Глава 5 (1/1)
В маленькой квартирке Августа было душно и по обыкновению темно. Мужчина заварил себе очередную чашечку кофе, но едва сделав глоток, отпрянул от горячей чашки, и с раздражением отшвырнул её на стол. Фарфоровая посудина в страхе затряслась, и с дрожащим звоном обронила на блюдце несколько чёрных капель. В открытое настежь окно, к которому он подошёл, не попадало ни ветерка. Вечерний уличный воздух грузно и недвижимо повис над раскаленным городом, и подсвеченный огненно-красными лучами, сообщал ему всё новое тепло занимающегося лета. Август тяжело вздохнул глядя на оживлённое сборище людей, там внизу. Разговоры слившиеся в один неразборчивый гул, взрывы смеха, гудки клаксонов от пробегающих мимо автомобилей, шелест молодых деревьев, и невыносимое чириканье птиц, ножом терзали его несчастное сердце. До чего же надоело ему отсиживаться тут, в этой богом забытой халупе, до чего надоело бродить по этим слащаво радостным улочкам одному. Свободен он наконец, или заточен-таки в камеру своего одиночества!? Что толку быть сейчас здесь, хоть и не скованным по рукам и ногам железными вполне заслуженными браслетами. Ради этих ли четырех стен он сделал невозможное, и бежал когда-то во Францию, оборвав все свои прошлые связи? Умерев для всех. Сколько не старайся, от себя не убежать… От прошлого не скрыться. Ты можешь обмануть людей, полицию, правосудие, даже себя, но судьбу не обманешь. Её карающий меч настигнет тебя в любой точке земли, беги не беги. Она накажет тебя, по своему, но обязательно накажет. Август зажмурился, и покачав головой, отошел от окна. Скорее бы ночь прошла, скорее бы утро, и два-три часа скучных, но как воздух необходимых ему занятий. И ведь как назло – весна. Детям сейчас не до музыки, все рвутся на улицу; велосипеды, мороженое, прогулки до темна, это куда как интереснее, чем бренчать с утра до вечера на тоскливом инструменте. А дальше больше, начнется пора экзаменов, и как обычно, к Августу будут приходить один два раза в неделю, какие-нибудь особо упорные ученики, которых в этом году, что-то совсем мало. Одна надежда на Розу. Август снова затряс головой, и на лице его помимо воли, выступила улыбка. Он попытался подавить её, выпроваживая из своей головы нежное, приветливое лицо, но безуспешно. Наверное, это очередной изощрённый прием судьбы, подумал он. Как поманить жаждущего в пустыне, свежим глотком родниковой воды, а потом пролить её, перед его умирающим взором, на раскалённый песок. Так и Роза, поманив собою, скоро исчезнет из его жизни. Внезапно. Резко как удар кинжалом. Позвонит, и скажет: ?Простите, мсье Вальц, но ваши занятия мне наскучили… Мне наскучили вы. Я больше не нуждаюсь в ваших услугах.? Что-нибудь в этом роде, и рука держащая трубку потяжелеет, он сухо попрощается с ней, и никогда больше не сможет прийти в себя. А может она вовсе и не позвонит. Просто позабудет он нём, да и всё. И поделом ему, ведь он того и заслуживает - прожить остаток дней в одиночестве, всеми презираемый. К чему красивая внешность, великолепное знание истории, языков, музыки, горы прочитанных книг, и годы неустанного труда, награды и звания, если за то, что он сотворил он не достоин ходить по земле? И бедной несчастной Розы, которая так ласкова и добра с ним, он не достоин. Не достоин её внимания, взгляда, даже запаха, обжигающего и неустанно волнующего его. Если бы Роза знала, кто он таков на самом деле, её таинственный учитель музыки… Она не заслуживает такого унижения и вранья! Вот бы отогнать её от себя самому, сделать что-нибудь, чтобы обидеть её. Чтобы она, хлопнув дверью, уже больше никогда не переступила его порог. Разбила сердце, но не была бы запятнана его обществом. Но она так упорна, так горда, все его колкости сносит с улыбкой, и каждый раз лишь теплее глядит на него, жалеючи. Глупая, добрая девочка. Луч света в этой тёмной, мрачной конуре – его душе. Солнце уже провалилось за горизонт, последние отблески света ещё десять минут назад растаяли в атаковавшей их ночной мгле, в окно наконец потянуло свежестью. Пыльные запахи шумной улицы растворились под натиском долгожданной влаги, дышать стало легче. Август зажёг старинный, пожелтевший ночник, чтобы хоть что-то можно было разглядеть в родившейся полутьме, и поплелся на кухню. В пустеющем холодильнике он отковырял старый кусок ветчины и немного масла. Он редко обедал дома, а потому на кухне разве, что мышь не повесилась. Обычно пополнением провизии, наведением порядка, и прочими бытовыми необходимостями занималась его экономка, миссис Эдгертон. Полненькая миловидная женщина, без возраста. Болтливая, неуёмная и очень шумная. Но она вот уже две недели отсутствовала, взяла незапланированный отпуск за свой счёт - навестить родню, отпраздновать именины племянника, или справить похороны… Август не утрудился поинтересоваться истинными причинами отъезда, лишь молча заплатил выше положенного, и со вздохом облегчения затворил за ней дверь, не справившись о точной дате возвращения. Видимо, миссис Эдгертон посчитала это знаком великодушия и не погнушалась злоупотребить им. Так или иначе, если бы не скопившийся за это время толстый слой пыли на книгах и мебели, Август бы и не вспомнил об её отлучке. Аккуратно отделив от чуть зачерствевшей булки ломоть хлеба, мужчина добротно смазал его маслом, кинул сверху заветревшуюся ветчину, и в пару голодных укусов прикончил бутерброд. А за ним и ещё два. - Завтра нужно будет как следует позавтракать в каком-нибудь приличном месте. Столь скудный ужин никуда не годится, - буркнул он в пустоту крошечной кухни, промакивая блестящие губы салфеткой, - Жаль, с недавнего времени я не переношу сладостей, можно было бы заглянуть к Фабрису, перехватить яблочного штруделя… Покончив с едой и нахмурившись, Август отправился в ванную комнату. Там тщательно принял душ, обсохнув, выкурил последнюю сигарету, причесал чуть влажные, пахнущие одеколоном волосы, и когда за окном окончательно стемнело и стихли последние, припозднившиеся голоса прохожих, затворил плотные шторы, и улегся на расстеленный заранее диван. По обыкновению поворочавшись не менее часа на жёсткой обивке, и смяв под себя всю простынь, уставший и измученный своими мыслями он все-таки заснул. …Глаза в миг ослепляет сияющей бескрайностью заснеженного поля. Высокие юфтевые сапоги по щиколотку проваливаются в хрустящую изморозь. С обвисшего стального неба, хлопьями валится снег. Изо рта дымком идёт пар. Пару минут Август в недоумении стоит посреди этого поля, оглядывая себя. Ненавистная тёмно-серая форма вновь обнимает его тело, полы тяжелого чёрного плаща из кожи, трутся от сугроб. На плечи давит плетение погон, а грудь огнём горит от шевронов и многочисленных орденов. Знакомые голоса издали окликают его, и заставляют обернуться. Позади себя он видит две рваные, зияющие чернотой полосы, которые, если вглядеться повнимательнее, превращаются в длинные цепи скованные из людей. Голоса кличут настойчивее, и Август помимо воли направляется на зов. - Мы ждём вашего приказа, полковник. – обращается к нему замыкающий одну из цепей, крепко схватившийся за винтовку, мужчина без лица. Август пытается покачать головой, мол, я запрещаю стрелять, но мужчина почему-то делает утвердительный кивок, и отвернувшись от него, незамедлительно даёт команду остальным, чтобы приготовили оружие к бою. Август растерянно взмахивает руками, изо рта кроме пара не вырывается ни звука, ноги вязнут в ледяном плену, и не в силах остановить казнь, он со слезами на глазах, вглядывается в цепочку приговорённых. Знакомая улыбка, вырываясь из безликой толпы, дрожит на мягких обветренных губах, сияющие глаза с неподдельной лаской глядят на него, Роза будто и не понимает, что сейчас произойдёт, а может понимает, и заранее прощает ему это преступление. Девушка в последний раз улыбается, затворы оружия хоровым щелчком срываются со своего положения, и от оглушающего хлопка снежные комья испуганно разлетаются в стороны. Истошным, страшным криком кричит Август, лицо его искажается гримасой боли, он сжимает веки, а разомкнув их, оказывается у себя в комнате… Стряхивая с воспламенившегося лба капли выступившего пота, мужчина вскочил с постели, и часто хлопая ресницами, наоцупь схватил со стола пачку сигарет и спички. В темноте вспыхнул яркий золотистый огонёк, струйка дыма потянулась от папиросы к приоткрытому окну, влекомая ночной прохладой. Август немного отдышался и со страхом оглядев диван, сделал глубокую затяжку. Нервно потягивая сигарету, он посильнее перехватил её губами и сдвинув на сторону, чтобы не мешала, начал наспех одеваться. Оставшуюся ночь он решил провести где угодно, лишь бы не в своей квартирке, лишь бы не во сне.