(4) худший из страхов, au, pwp, эллиот × 2015!эдвард (1/1)

Росчерк спички озаряет пространство подобно вспышке молнии. Из мрака вслед за этим проступает пятно маски. Все той же, из ?Кровавой резни буржуазии?.На языке оседает легкий привкус гильотин.Маска тем временем обнимает голову. Но нехотя отстает, практически отрывается с кожей, чтобы обнажить то самое — лицо любимого отца. Спокойное и покрытое, как схемой сабвея, сетью морщин. Рот лениво жует попкорн, а после из-под линии скул показывается стремная клыкастая пасть.Лицо — иллюзия, давно изъедено червями. Маска плавится, и монстр превращается в горстку песка, которая вязнет в океане.Занавес.Эллиот хохлится, затолкав кулаки в карманы худи, горбясь при этом; пространство вокруг него ощерилось.В этом мире его монстр по-прежнему жив, вполне себе даже здоров. Рак не съел его трахею, не пустил корни в бронхах. Эллиот не осознал пока, что условия этого измерения несколько иные, захватив константы своего неприятными бонусами воспоминаний. Ему еще не известно, что здесь у него идеальная семья: лучший отец, мама — заботливая, сам он построил карьеру и прочные отношения с кем-то. Все настолько совершенно, что наскучило. Небо яркое, а все получают то, о чем мечтали, точно существуют в Матрице.Разве Эллиот выбрал синюю таблетку?Магазин тоже на месте. Старое название, но теперь с налетом хипстерской современности. Много освещения, много техники F-Corp, все блестит и радует глаз покупателя. На звон дверного колокольчика отозвался голос из подсобки. У Эллиота сосет под ложечкой, но ноги словно залили бетоном: голова кричит о том, что нужно убегать, а все тело переполнено злобой и отчаянием.Монстр жив, жив, жив.Эллиот хочет видеть его, это становится необходимым, как дышать или заниматься хакерством. Эдвард выглядывает из-за угла, натянув на лицо фирменную улыбку.— Чем я могу...Увидев сына, мужчина обрывается на полуслове.— Эллиот? Мы ведь только что разговаривали. Ты должен собираться на ланч.Эллиот запоздало осознает, что теперь он на распутье: выдать себя за Эллиота, очевидно, другого, либо...— Назад в будущее, — после паузы добавляет, — пап.— О чем ты говоришь?Эдвард, который совсем теперь не похож на мистера Робота, выглядит обескураженным и непонимающим. Он облачен в синюю форменную куртку, на носу сидят совсем другие очки в позолоченной оправе, и в общем создает впечатление мягкости и преклонных лет.— Ох, погоди, погоди. Ты переживаешь из-за свадьбы, это нормально. Когда мы с твоей матерью познакомились, я тоже...Свадьба? Запоздалые подробности всплывают частыми-частыми уведомлениями сверху экрана. Вроде ?живой отец?, ?нормальная жизнь?, ?здоровые отношения?, ?никто тебя не насиловал, не травмируй психику этому славному парню с сединой, игра окончена, малыш?.— С Анджелой? — осторожно спрашивает Эллиот.Они замерли, как в вестерне, друг напротив друга, только револьверов нет. Искусственного света и блеска металла очень много, и отчего-то Эллиот понимает: в этом мире не было майского взлома. В этом мире многие вещи пошли по иному пути, хорошему и правильному? Если прошлое не разбило Эллиота на сотню осколков, то... Тому парню крупно повезло. Он стал доппельгангером, злым двойником (или мистером Роботом, но в языке программирования Эллиота это равнозначные алгоритмы), а где-то здесь по земле ходит идеальная копия, дружелюбный близнец без проблем с менталкой. И у него, похоже, есть семья, счастливая невеста, планы на будущее.Ну вылитый Марти МакФлай.— С кем же еще, — Эдвард Алдерсон подходит ближе и разглядывает сына, как пришельца, привычно щурясь. — Ты не вспоминал о фильме... Лет пять.— Я... Кажется, из альтернативного две тысячи пятнадцатого. Где ты был мертв. Помнишь, как во второй части, когда Джорджа убили.Эдвард подходит, чтобы проверить — это не бред и не свадебная лихорадка поразила его сына, он не голограмма. Может, это какая-то шутка, но он планировал сюрприз для Анджелы, а не для него.Последние воспоминания о монстре сходят на нет: образ чудища расплывается, превращаясь в облако дыма. Нет никакого монстра здесь, значит, и Эдвард... Нормальный. Приступ бессильной ярости берет верх над Эллиотом и он припирает не-своего-отца к одной из стен, свободной от стеллажей, пережимая запястья.— Что ты... Это становится смешным.— Ты сделал мне очень больно, — говорит Эллиот спокойно, — там, в другом месте.Эллиот смотрит прямо в глаза, которые перестают узнавать его. Они все те же, что он помнил — светло-зеленые, а лицо с годами немного округлилось, щетина пропала. Кажется, у отца здесь дела пошли в гору, в жизни не случилось E-Corp, лучшего сценария и не придумать, верно?Подземные толчки сотрясают пол под ногами.— И ты хочешь, — легкая усмешка, — сделать больно мне?Да, отвечает Эллиот, конечно хочу, и злость клокочет внутри него, как магма, которая вот-вот вырвется наружу из жерла вулкана. Неужели весь этот путь был для того, чтобы он разрушил что-то прекрасное?— Я не знаю, — открывает Эллиот рот, отпускает и отступает назад. Он запутался, ведь возвращаться к себе это означает вернуться в эпицентр взрыва на атомной станции. Его там больше ничего не ждет, все кончено, и когда пепел осядет... Найдут ли тело Белой Розы? Теперь случился парадокс: в одной точке пространства-времени находилось два Эллиота, и, похоже, именно он был лишним.Проверив карманы, в нагрудном футболки Эллиот обнаруживает семейный снимок, сделанный на пляже, молча протягивает его Эдварду. Он поправляет очки, смотрит на фото, переводит взгляд на Эллиота и поднимает с пола телефон, который тот успел уронить.Сквозь трещины на экране смартфона на Эллиота смотрят мама, папа и маленький он. Нет никакой Дарлин, здесь больше нет боли и распавшейся личности.— Останься здесь, — наконец говорит Эдвард, убирая телефон, — я встречусь, — с языка едва не срывается неловкое ?с сыном?, — схожу на ланч, а потом мы обо всем поговорим, хорошо?Эллиот кивает, и Эдвард оставляет его в подсобке с включенным ноутбуком, заперев в магазине.Первые несколько часов Эллиота захлестывает паранойя, но он справляется с собой, ища отличия в сравнении двух вселенных.Эдвард возвращается после обеда, с облегчением обнаруживает вторую версию своего сына, клубком свернувшимся на диване. Он осторожно касается ладонью плеча, будто проверяя материальность. Угрюмый вид и черная одежда наталкивали на мысли об ужасной жизни этого Эллиота. Точно он и правда из параллельного тысяча девятьсот восемьдесят пятого, где анархия на улицах, от семьи МакФлаев осталась лишь Лоррейн, а создатель машины времени никогда не собирал ее, ведь в психушке не до изобретения всей жизни.Эдвард заглядывает в экран, проверяя историю запросов. Белая Роза, fsociety, E-Corp... И что-то вспоминает о рисунках своего Эллиота. Он там делал концепцию хакерской группировки, которой ничего не страшно: ни экономику уронить, ни сознание людей освободить. Эдвард понимает, что его мир для этого Эллиота слишком идеален, совершенен практически во всем.— Отец умер, когда мне было восемь, — начинает Эллиот сонным голосом, — у него был рак.Эдвард слушает его молча, не перебивая, будто чувствует вину во всем произошедшем. Эллиот смотрит в обивку, продолжая кратко свою биографию: хуевое отношение обоих взрослых, сестра — единственный лучик в темных буднях, ненависть матери, время с отцом, домогательство со стороны отца, психика детская не смогла этого пережить и раскололась, хакеры и мистер Робот, проект Белой Розы, а сейчас, похоже, ему некуда деться, кроме как идти, куда глаза глядят.— А Белая Роза строила машину, — заканчивает Эллиот, — как в раннем концепте ?Назад в будущее?, и вот я здесь.Он уже сидит, сверля взглядом пол.— Взрыв на атомной станции. Похоже, да, — Эдвард не знает, куда себя деть после подобных откровений, и только присаживается рядом, как Эллиот крепко обнимает его.— Ты хороший, — говорит он куда-то в плечо, шмыгая носом, — а я вот нет. Я бы убил, пытаясь занять его место.— Ох, сынок, — Эдвард ведет по спине ладонью, чувствуя острое желание помочь и невозможностьисполнения этого желания, — мне очень жаль.Этот Эллиот оказался тенью его сына: травмированный, нуждающийся в заботе и поддержке. Эдвард уже сообщил Магде, что задержится в магазине, а Эллиоту, что не успеет на репетицию свадьбы. С Атлантики пришел циклон, погода испортилась, и мелкий дождь забарабанил по козырьку над входной дверью. В новостях что-то коротко сообщили о сейсмической активности в прибрежной зоне, но добавили, что волноваться об этом не стоит, сославшись на климатические изменения. Бросать беглеца из другого измерения Эдвард не собирался хотя бы сегодня, но прятать его все оставшееся время в магазине, или где-либо еще?Кажется, он перестал шмыгать, что уже можно было рассматривать, как победу.Эллиот смотрит на отца, каким бы он стал, доживи до шестидесяти пяти. Выцветшие волосы, солидный внешний вид — он излучает уверенность и спокойствие, чего так не хватало Эллиоту практически всегда. Не только в детстве, этот Эдвард олицетворял пронесенную сквозь жизнь поддержку. Все те же крепкие руки, разве что года наложили отпечаток и напоминали о себе пигментными пятнами.— Спасибо, — говорит Эллиот, натягивая на лицо горькую ухмылку, — мне... Мне больше не страшно, потому что, кажется, теперь все равно.Несколько месяцев терапии должны были что-то поправить в нем, он же, в конце-концов, примирился с собой.Голос, правда, звучит низко и жалобно. Он точно бездомный котенок, выброшенный под дождь, и когда он пытается встать, Эдвард удерживает его.— Куда ты теперь?— Не знаю. Стану скитаться, убегу заграницу, без разницы. С моими навыками не пропаду.— Я тебя не отпущу.Эллиот нервно смеется.— Я сглупил, что первым делом пошел сюда. Мне нужно было идти к себе, или... Куда угодно. Но магазин оказался ближе всего. Это было огромной ошибкой, поэтому просто постарайся забыть.— Эллиот, послушай. В таком состоянии тебе нельзя оставаться одному.— Больше я не Эллиот, — вздыхает, — я проиграл, теперь нет имени, даже хорошо.Руки притягивают к себе.— Я сказал, один ты не останешься.Эллиот хочет возразить, мол, у тебя есть семья, чего тебе нужно еще, козел, но руки заставляют опуститься на чужое колено, и в какое-то мгновение он чувствует поднимающуюся в груди волну паники, начиная тонуть в ней, но затем теплые губы касаются виска. Эллиот застывает, а сердце оглушающе долбится в барабанные перепонки.— Па...Это все становится неправильным. Как тогда, когда Лоррейн влюбилась в Марти, а из-за этой шутки, между-прочим, Дисней отказались стать продюсерами фильма. Много потеряли, но случись такое: Марти все равно исчез бы.— И все эти годы ты не скучал по нему?Эллиот сглатывает комок из проволоки в горле. От прежней злости на отца остались тупая боль где-то внутри и тоска, которой он себя выел. Сначала действительно хотелось разбить Эдварду голову, но логично было предположить, что сил не хватит.Земля вновь вибрирует под ступнями.— Я... Я не знаю. Может быть.Снова шумно собирает ноздрями воздух. Годы терапии должны были помочь, поправить что-то в нем, но у Эллиота их не было — лишь несколько месяцев с Кристой, которая очень долго снимала с него кожуру. А что он может в своем положении жертвы?— Прости, я пытаюсь понять. В этом... Твоей вины нет.Эллиот улыбается криво, кивая и пытаясь удержать слезы. Он сейчас встанет, оглянется на магазин в последний раз и больше никогда не вернется в Джерси или Нью-Йорк. Будет скрываться всю оставшуюся жизнь, может быть никто не заметит его сходства с Эллиотом Алдерсоном.— Теперь все хорошо.Голос Эдварда звучит очень тепло, обволакивает своей мягкостью и Эллиот млеет. Мистер Робот пытался уйти из-за того, что он носил отцовское лицо, после того как правда вскрылась. Только сейчас доходит, как он ненавидел себя за это и поэтому сделал так, чтобы Эллиот возненавидел его. Был теми руками, что швыряли на скалы. Тем ртом, что кричал. Тем пистолетом, который стрелял не по-настоящему. А теперь мистера Робота нет, и забытое ощущение одиночества настигает.Теплое дыхание обдает висок, когда Эллиот понимает, что в паху тяжелеет.Эдвард очень близко, очень материальный (прости, мистер Робот, ты был хорош), очень домашний. Он пока больше ничего не предпринимает, поэтому Эллиот сам цепляется за отвороты куртки и тычется в губы.Должен ли он скучать по причине его недоверия к людям? Должен ли занять здесь чужое место? Или должен испортить то, что отнеслось к нему хорошо?Эллиот внезапно понимает, что сейчас может быть поражен радиацией, и все это предсмертная галлюцинация от химических ожогов на коже. Последняя игра сознания, может, именно такой был план у Розы? Это здорово развязывало руки, почему-то придавало сил. Он всегда жил на чувстве ненависти, питался болью, перенося невозможное.Поцелуй выходит очень неловким, но Эдвард пытается смягчить натиск и задать какой-то ритм. Эллиот вцеловывается с отчаянием утопающего, что ему, собственно, терять? Теперь — он баг в коде, переживший за последние пару месяцев кучу дерьма. Эллиот пропускает момент, когда Эдвард оказывается на спине, когда его руки вытягивают рубашку из брюк, когда он касается кожи.Эллиот не помнит, что конкретно делал с ним отец. Трогал? Заставлял дрочить? Или приходил по ночам и брал прямо так? Мама никогда не верила в существование монстра; она по какой-то причине видела монстра в Эллиоте. Не то чтобы это было важным, гораздо важнее, что отец не мог себя контролировать. Может ли Эллиот контролировать себя?Он пробует на вкус кожу шеи, плеч, усеянных пигментной шрапнелью, спускается до ключиц. Осторожно касается пальцами и боков, боясь, что тело рассыпется, окажется ненастоящим, обратится в прах. Поцелуи его сухие, поверхностные — голова не уверена, что за чем идет, все это чисто механически. Эллиот берется за ремень чужих брюк и критической ошибки не происходит, не всплывает синий экран смерти, он не приходит в себя в больнице, усеянный бледными пузырями на коже и черными язвами. Это по-прежнему неправильно, однако. Эдвард толкает его в грудь ладонями, Эллиот снова возвращается в реальность.Будет больно, если... Ах да.Ноги непослушно гнутся, когда пальцы нашаривают на столе тюбик какого-то герметика для ухода за электроникой на силиконовой основе. Мазь вязкая, а Эллиот только сейчас осознает, какие у него широкие фаланги. Эдварду за шестьдесят, и само по себе это сродни насилию — они, может быть, уже спят с матерью по разным постелям или все же в одной, но спиной к спине. Если отбросить возрастные изменения, Эдвард по-прежнему выглядит... Узнаваемо.Почти как его мистер Робот.Эллиот с неуверенностью начинает увлажнять вход, податливое колечко ануса, и спустя короткое время Эдвард шипит сквозь зубы. Поза не ахти какая удобная, Эллиот подбирает под себя колени, работая запястьем. Он совсем не уверен, что делает, но какие-то знания (может быть это знания мистера Робота?) задним числом подсказывают, что ему необходимо найти нужный угол.Нужно ли? Думал ли о его комфорте отец?Эллиот однажды так и сказал Дарлин — монстр придет этой ночью, спрячься в шкафу, сама во всем убедишься. Как итог, Эллиот повредил голову и какое-то время хромал, царапая ногтями заживающую сетку царапин от осколков стекла. Монстр перехитрил его тогда.Он собирался воспользоваться чужим телом, как надувной куклой, но... Пол снова не вибрирует под ногами. Больше никаких толчков, никакой злости. Он возненавидит себя, если поступит так с кем-то, руки опускались.Эдвард ловит его шею ладонью.— В чем дело, сын?Все в этом измерении было цветущим и ярким, точно искусственный шлягер пятидесятых — возможно, Эллиота просто услышал мистер Сэндмен, наслав на него сладчайший сон из всех, что он видел?Эллиот мотает головой, позволив потрепать себя по гребешку. Чем бы не было наваждение: иллюзией, сном, предсмертной галлюцинацией — он посмотрит до конца, встанет с кресла и покинет сумрачные объятья кинотеатра.Отец здесь, рядом, от него отдает каким-то замысловатым парфюмом и больше никаких сигарет. Странно готовить тело к тому, к чему оно ранее не стремилось, но в какой-то момент под подушечки пальцев попадает чувствительный бугорок. Эдвард вскрикивает не то с болью, не то с облегчением, но, проехавшись короткими ногтями вдоль руки Эллиота, он часто кивает, приподнимаясь на обивке. Наверное, это возрастное, думает Эллиот почему-то, но с языка все равно сползает ядовитое замечание.— Неужели мамочка не заботиться о тебе в постели?Он внезапно очерствел в этом с ног на голову перевернутом прекрасном мире, но земля не разверзается под ним. Ничего такого не происходит, черти не затаскивают его в Ад: достаточно отплатил своими страданиями дорогу к этому месту.Пальцы ласкают простату, становятся липкими из-за обилия смазки. На лице Эдварда мелькает неудобство, боль, чтобы в какой-то момент его дыхание стало поверхностным, а шипение превратилось в негромкий стон. Эллиот забирается на диван, жужжит зубцами ширинки, ведет ладонью по бедру. Странно, но это не вызывает у него ни капли отвращения. Извращенный интерес, пожалуй, чтобы сказал на это мистер...?Поимей его как следует, как ты уже поимел остальной прогнивший мир??Взгляд ловит оранжевое пятно патча на куртке. Эллиот искривляет рот в улыбке, вспомнив как однажды послал того нахер — иногда грубые слова могут сбыться.Толчки сначала робкие, даже слишком аккуратные. Ощущения странные, импровизированный лубрикант холодит, скольжение не выходит гладким, но времени у Эллиота много. Он упирается одной ступней в пол, начинает серию первых движений тазом, перехватив чужую ногу под бедром. Механическая точность с какой он выдерживает темп немного пугает, однако, прежнее возбуждение возвращается.Скучал ли он? Скучал.Нужны ли ему были одобрение или робкие поцелуи на задних рядах в кинотеатре?Ладони Эдварда аккуратно держат его за бока, чтобы мазнуть по ребрам и уйти куда-то. Неправильно ли это? Еще как, но теперь папочке некуда от него деться, они будут вместе. Два Эллиота лучше, чем один, правда?Эллиот слышит звук коротких стонов и влажных шлепков, ощущает внутри тесноту, которая обнимает его теплом, а диван недовольно скрипит. Он осторожно наклоняется, меняя угол, позволяет пальцам пересчитать выступающие позвонки на спине. Голова кружится от чувства испорченности, горячие стоны обжигают кожу, ему нужно совсем немного, чтобы неуверенный ритм сломался, чтобы движения таза стали резкими. Член успешно дразнит холмик простаты, шлепается о зад мошонка, а он все не сбавляет силы проникновения. Эллиот хватается за спинку дивана, втрахивая свою новую версию отца в эту синюю, кажется, обивку, он практически рычит на пике, когда в замешательстве шарит взглядом по Эдварду внизу. Но кончает он внутрь, затем обессиленно прижимается к клейкому от семени и пота животу.Они не говорили ничего в процессе, здесь не возникает неловкости, но Эллиоту все равно немного стыдно, он тайком смотрит наверх.— Тебе стало легче?Голос Эдварда по-прежнему звучит ровно, хоть немного и осипше.Эллиот жмет плечом, с трудом разлепляя ресницы.— Я пока не соображу...Под глазами плывут нули-единицы, и Эллиот понимает — он не баг, он троян, он уже начал отравлять своим присутствием в фоновом режиме жизнь этой совершенной системы.Эдвард осторожно приобнимает его, пока Эллиот тянется до карманов худи и прикуривает сигарету.— Ты еще и куришь.Эллиота хватает на пару затяжек, чтобы потом лениво распластаться на взмокшем и пахнущем сексом теле под собой. Он вырубается быстро, прилипнув щекой к плечу, не задумываясь больше ни о чем.Нахрен все, окончательно и бесповоротно.Эдвард запускает пальцы в кудри, ощущая приятную ломоту в теле и безграничную любовь к этому израненному созданию. Ему предстоит придумать, как поступить с ним, но это все позже, обязательно.Может и правда худшим из страхов Эллиота был потерять образ отца навсегда?