Глава 2 (1/1)
Все последующие выходные Роза посвятила прогулкам по городу и изучению его окрестностей. Воспоминания о странном пятничном вечере и знакомстве с Августом быстро сменились новыми впечатлениями. Счастливая и взволнованная, она бродила по узким улицам Нанта и упоенно изучала его архитектуру, людей; вслушивалась в мелодичную, и такую романтичную речь коренных французов; с интересом и легкой завистью заглядывала за высокие стеклянные витрины всевозможных лавок и магазинов. В одном из таких магазинчиков она, на подаренные тетушкой деньги, приобрела себе тонкий шерстяной костюм – темно-синюю плиссированную юбку и узкий жакет в тон к ней. Этой покупке Роза была рада больше всего, ведь в послевоенные годы, да еще и на родине, ни о каких обновках и речи быть не могло. Пока она примеряла в гардеробной вещи, суетливый продавец неустанно восхищавшийся ее хрупкой фигурой, все подносил и подносил ей всевозможные платья, жакеты, юбки, блузки, но поскольку денег было в обрез, Роза выбрала самый простой, и лаконичный костюм, который как ей показалось, она смогла бы носить и на работу, и на занятия, и даже на прогулки. Радость переполняла девушку, она расплатилась, бережно сунула сверток с аккуратно сложенной обновкой подмышку, одарила довольного продавца одной из своих самых очаровательных улыбок, и поспешила продолжить свое маленькое путешествие по городу. После магазинчика она отправилась на набережную Фос, на реке Луара, которую ей настоятельно рекомендовала посетить тетушка.
На смену шумному и теплому воскресному дню, неспешно приходил вечер. Солнце медленно клонилось к закату, и прозрачное, лазурно-голубое небо постепенно стало окрашиваться нежным грязновато-розовым оттенком. Длинная набережная, окантованная фигурным, чугунным ограждением, полукругом огибала берег гладкой спокойной реки и терялась из виду, где-то далеко за поворотом. По правую сторону небольшой сквер, усаженный молодыми тоненькими деревцами, был словно вуалью из мелких бусинок покрыт молодыми, совсем недавно народившимися листочками. Постепенно зажигались желтые, словно кошачьи глаза, фонари.
Роза подошла к кромке воды и молча уставилась перед собой. В воздухе отчетливо пахло весной. Еще совсем немного, подумала девушка, и наступит лето - теплое, безмятежное, и такое непривычное и чужое для нее. Здесь, вдали от дома и от родных, после всех ужасов и лишений, что принесла с собой война, она чувствовала себя в безопасности, испытывала приятное волнение от новизны навалившейся новыми, незнакомыми ей ранее обычаями, местами, традициями, но тоска снедала ее глубоко внутри. Она скучала по своим погибшим братьям, по матери, которой совсем не знала, по отцу, стойко пережившему войну, но тем не менее глубоко несчастному и брошенному своей страной, и вот теперь, дочерью. Да, он сам заставил ее уехать. ?Так будет лучше, доченька? говорил он, и гладил своей шершавой намозоленной рукой ее заплаканные щеки. Роза и сама понимала, что так будет лучше, только лучше будет лишь для нее одной. И вот теперь, стоя здесь, и вдыхая влажный, портовый рыбный воздух, она молча просила у отца прощения, за то что не стала спорить, за то, что выбрала путь полегче и оставила его одного. Еще немного постояв, Роза поняла, что продрогла. Она с тревогой глянула на часы - стрелки показывали начало десятого. Делать нечего, нужно было возвращаться, рано утром ей на работу. Кондитерская открывается в восемь, а на смену заступать не позже пяти утра. Чтобы успеть привести себя в порядок и добраться на работу вовремя, вставать придётся ни свет ни заря. Роза занервничала, укорила себя за то, что так задержалась и поспешила домой. Возвратившись затемно, девушка поспешила сделать тёте очередной укол, и наложить компресс. После, она наскоро поужинала, погладила вещи, которые собралась взять завтра с собой, чтобы переодеться, и приняла душ. Пока ее длинные волосы сохли, она, ломая руки, нарезала по квартире бесконечные круги.
- Дорогая, ты сама не своя, - обеспокоенно глядя на мечущуюся из угла в угол племянницу, сокрушалась Агата. - Я переживаю, тетя. Завтра мне на работу, а я так дурно знаю язык, меня с трудом понимают!
- Не наговаривай на себя, конечно, ты говоришь с акцентом, но весьма неплохо. Тем более, не думаю, что тебя там будут занимать долгими беседами. Главное, внимательно слушай и смотри что тебе показывают. Ты у меня девочка расторопная и понятливая, и никаких серьезных проблем у тебя возникнуть не должно. А от ошибок, в любом случае, никто не застрахован, на них лишь учатся.
- Спасибо, тетушка, надеюсь так и будет. Роза устало улыбнулась и подошла к приоткрытому окну, рядом с которым стоял старинный, тяжелый рояль, принадлежавший дедушке Агаты. Тяжелые бордовые портьеры слегка колыхались от проникающего в раскрытые рамы сквозняка, и словно огромные языки, не без удовольствия, полизывали инструмент. Роза откинула крышку и коснулась аппетитных пожелтевших клавиш.
?Как он там меня учил? Раз, два, три…? Гостиная встрепенулась от мягких, дрожащих звуков заученной недавно мелодии.
- Ох, Розочка! Да ты уже играешь, а говорила, что совсем не обучалась этому! - тетя похлопала в ладоши, будто ребенок, наивно восторгаясь коряво сложенному мотиву.
- Да что вы, тетя, разве это игра? Тем более, этому меня научили за час. – смутилась Роза.
- Тот самый мужчина, мсье Вальц? Ну и как он тебе? Ты мне даже не рассказала толком, как ходила к нему?
- Да что рассказывать… Угрюмый, закрытый человек. Поначалу чуть было не выгнал меня. Роза вкратце поведала тете о своем визите к Августу, и поймала себя на мысли, что прошло всего два дня, а она уже совсем забыла, как он выглядит; забыла его лицо, которое с таким интересом разглядывала, забыла во что он был одет, как причёсан. Сейчас она с трудом вспоминала его черты, и как бывает поутру, когда не можешь вспомнить сон и снившегося тебе человека, так не могла она вспомнить и его, лишь размытый образ, и чувство какого-то ужасного стеснения и повиновения перед его странной, устрашающей, и в тоже время вызывающей глубокое сожаление, личностью.