Глава II (1/1)

3 декабря 1823 года Генри туже затянул пояс на грубо скроенных брюках. Ткань вздулась на коленях и икрах, и капитан по старой привычке неуклюже закружился вокруг себя в попытке ее оправить. Вывалившись наконец на улицу, он зажмурился от яркого света. Перед глазами поплыли цветные пятна. – Идем, капитан! – Адам окрикнул его. Охотник уже стоял на краю поляны с ружьем и сумкой наперевес. Поймав взгляд спутника, он тут же направился в лес. Генри почти бегом последовал за ним.

Отблески солнца, пробивавшегося сквозь вершины деревьев, плавали на снегу, следуя легким движениям ветвей. Массивные ели вскоре уступили стройным соснам и редким кустарникам, прятавшимся среди скал. Вскоре они вышли на широкое плато, оставив за спиной лес. Впереди по правому его краю брала свое начало массивная горная цепь, чуть поодаль слева склон круто уходил вниз. Генри опустился на корточки, подобрал со снега упавшую узловатую ветвь, и начертил на снегу длинную извивающуюся полосу – реку. В двух ее излучинах он поставил кресты и прочертил ровную линию от одного к другому. – Ты хочешь идти по прямой? – неуверенно спросил Адам, глядя сверху вниз на сомнительную карту. – Нам не спуститься. Генри упрямо скреб палкой снег, делая ровную борозду все шире. Охотник покачал головой. Самое лучшее, что он сам мог бы предложить – возвращаться через Скалистые горы, а это было не менее опасным, чем спуск к истоку Миссури по отвесным скалам. Капитан удовлетворенно хмыкнул и выбросил палку. Он уверенно направился к обрыву, по пути выуживая из сумки пару связок веревок. Когда Адам посмотрел вниз, у него закружилась голова. У подножья скалы виднелись узкие берега горной реки, которая обрывалась несколькими ярусами и терялась далеко внизу. Возле одного из водопадов чернело ущелье, кривым разломом пересекающее первый и последующий пороги. Он сокрушенно посмотрел на капитана. Тот уже успел размотать веревку и рыскал по краю скалы в поисках подходящего валуна, который смог бы выдержать их обоих. Адам наблюдал, как он обматывает каменный выступ и бросает другой конец веревки вниз. – Я первый, – охотник оттолкнул его и дернул за веревку, проверяя узлы. Он ухватился за нее обеими руками и, постепенно натягивая, начал спускаться вниз. Адам старался не смотреть по сторонам, сосредоточившись только на голом камне и редких снежных шапках. Начали болеть ладони. Он уперся ногами в каменную стену, давая себе секундную передышку. Когда он опустился на землю, руки, казалось, совершенно окаменели. Он не мог разогнуть пальцы.

Адам задрал голову вверх. Следом живо спускался Генри. Он был намного легче, да и поклажа вся была у охотника, поэтому он управился намного быстрее. Капитан встал на ноги и сразу же широким шагом направился к противоположному краю первого порога. Мужчина встал у самого обрыва и замер. Охотник подошел к нему. Под ногами, на втором пороге горной реки, который был значительно шире первого, меж камней и острых скал, свободно бежали быстрые шумные воды, заливая практически все вокруг. Поток воды, срываясь с уступа, обрушивался вниз и растекался по неглубоким излучинам, огибая причудливо источенные камни и собирался в углублениях, маленьких озерцах. Все вокруг наполнялось приятным плеском и журчанием чистой горной воды. Адам видел нечто похожее близ форта Бразо, еще в начале лета, когда капитан вывел отряд к небольшой реке Уайт.***17 июня 1823 года – А потом набежало черноногих – пруд пруди, и наш смельчак как начнет палить по ним! Ей богу, я сам чуть не обделался, а он хватает меня за шкирку и тащит к лошадям, так еще и отстреливаться успевает! – Харрис яростно жестикулировал, делясь впечатлениями о погоне. – Ты, говорит, скачи вперед, а я через реку, и догоню потом. Не успел я и свою задницу в седле устроить, как этот отчаянный уже мчится по течению, а за ним с десяток черноногих! Я быстрей к воротам, еле доскакал, на заставе ору, мол, опять набег, спасать пушнину надо и капитана. И что вы думаете? Только заезжаем мы на другой стороне в лесок, думаем, все, уже скальп с него снимают, но видим, у реки тот все еще кружит– загонять их совсем хочет, и лошади их уже в иле вязнут, барахтаются, а целиться-то тяжело так. А между нами обрыв такой небольшой в излучине, ну вы знаете, страшно корявый и каменистый, много там лошадей ног поломало, потому что со стороны реки его не видно вовсе. И капитан как рванет к этому обрыву, за ним человек десять, и все из своих луков стреляют. Во весь опор скачет, я думал, все, разобьется! И эти черноногие за ним как в беспамятстве, уж больно он им насолил, ага, за столько времени! Уж не знаю, как он это провернул – высвободил ноги из стремян, да как ухнется в канаву вместе с лошадью, а за ним и все черноногие полетели! Да только мы сначала подумали, что совсем упал, а он сиганул вперед и знатно приложился об другой край – лежит, кричит что-то, а мы как вкопанные стоим, ей богу! Я как только сообразил, что он жив и надо бежать остальных добивать, да как сорвался с места! Потом и все наши быстро подтянулись, всех черноногих убили! А капитан-то только и рукой сломанной отделался, каков ловкий черт, а! Последние слова Харриса потонули в восторженных возгласах. Бывалый разведчик недавно присоединился к отряду капитана Генри и был не прочь поделиться рассказами об их совместных походах. Особенно он любил рассказывать о невероятных случаях, случавшихся, в основном, с капитаном, и о которых тот предпочитал не говорить, считая это хвастовством. Однако Харрис на правах его давнего товарища при любом случае выдавал все подчистую, а его эмоциональные восклицания и искреннее восхищение мужеством этого человека всегда делали истории еще красочнее. Капитан Генри с укором посмотрел на разведчика и продолжил молча нарезать мясо для копчения, сидя на бревне у берега реки. Вокруг стоял веселый гомон, Харриса то и дело переспрашивали о подробностях той стычки с арикара*, а тот, наслаждаясь вниманием, продолжал рассказывать. – А вы редкий храбрец, капитан, – язвительное замечание раздалось где-то наверху, следом послышался возмущенный всхрап лошади. – Замолкни, Адам, – шутливо пробурчал Генри. – Вот я бы рассказал еще лучше, если бы видел своими глазами, – охотник повел коня к воде. Он широко улыбался. Общее веселье распространялось подобно заразе. Виной всему хорошая погода и постановление о повышении годовой ставки, думал Генри. – Если с нами что-нибудь случится, так уж и быть, рассказывать будешь ты, – капитан не мог скрыть улыбки, хотя и старательно ее прятал в выгоревшей на солнце бороде. – Не перестаю вам удивляться. Сидите сейчас спокойный, расслабленный, даже Харрису поперек ничего не сказали, а как что-то случится, сразу меняетесь. Будто другой человек сразу, собранный и жесткий. Как такое уживается в одном человеке? Вон Фицджеральд, всегда злой, как собака, хоть смейся, хоть ножом его режь, – философски протянул Адам, спешиваясь на широком мелководье и отпуская жеребца. Тот с довольным ржанием помчался на другой берег, где паслось остальное стадо. – Я несу ответственность за ваши жизни, приходится быть собранным, – пожал плечами Генри. – Значит, не будь ее, вы бы всегда были таким дружелюбным и спокойным? – охотник невольно вспомнил, как не раз получал затрещины от капитана, и заулыбался еще шире. – Тогда бы я не был здесь. Так что моя работа помогает мне выживать на севере. Капитан стащил поношенные мокасины и бросил их рядом с разделанной тушей. Нагретые солнцем гладкие камни приятно грели босые ноги. Он вошел в воду по голень и начал смывать оленью кровь, уже успевшую засохнуть бурыми пятнами на ладонях и запястьях. Адам смотрел, как он тщательно оттирает руки. Свободные рукава рубашки намокли и липли к худощавым предплечьям. Генри выпрямился и глубоко вздохнул, делая еще несколько шагов вперед. Река была неглубокой – ее можно было спокойно пересечь вброд – но очень широкой. Дно ее было устлано гладкой галькой, и казалось, что камни причудливо колышутся из-за быстрого течения, несущего с гор чистую и прохладную воду, сверкающую в лучах солнца. Генри прищурился, устремляя взгляд на бескрайние травянистые поля и холмы, уходящие за горизонт. Адам, привыкший видеть капитана в меховой дубленке и бобровой шапке с ружьем наперевес, стращающего юнцов уроками выживания, бесстыдно уставился на него. В нем было не узнать опытного следопыта и разведчика, многие годы путешествовавшего по неизведанным землям – теперь он больше походил на мирного фермера, выведшего пастись стадо лошадей. Июньское солнце, не щадившее никого, на капитане оставило бесчисленное количество веснушек, покрывающих все тело, особенно они были заметны на лице. Издалека оно походило на одно большое светлое пятно – белые ресницы и брови, совершенно выжженные, сливались с веснушками и такой же бородой, а все это окутывала густая копна ярко-рыжих волос. Среди своих спутников, темноволосых и загорелых, он сильно выделялся, и со стороны выглядел даже немного нелепо. – На что уставился? – капитан, сморщив нос, повернулся к Адаму. Теплый ветер растрепал его волосы, и теперь лица совсем не было видно. – Просто так. Река красивая, – с неопределенной улыбкой пожал плечами охотник.*** Адам взглянул на Генри. Бледное лицо, выглядывавшее из-за шерстяного шарфа, не выражало никаких эмоций. Слипшиеся от грязи и пота пряди потускневших волос лезли в глаза. Вокруг глаз и между бровей собирались мелкие морщины. Так бывает, когда человек морщится от боли.

Охотник тронул его за плечо. Генри вымученно поднял глаза на него. Адаму показалось, что сейчас кожа на его лице треснет, словно тонкая корка льда, и он потоком ледяной воды рухнет с обрыва вниз, растворится в горной реке. Капитан вложил в его ладонь свой последний моток веревки.

Когда они спустились на второй порог, порывистый ветер, занимавшийся еще у опушки над обрывом, все крепчал. Продолжать путь вниз было опасно, каждый шаг по мокрым камням мог привести к травме или даже смерти – ничего не стоило сорваться в ущелье и разбиться о скалы. Путники укрылись под каменным выступом, своеобразным карнизом, нависавшим низко над землей. Мороз пробирал до костей. Ветер свистел так сильно, что невозможно было даже развести костер – огонек искры гас, даже не коснувшись сухого трута. Капитан Генри, дрожа всем телом, прижался к боку Адама. Охотник, вытащив два одеяла, одной рукой обнял его, и укрыл их обоих с головой. В глухой тишине, окутавшей их, было слышно только рваное дыхание капитана, перемежавшееся редкими всхлипами. Адам погрузился в воспоминания. Вот он стоит на причале в Сент-Луисе. Ждет, когда его познакомят с человеком, набирающим отряд для похода к верховьям Миссури. Рядом с Генри стоят несколько мужчин, они все весело смеются, капитан что-то быстро рассказывает, не переставая улыбаться. Когда он жмет руку Адаму, говорит: ?Выступаем на рассвете?. Охотник не может вспомнить его голос.

Теперь они лежат в грязи на земле, отстреливаясь от враждебно настроенных индейцев. Рядом падает Харрис, тяжело, навзничь, пронзенный стрелой. Капитан отворачивается, прижимая ружье к груди. ?Путь на восток закрыт?, – тихо шепчет он самому себе.

?Как мы малы, Адам, просто пыль под чьими-то ногами?, – хрипит Генри, сидя на обломанном суку упавшей сосны. Перед ним открывается захватывающий вид на бескрайние заснеженные луга с редкими перелесками. Вдалеке угрожающе нависают Черные горы. Капитан плачет, уткнувшись в свои шерстяные варежки, на запястьях перетянутые красными лентами. Адам стоит рядом и не находит слов.

Когда-то Адам пугался отрешенности и печали, которые временами овладевали капитаном Генри. Теперь он видел это постоянно. Пришлось свыкнуться. Что он ожидал от человека, потерявшего всех своих людей и винившего себя в их смерти? Не оправдавшего ожиданий компании, на которую работал, не выполнившего свое задание. Не прекратившего авантюру, когда еще можно было повернуть назад. Обреченного медленно умирать в холоде, мученика, за которым по пятам следуют неудачи. Адам понимал, что капитан тянет его в пропасть. Они никогда не доберутся до точки назначения, он попросту путешествует с призраком, который приглядывает место для последнего ночлега. ?Как глупо, глупо, все глупо!? – охотник мотнул головой. Как он смеет хоронить их заживо?! Злость Адама на самого себя быстро сменилась чувством глубокого раскаяния. Генри делал все, что мог, и не в его силах было изменить законы природы. Стыд захлестнул его. Так думать о человеке, сидящим бок о бок с ним. Все еще живым вопреки всему.

– Генри… – тихо начал Адам. Если он не расскажет все сейчас, совесть будет пожирать его. – Не вини себя в том, что произошло. Я знаю, тебе тяжело. Иногда я думаю, что ты сдался, потому что не узнаю тебя. Но все же ты продолжаешь идти, как и всегда, сколько я тебя помню, ты всегда идешь вперед. Каждое чертово утро в этих гиблых землях ты поднимаешься, собираешь сумку, заматываешься шарфом и идешь дальше. Ты бы не потащил меня за собой через горы, если бы не хотел жить. Поэтому прости меня за то, что сомневаюсь в тебе. Не могу свыкнуться с мыслью, что после этого путешествия ты уже не будешь прежним. Адам смолк. Генри слабо шевельнулся и выпрямился, скидывая одеяло с головы. Охотник последовал его примеру и высунул лицо на мороз. Капитан хмурился, пытаясь подобрать слова. – Я… – Генри закашлялся. Голосовые связки упорно отказывались подчиняться после многодневного молчания. – Спасибо, – медленно сказал он, наклонившись к самому уху охотника. Адам отстранился, неуверенно смотря на него. Он думал, ему это все послышалось в шуме сухих ветвей и ветра. – Нужно найти место для ночлега пол… – Генри снова запнулся. – Получше. – Хорошо. Идем, осмотрим этот уступ, – воодушевленный Адам начал сворачивать одеяла. Он не мог сдержать улыбки. Мышцы лица приятно заныли. Краем глаза он заметил, что капитан тоже пытается улыбнуться, но лишь кривит потрескавшиеся губы. Может, он еще вспомнит, каково это.