ему о них до старости будут напоминать?! Пожалели бы мученика литературы и похмелья! – Да просто от нечего делать зашел, – признался Гуро, видя, как Гоголю паршиво. – Вы рассольчику попейте, должно полегчать. А мне нужно на вызов. – Весь Питер гудит, что вы крутой сыщик, прямо Шерлок Холмс, – выразил почтение Николай, плюхаясь в кресло и пиная ногами обрывки страниц. – Ой, вот не надо сравнивать, – поморщился Яков Петрович. – Кто он и кто я, – добавил следователь, говоря о себе возвышенным тоном. – Всё, аривидерчи, Коля. Мне уж кучер с улицы сигналит – пора. Отжигайте, но не книги. – А-а, погодите! – подорвался с кресла секретарь. – Куда вы едете? Можно ли с вами? Мне очень фигово и заняться совершенно нечем! Хоть самому в камин бросайся! Я бы вам протоколы оформлял, грамотность стопроцентная. Ну возьмите меня! – Какой вы дерзкий да как пуля резкий, – без осуждения, зато с любопытством изрек Гуро. – В Украину еду. Там творится что-то темное…Очень темное. – А я ж оттуда родом, – обрадовался Гоголь и вздрогнул: во сне ему именно родина являлась, поле с ромашками он сразу узнал! Эффект от грибов, похоже, останется надолго. – Загранник есть? – и, получив кивок, следователь милостиво разрешил составить ему компанию в долгом путешествии в Полтавскую область.*** Как ни красивы города с их улочками, соборами и фонтанами, а природа в первозданной ее чистоте больше радует взор! Казалось бы, что такого в степи со стелющейся от ветра травой, в редких перелесках и убранных от урожая полях? А не объяснишь словами, как ни пытайся. Не передать тот восторг, переполнявший душу.

Николай вздохнул, глядя в окно пассажирского экипажа. У него-то уж точно не получится. Писатель из него никакой. И ?Мерс Гелендваген? – сплошной фанфик, подражание великому немцу Иоганну Фоссу. ?И правильно, что сжег. А то бы получил повестку в суд за плагиат?, – подумал Гоголь. – Ну-с, напарник, вот что мне известно о происшествиях в селе Диканька. Рядом с ней в лесу были найдены останки трех мужиков – крохотные клочки. По сумкам и мечам поняли, сколько человек умерло. Что-то вы побледнели, Николай Василич. – Все в порядке, – выдавил секретарь, отличавшийся богатым и красочным воображением. – Тогда, извольте, продолжу. Местные мигом вспомнили легенду про Черного кракена, который сдавливал жертв щупальцами, а бедолаги – раз, и лопались… Эх, да вам совсем плохо, – отметил Гуро, ибо Гоголь, представивший и эту картину в деталях, быстро высунулся в открытое окно. – Может, водички? – Нет, нет, мне уже лучше, благодарю. Простите, – втянувшись обратно в карету, сбивчиво пробормотал Николай. – Ну как пожелаете. Итак, сельчане приписали убийства Черному кракену. А дальше самое интересное. Смотрите, – Яков Петрович извлек из своего дорожного сундучка маленькую черную фигурку – на коне, в капюшоне и с щупальцами. – Поделка из Диканьки кустарного производства. Гоголь повертел оловянную фигурку в руках. Сделана не филигранно, чай, не Фаберже, но вполне четко. – И что с ней? – спросил он. – А то, что теперь вся Диканька чуть ли не боготворит Черного кракена. Мастерит его фигурки, вышивает черные узоры на рубахах, кует подковы с изображением этого фольклорного элемента. В общем, массово изготавливается сувенирная продукция для привлечения туристов. Каково вам такое поклонение? – Стало быть, бизнес наладили? – употребил новомодное словцо Николай. – Верно. Но только не нормальный. Кракен, значит, людей убил, а лубочные картинки с ним в хатах вешают. Детишки в кракена играют, бабы свечки в храме ставят за здоровье, мужики, идя на охоту, приговаривают: ?Ни пуха, ни пера, ни щупалец?. – Идолопоклонничество… – Вот и едем мы с вами разбираться, что происходит в Диканьке. Гуро взял у Гоголя фигурку и убрал в сундучок, блеснув камнем в перстне. Всю дорогу до села Николай проспал – без видений. Значит, грибы отпустили-таки.