Часть первая: Игрушки (1/1)

Наиб не знает, какие чувства вызывает у него приближение рождественских праздников.Он опирается плечом о дверную раму, взглядом окидывая высокое еловое дерево, которое теперь стоит посреди гостиной комнаты. Видит, как Эмма вешает на пушистую ветвь увесистый стеклянный шар, и улыбающаяся Эмили что-то вкрадчиво шепчет ей, завязывая бантики из ленточек; слышит веселый смех Майка, которого не видно за коробками украшений, и бодрый праздничный мотив, который насвистывают Трейси и Лука, перебирающие тонну проводов и ярких лампочек; вдыхает запах корицы, шоколада и цитрусовых, который тянется из слегка приоткрытой кухонной двери.Вспоминает тьму тесного съемного жилища, остывшие момо* из жесткого пресного теста, купленные у первого попавшегося торговца на ярмарке, густой туман за окном и шорох бумаг, среди которых – фотография человека, которого завтра найдут в темной подворотне с перерезанной глоткой.Вспоминает давящую на уши, плечи, разум тишину временного перемирия, пробирающий до костей холод земли в глубоких окопах, тошнотворный запах пороха, засохшей крови и дерьмовый вкус дешевого пойла.Вспоминает тепло домашнего очага, надежность, безопасность родного дома, пряность горячего рисового супа, звонкий хохот неугомонных младших братьев и сестер, мамин взгляд, полный нежности и любви – он отдал бы столько, лишь бы опуститься сейчас перед ней, лишь бы устало взглянуть в ее теплые карие глаза, положить голову на ее колени, почувствовать, как родные пальцы касаются отросших волос, услышать голос…Наиб отводит взгляд, прикрывая скривившиеся губы за костяшками пальцев. Он наемник, хладнокровный человек, который берет на себя и свой клинок всю грязную работу, получая за нее не менее грязные деньги – и подобные слабости, которые могут помешать его работе, не должны вызывать у него ничего, кроме равнодушия. Он не должен забывать, почему он здесь и с какой целью до сих пор играет в эту извращенную аферу – в эту проклятую игру, где таинственный зачинщик делает вид, будто у них есть невероятная возможность изменить свою судьбу, забыв про ошибки прошлого, а они все изо дня в день подыгрывают ему, стараясь сохранить трезвость ума и здоровье рассудка.– Наиб? – туман его мрачных мыслей развеивает тихий, но твердый голос с легким оттенком беспокойства, и он поднимает взгляд.В углу комнаты, на диванах, сдвинутых ближе к камину для удобства размещения праздничного дерева, Илай сидит в компании своей верной спутницы. Он жестом подзывает Субедара к себе, ближе к телу подбирает растекающиеся по дивану ткани своего сложного наряда и перекладывает на журнальный столик толстую книгу с непонятным названием. Они обмениваются молчаливыми приветствиями – уже здоровались за завтраком, но у Илая есть занятная привычка здороваться при каждой встрече, под которой наверняка подразумевается какой-то ритуальный обычай – и Наиб плюхается рядом с ним, откидываясь на мягкую спинку.– Не заметил тебя сразу, – он осторожно выдыхает, надевая на лицо маску непоколебимого спокойствия, и смотрит на тихо потрескивающий камин. – Я не удивлен. Кажется, мысли похитили все твое внимание, – Илай тянет за тугой узелок на затылке; повязка падает с его глаз, он откладывает ее в сторону – и Наиб только сейчас замечает, что Брук, удобно расположившаяся на мягком широком подлокотнике, на самом деле тихонечко спит. Он пожимает плечами, когда чувствует, как холодные пальцы Кларка осторожно касаются его теплой руки, и Илай едва заметно придвигается ближе, вопросительно наклоняя голову. – Что-то тревожит твою душу, друг мой?

Наиб слишком хорошо знает: шансы на то, что любая его размывчатая ложь будет принята за удовлетворительный ответ, опасно близки к нулю. Илай слишком, чересчур проницательный; даже если без очков (наверняка снова забытых где-то в столовой) и помощи своей верной спутницы Илай видит собственными глазами не многим лучше юной Хелены, на то ему и дар всю жизнь терзаться горькой правдой, чтобы без зрения различать сладкий обман – и, даже если иногда, качая головой с понимающей улыбкой, Кларк из благих побуждений позволяет истине оставаться в тени, сейчас он явно решительно настроен услышать о всех переживаниях Наиба…Конечно, не то, чтобы Субедар действительно о чем-то переживал. Все чувства, что роятся сейчас в его груди – не более чем серая ностальгия по давно прошедшим дням. – Просто воспоминания, – небрежно отмахивается Наиб. Илай подслеповато прищуривается, не сводя взгляд своих глубоких синих глаз с его лица – Наиб рад бы посмотреть в ответ, уж крайне редко Кларк демонстрирует их редкую красоту, но опасения сдаться под чужим давлением заставляют Субедара снова деланно заинтересоваться тем, чем занимаются остальные в комнате.Он с удивлением признает: что бы это ни было за устройство в руках невероятно гордого Луки, оно очень красиво переливается разноцветными огоньками. – Воспоминания? – с легкой долей удивления спрашивает Кларк, оказываясь еще ближе прежнего. – Это о семье, – качая головой, наконец выдает Субедар, и прикусывает губу.

Он чувствует, как Илай прерывисто выдыхает, и холодные пальцы, что едва касались его руки, тут же крепко сжимают его ладонь в жесте молчаливой поддержки. – В Непале мало кто празднует Рождество… но есть похожий весенний праздник, близкий нашей религии. Мы всегда встречали его в кругу семьи, – Наиб не договаривает до конца, но Илай и без этого понимает, что подразумевает собой повисшее в воздухе ?до тех пор, пока?, и качает головой.– Я сочувствую, что ты не сможешь отпраздновать этот день со своими близкими, – голос Илая ломается на середине фразы, и Наиб рад, что прямо сейчас Кларк не может разглядеть выражения его лица, а остальные слишком заняты своими делами, чтобы обратить на них внимание. – Ничего, – с напущенным безразличием хмыкает Субедар. – В любом случае, я уже вырос из того возраста, когда подобные праздники действительно имели ценность. – Ты не будешь отмечать с остальными? – удивление в словах Илая заставляет Наиба взглянуть на него.– Христианский праздник? – Субедар не сдерживает саркастичной усмешки, и, к его гордости, ему удается сохранить ее на своих губах даже тогда, когда плечи Кларка понуро опускаются. – Илай, ты ведь тоже поклоняешься другим богам, не так ли? – Там, откуда я родом, в последний день октября мы отмечаем такой праздник, как Самайн, – внезапно задумчиво отвечает Кларк.– Разве это не день твоего рождения? – Наиб рад, что с его легкой руки они избежали довольно щекотливой темы – и тому, что Илай больше не выглядит таким расстроенным, как несколько минут назад, потому что…Потому что. – Возможно, поэтому я такой странный, – Кларк смеется, но Наиб морщит нос, не сводя взгляда с ярких отметок под его глазами. Он предпочел бы сказать ?особенный? или ?необычный?, но Илай продолжает, не оставляя ему возможности: – считается, что этот праздник очень опасно проводить одному, потому что только в эту ночь людей посещает злой дух, который крадет всех, кто предпочел одиночество. Поэтому большой традицией стало собираться всей общиной у огромного ритуального костра и праздновать. – Звучит, как детская страшилка, – Наиб шутливо закатывает глаза, и Илай снова смеется. – Ты в этом году праздновал один, и никто тебя не украл. – Не один, – Кларк застенчиво улыбается, качая головой. – Вы все были со мной. Устроили мне праздник в честь Дня рождения, а потом отмечали… Хэллоуин?Наиб застывает.– Даже если то, что мы праздновали, не было Самайном, вы были рядом со мной, и я со всей теплотой благодарен за это каждому, – Илай отпускает его руку, чтобы достать из коробки на столе красный стеклянный шар, украшенный витым серебряным узором. Он подносит его совсем-совсем близко к лицу и прищуривается, осторожно вертя в ладонях – и его лицо снова украшает мягкая улыбка. – Должно быть, такие слова будут звучать богохульно из моих уст, но я считаю, что такие знаменательные даты существуют в первую очередь для людей, а не богов. Они о духовной близости, а не божественном поклонении.

Он поднимает взгляд, и от это теплой, осторожной улыбки Наиб чувствует, как все внутри него переворачивается. Холодные пальцы медленно нащупывают его руки и вкладывают в них стеклянный шар – и держат, не позволяя отпустить.Под столь нежным взглядом Наиб и не посмел бы. – Поэтому я буду с ними, – он легким кивком указывает в сторону, откуда льется яркий свет и громкий смех, – в ночь Рождества. И я буду с тобой, когда наступят празднования твоих божеств, – Наиб скептически вздыхает, отводя взгляд, но прежде, чем он успевает произнести свои кислые мысли, сильный щелчок по лбу заставляет его ойкнуть от неожиданности и проглотить все обратно. – И даже не думай говорить мне ?нет?, Наиб Субедар! Иначе я нашлю на тебя злого духа, и он украдет тебя!Наиб понимает, что его рот растягивается в глупой улыбке, когда становится уже слишком поздно ее прятать. Илай молчит, улыбаясь в ответ, но есть в его расфокусированном взгляде какая-то упрямая гордость за собственную уверенность. Он оставляет шар в ладонях друга, поднимаясь с дивана, нащупывает отложенную в сторону повязку и мягким прикосновением к грудке будит дремавшую Брук – уже спустя пару секунд он становится знакомым всем Илаем Кларком, вежливым и порядочным юношей, умеющим проявлять теплое дружелюбие и держать почтительную дистанцию. Легкое ощущение интимности развеивается в воздухе, заставляя Наиба задуматься, длилось ли оно вообще, или же это все ему с тактильного голода причудилось; однако Илай снова улыбается, опуская свой – совиный – взгляд на красный шар в его руках, и кивает в сторону шумной стороны комнаты: – Я желаю присоединиться к ним и помочь с украшением дерева. Кажется, это довольно весело.

Наиб знает, к чему ведет вся эта напущенная затянутая задумчивость Илая и мысли вслух, но может лишь тяжело вздохнуть: когда Кларк в молитвенном жесте складывает руки перед лицом и плотно сжимает губы, Субедар заранее знает – какое бы дерьмо сейчас не выдал провидец, он без пререканий с этим согласится. – Подсадишь меня? Ты единственный, кто может поднять меня на руки, а я, боюсь, не достану до верхних веток сам.Наиб давится воздухом. Брук, кажется, смотрит на него осуждающе – хотя Илай продолжает мило улыбаться так ярко, будто над головой у него с секунды на секунду должен загореться нимб.

Субедар делает в голове мысленную пометку: поговорить с Эмили о том, насколько усугублено его тактильное голодание.***Илай рассматривает каждую игрушку, что попадает в его руки, с восхищением маленького ребенка – и Наиб терпеливо ждет, пока она наконец-то окажется в его руках и сможет мирно повиснуть на ветке. Где-то недалеко недавно пришедший Эдгар кричит недоуменно хлопающему глазами Луке, что игрушки совершенно не сочетаются по цвету, что-то об отсутствии чувства вкуса и вообще, но до их укромного уголка он, к счастью, еще не добрался; хотя у Кларка, по его скромному мнению, получается весьма неплохо. – Знаешь, в моих родных краях на Самайн тоже принято украшать ель, – Илай скользит пальцами по гладкой поверхности маленькой стеклянной совы в его руках, переводя взгляд с дерева на саму игрушку. – Но то, как мы делаем это сейчас, выглядит более… очаровательно. – Что ты имеешь в виду? – Наиб искоса поглядывает на Эдгара, прикидывая приблизительно, сколько времени есть до того, как их работа подвергнется жесткой экспертной оценке – хотелось бы к тому моменту под шумок уволочь Илая на кухню за небольшим перекусом, а не выслушивать длинные лекции о цветовых сочетаниях.

Кларк молчит, формулируя мысль, но по какой-то причине Субедару начинает казаться, что эта пауза неловко затягивается. – Мы… развешиваем на них внутренности принесенных в жертву, – наконец выдает Илай. – Это считается щедрым подношением богине смерти ради ее милосердия. – Принесенных в жертву… животных? – уточняет Наиб, и собственный голос внезапно кажется ему слишком сухим. – Не только, – честно отвечает Илай, пожимая плечами, будто ничего такого в этом и нет, но украдкой поглядывает на друга. Субедару требуется все его хладнокровие, чтобы победить внутреннее желание выпучить глаза и более-менее спокойно, хоть и с бледным лицом, но кивнуть.Теперь он на шаг ближе к пониманию того, почему глубоко преданный своей вере Кларк с такой легкостью проявляет уважение к чужим порядкам и обычаям, какими бы странными они не казались. – Напоминай мне периодически на всякий случай никогда не испытывать твое терпение, – слабо ухмыляется он, закатывая глаза, и выхватывает из рук Кларка елочную игрушку. Его реакцию встречает скромный бархатный смех, и Наиб не знает, почему его сердце начинает биться быстрее – в беспокойной тревоге, или… по какой-либо другой причине.