Что мы сделали друг с другом (Крел-центрик, Доукси/Крел/Элай, слэш, постканон, AU) (1/1)

То, с каким интересом Элай рассматривает изменившийся за пять лет город, наталкивает Крела на мысли, совершенно ему не свойственные. Что-то про ?от Акиридиона в тебе больше?, или ?наконец можно увидеть лицо без очков?, или ?в кого моя сестра тебя превратила?. Мир вокруг меняется, Крел меняется тоже, все они?— отражения самих себя, но только для Элая это кажется открытием.

Клэр теперь носит укороченные брюки и черные лоферы, ленты в поседевших волосах и ?tête de mort? на груди; Джим, человеческий мальчик Джим, со шрамами, передающимися вместе с экскалибуром, в кошмарной синей толстовке времен Ордена Януса,?— все такой же, каким его помнят пойманные молнии, только голова кренится, словно несуществующие рога перевешивают; Крел может перечислить все даты, когда изменения становились необратимыми, все дни недели, сутки?— вплоть до минут (потому что теперь считает время исключительно в них). Когда Тоби шагнул на крыльцо пустого дома, когда Стив стал напоминать Ланселота из рассказов Арчи, когда Доукси раскрыл им свое настоящее имя, спрятанное на самом виду, как личность Зеленого рыцаря. Все это лежит раскаленной монетой на языке, и Крел честно пытается сдержаться, не говорить раньше времени, не раскрывать всех секретов разом, не рвануть навстречу, спотыкаясь о вздыбленный после недавней стычки асфальт, чтобы показать то, о чем сказать никогда не сможет: тоска по дому разъела дыру внутри, напротив ядра, и, будь он собран, как Ма и Па, его микросхемы давно бы сгорели. Доукси смотрит на него из тени лесов, из вотчины Нари: радужки?— золото в тигле, хоть сейчас выплавляй ветвистую маску на зависть почившей ведьме. ?Рано?. Сестра, вытянувшаяся, с ровным росчерком мантии на плечах и скрещенной верхней парой рук, шагает упруго, но твердо, и Крел отводит взгляд, стоит Стиву влететь в крепкие объятия. Кажется, даже подросший, он все равно все ниже Аджи, но его едва ли это смущает. Аджа улыбается, потусторонний свет уходит из глаз, жители города лениво разглядывают королеву из ниоткуда, бесплотную тень по сравнению с тем, что уже успело произойти на Земле. ?Мы восстанем, восстанем, восстанем?, крутится в голове у Крела, пока он обнимает Аджу, оттеснив Стива, прижимается щекой к шее, покрытой непробиваемой броней, и это ощущается как дом, если бы дом был клеткой. —?Рада тебя видеть, брат мой,?— говорит ему Аджа, величественная в своей повседневной ипостаси, а ведь когда-то… о, когда-то ледяной статуей имени себя она становилась разве что во время смертельной опасности, чтобы растаять потом, перетечь водой в боевую стойку. Это все Акиридион, только он. —?И я рад, Ваше величество,?— отзывается эхом Крел, перешитый, перекроенный земными традициями, и Аджа непонимающе, почти насмешливо хмурится. А Крел смотрит за ее плечо, туда, где Стив обнимает Элая, где Клэр в своих черных лоферах перепрыгивает ухабы и выбоины, чтобы схватиться за тонкую руку, приветственно машет Тоби, и Джим, человеческий мальчик Джим, с щенячьим взглядом и мягкой улыбкой, обнимает их всех разом, и Элай улыбается им всем в ответ?— пусто, отстраненно, непонимающе. Доукси отступает туда, где тени становятся глубже, где Нари, распахнувшая ворота в Холмы, прорастает, уходит корнями в землю, где обломки Камелота покрываются мхом, а трава тянется к свету сквозь пустые глазницы ушедшего короля. Крел смотрит на Элая, и в его голове только монотонное ?в кого моя сестра тебя превратила?. * Город справляется. Город всегда справляется, что бы в нем ни случалось, хоть тролли, хоть древняя ведьма, хоть титаны вместе с тайным орденом, вознамерившимся превратить всю планету в безумное, охваченное агонией нечто, извергающее из себя магию, истекающее ей, будто кровью. Аркадия в порядке, когда зло приходит из-под земли, в порядке, когда оно рушится с неба, в порядке, когда горизонт времени надламывается со стеклянным хрустом, являя новорожденных (перерожденных) чудовищ, создавших мир. Люди здороваются с пришельцами, приветливо кивают, улыбаются, узнавая старых знакомых, и Аджа машет им в ответ с детской непосредственностью, шаг за шагом теряя королевский лоск и превращаясь в ту, прежнюю себя, Аджу в клетчатой рубашке, Аджу в высоких кедах, Аджу ?мы попробуем всю уличную еду в этом районе?, нескладную, бестолковую, листающую журналы, ловящую молнии и наслаждающуюся жизнью, которой может больше не случиться. Крелу приходится напоминать себе, что никого из них вообще не должно быть здесь, и единственная причина, по которой они вернулись в тихую, прирученную Аркадию из давно поехавшего крышей Нью-Йорка, кроме, конечно, апокалипсиса,?— это то, что Клэр, как-то швырнувшая себя и Джима через планету ради свидания, не умеет отказывать Стиву в его чудачествах, а посадить королевскую ?пташку? Акиридиона посреди Большого яблока?— гарантированно навлечь на себя беду. Лето истекает полынной горечью, Клэр кутается в свитера, преследуемая отрицательными температурами теней, они все исчезают куда-то?— и охотники, и маги, Стив убегает с Аджей, растворяются в ночи жители, только Крел и остается бродить по Аркадии, непривычно тихой после того, как устроивших облаву гоблинов переловили огненные саламандры. Нари залатала все дыры, зарастила раны, протянула деревья до самого неба там, где когда-то лежали в руинах целые районы, и город теперь, если смотреть на него сверху,?— это лес, приютивший светлячков среди крон. Крел находит Элая напротив того, что было однажды домом, с осколками стекла на подъездной и кашпо на террасе. Поворот направо, по дороге до улицы Магнолий, ?мама, я стану послом Земли на Акиридионе-5, можешь больше не откладывать деньги на университет, компьютер забрал, прости за машину?, вложенное в автоответчик за минуту до исчезновения. Никаких сантиментов, никаких ?прощай?. У Элая все еще нет очков, глаза подсвечены голубым?— тонкие линзы, передовая технология; он сидит на асфальте, засунув руки в карманы человеческой?— наверняка стивовой?— толстовки, и лицо все такое же пустое, ни узнавания, ни сожалений. —?Она переехала через пару месяцев после того, как вы ушли. —?Крел присаживается рядом, в круге светло-желтого тревожно дрожат мотыльки, и Элай оборачивается, притираясь затылком к столбу. —?Сейчас у нее все хорошо, но тогда она едва смогла решить вопрос с твоим исчезновением, отец Дарси помог. —?Здесь у меня не было будущего,?— отзывается Элай, упирается подбородком в колено, деревья качаются от ветра, сталкиваясь, сплетаясь кронами, от дома напротив?— одна только крыша, вросшая в землю. —?Было,?— качает головой Крел. В этой голове?— ?в кого моя сестра тебя превратила?, ?старший научный сотрудник?, ?межзвездные связи?, волосы, собранные в пучок на затылке, хочется взъерошить, а еще лучше?— вернуться в истинную форму, выпрямиться во весь рост, чувствуя, как пульсирует ядро, и встряхнуть Элая хорошенько, так, чтобы не говорил ерунды. —?Просто тебе не нравились перспективы. —?Препарировать и заспиртовывать образцы в лабораториях на военных базах вроде той, где вас держали? —?огрызается Элай, Крел вспоминает золото в тени, ?рано?, ему еще рано знать обо всем, что произошло, они обсудили бы это позже всей командой, разномастной семьей не по крови, но правда жжет язык, Крел открывает рот. —?Их нет. Лабораторий. И военных баз тоже, не тех, которые знали бы о нас. Это,?— деревья в ответ на кивок вытряхивают из крон ворох листьев, те планируют на конек крыши,?— сделало древнее существо, а лаборатории уничтожили титаны. Стерли то, чего людям о нас знать не нужно, а где забыли и не смогли, там постарался Доукси. —?Парень-гот с гитарой с концерта перед апокалипсисом? —?скептично щурится Элай. —?Официант? —?На полставки,?— говорит темнота за деревьями, и Элай вдруг становится самим собой, отшатывается и вскрикивает, впивается пальцами в пыльный бордюр. Крел хмыкает, зажигаются золотые пятна в густой тени, вотчина Нари не терпит шума и потому трясет ветвями, и Доукси вышагивает на асфальт, гладя напоследок стволы ладонью, будто в извинение. —?Привет, Крел. Крел наклоняет голову, ворчит что-то, и Доукси ласково, привычно закидывает руку ему на плечо. * Когда Крел впервые видит обнаженное полотно кости, белесое, почти светящееся среди мышц и хлещущей крови, ему думается, что эта кость, умей она говорить, рассказала бы своим сестрам, лишенным дневного света, о холоде снаружи. Мэри в тот день воет особенно надрывно, а еще почему-то непонимающе, так, словно это не ее вышвырнуло живой, трепещущей волной гоблинов из окна третьего этажа, Аргх успевает подхватить, но нога повреждена так, что вряд ли в больнице смогут собрать как было. Так Крел решает поступить на медицинский, и так же они узнают, что книжный Мерлина, восстановленный после пожара и принадлежащий отныне Доукси, открыт для них всегда. Клэр падает вместе с Мэри через тень прямо на протертый старый ковер, отскакивают латы стражника, едва не роняя голову, и когда Крел с Аргхом добегают до магазина, все кончено: Мэри, чья любовь к искусственному раздуванию катастроф была с ней еще в околоплодных водах, как раз твитит, что едва не погибла, а Доукси заканчивает водить руками над не вспоротой уже кожей. Элай, оказываясь здесь, встряхивается, становится почти собой, прислушивается к скрипу досок под ногами, ведет подушечками пальцев по корешкам книг. Магазин тих, погруженный в магическую дрему, портрет над камином потеками масляной краски намечает себе веки в притворном сне. Позолота осыпается с букв, смотрит каменными ямками-глазами фигурка Деи, сидящая на полке, Доукси гремит чашками в закутке за поеденной молью занавесью зеленого бархата, Арчи, наверное, снова ночует в доме Клэр. Крел прислоняется виском к углу кресла?— всего на секунду, пока в голове затихает ?что моя сестра…?, ?старший научный сотрудник?, ?он не помнит многого, несчастный случай в лабораториях, взрыв был такой, что латать пришлось прямо там, едва пожар потушили, если услышишь, как гудит ядро?— не шарахайся?. Не шарахайся от покореженной версии Элайджи Лесли Пепперджека, старшего научного сотрудника королевства Акиридиона-5, посла Земли, уже не человека, определенно не андроида, кто пустил этого недотепу в лаборатории нижних уровней, даже меня туда не пускали, Аджа, ты обещала мне присматривать за ним, я надеялся… Крелу снится-вспоминается, что в четыре руки он прижал Элая к себе, растерянного и почти ускользнувшего, и дышал в вихрастую макушку, чувствуя, как раздувается мехами грудная клетка, и когда человеческие руки неуверенно сцепились на спине, показалось, что все может обойтись без прощаний. Но у Элая не было ничего здесь, сколько бы он ни утверждал обратного, а впереди маячило когда-то несбыточное, неизведанное, полное опасностей и перспектив темное чрево космоса, вспороть бы, раскрыть на секционном столе, изучить пульсирующие в такт струнам галактики,?— и Крел сдался, Крел отпустил. А потом случился конец света. Снова. Доукси не был похож на Элая ни в коей степени, разве что привычкой всех вокруг не слушать то, что они оба говорят. Доукси был другим: перепутать с подростком проще простого, если смотреть в глаза, но лицо?— и складка у губ, и отпечаток нахмуренности, все выдавало, что взрослый, старый, древний, бессмертный?— в теле ?от двадцати до тридцати?, с грифом гитары под пальцами и скидкой в магазине ?не таких, как все?. Крелу давило на горло осознание беспомощности перед грядущим, а Доукси варил замечательный кофе. И понимал, как соединить магию с технологиями. И держал руку на плече, как обещание. Крелу снится-вспоминается, что в один из дней, когда магия чуть не поглотила Аркадию, всполохами синего покрыла город до сходства с Акиридионом, ему удалось вцепиться в ледяные предплечья, впитавшие вязь из рун, и поцеловать это существо, кем бы оно ни было, в самом-то деле, не Крелу судить. Плетение заклятья рвануло так резко, что их размело по разным углам комнаты, и только Зоуи, розовым пятном мелькнувшая рядом, сумела вернуть обоих в реальность. Доукси смотрел на него тогда, пытаясь отдышаться, трещали осколки ламп под потолком, Арчи едва заполз на колени, вылизывая напарнику лицо, оправа золотых очков скрутилась в узел, и Крел не знал, что и зачем он сделал, или просто не хотел знать. Они не смогли бы дотянуться друг до друга, даже сиди совсем рядом, магия?— это эмоции, страх?— предтеча безумия, Крелу снится-вспоминается ?что она с тобой сделала?, но гораздо реальнее?— ?что мы сделали друг с другом?. Поседевшая Клэр в лоферах и с ?tête de mort? на груди, Джим и содранная экскалибуром кожа на ладонях, опустевший дом Тоби, предоставленный отныне одному только Чомски, бледная и осунувшаяся мать Элая, собирающая вещи, через три года каменные стены снесет взрывной волной, Стив, едва не оставшийся без руки, как кривое отражение Ланселота, Мэри, вылетевшая в окно, кровь хлещет на асфальт, Дарси Скотт?— ?я люблю тебя, но здесь не могу находиться?, город, привыкший к апокалипсисам настолько, что назвал в честь одного радиоканал, Нари, вскидывающая ладони к темнеющему небу. Крел просыпается, когда Доукси осторожно сжимает его плечо, заглядывая в глаза. Запах кофе, осевший на всех поверхностях магазина, усиливается, шипит молоко в кипятке, Элай сидит на скрипучем подлокотнике кресла, Крел виском прижимается к теплому бедру и думает только, когда все так сильно запуталось. Пять лет назад, попрощавшись с сестрой и оказавшись в Камелоте, он думал, что самым сложным будет справиться с Зеленым рыцарем и падением замка; три года назад?— с сессией в медицинском; год назад?— с вернувшимся из Нью-Йорка Доукси, полубезумным от временной потери Нари и сметавшим магией все, что попадалось под руку. Полгода назад?— с восставшими создателями мира, будто им в самом деле не хватало за глаза Морандо, решившего стать богом. И теперь?— теперь Крел не знает, что делать с самим собой. —?Детям пора в кровать? —?шутит Доукси, протягивая чашку кофе, Крел обжигает пальцы о керамические бока, две с половиной сахара, ложка сливок — знает же, как подкупить. Элай над его головой напевает что-то себе под нос. Странное. Знакомое. Крел не помнит, откуда. —?Поговори мне тут,?— ворчит Крел, садясь нормально, с непонятным сожалением отстраняясь от Элая. Висок горит фантомным теплом. —?Кажется, Арчи пролил сонное зелье на кресло. Обивка кресла согласно бликует блестками люрекса, которого там быть не должно. —?Вообще-то, это все Мэри. —?Доукси отдает вторую чашку Элаю, падает на диван напротив и салютует кружкой чая, больше напоминающей супницу своими размерами. —?Так вы сюда надолго? —?На пять лет,?— отзывается Элай, острый локоть упирается куда-то в спинку кресла, Крел не поднимает взгляда. Ему кажется, что значительный кусок беседы был безвозвратно проспан, шея гудит от боли. —?Аджа думает, что нужно наладить связи с правительством на случай очередной катастрофы, остальные против, но ее может остановить только что-то совсем бронебойное, все уже смирились и готовятся отступать при случае. Мне здесь ничего не грозит, а Стива Аджа хочет забрать с собой. —?Хорошо, что его успели посвятить в рыцари, на коронации этот факт точно всплывет,?— хриплым со сна голосом встревает Крел, Элай недоуменно моргает и смотрит вниз. Пар от кофе обжигает нос и щеки. —?Ты не знал? У Ланселота были странные представления о рыцарях. —?Ты просто не видел самого Ланселота,?— Доукси закидывает ноги на подлокотник дивана, ставит кружку на пол и вытягивается во весь рост, и без того открытая майка сбивается на бок, обнажая полоску кожи, звякают друг о друга подвески. —?Когда Стив его впервые увидел, мы с Клэр успели поспорить, бисексуальность в нем взыграла или нарциссизм. Так и не выяснили, кстати, но Адже точно придется столкнуться с распитием пива перед зеркалом. Путешествия во времени не всегда хорошо сказываются на личности. Элай приподнимает брови, Крел зеркалит жест, Доукси смеется, болтая ногами в высоких кедах. Крел вспоминает: тогда, пятью годами ранее?— школа, неизвестная планета, война и потери, руины будущего, занесенные космическим песком, ?они надеются на тебя? и титул кронпринца, ?твои родители делали ужасные вещи?, Матерь, Ма и Па, ядра в стазисе, предатель на предателе, музыка под пальцами, сделай громче, Аджа смеется, прыгая по сцене в таких же высоких кедах, волосы в беспорядке, толпа вопит… —?Если все выгорит, Аджа хочет начать обмен опытом, чередовать пятилетки для полной адаптации на планете. Народ ждет, что ты вернешься на эти пять лет… Крел? Крел? Элай говорит что-то еще. Крел вспоминает: Доукси после того всплеска магии?— залитые синевой белки глаз, вмятые в волокна мышц кости?— поднялся, пошатываясь, притиснул его к стене, поцеловал так крепко, что с Крела едва не слетела человеческая маскировка. Сжал талию до треска костюма, вылизывал рот не одну минуту разом со щенячьей нежностью и раздражением одержимого, и Крелу оставалось хвататься за плечи?— сначала одной парой рук, потом?— обеими,?— задыхаясь от осознания, что эта волна магии едва их не прикончила. Зоуи тогда незаметно выскользнула из разрушенной комнаты, подхватив злющего Арчи, и, пока они чертили карту для нахождения Нари, Крел, забывший о близящемся конце света, притирался ближе к Доукси, а ядро внутри сбивалось посреди сокращения и заново начинало цикл. Крел вспоминает: в момент прощания он едва не поцеловал Элая, а потом бился головой о стену корабля, ненавидя себя и не понимая, что происходит, и Па, подгружающий обновления, цитировал ему откопанные со дна интернета выдержки из статей о человеческих чувствах. Монотонное ?в кого моя сестра тебя превратила? растекается в черепной коробке, Крел не хочет этого помнить, как Элай наверняка не помнит о половине катастроф в Аркадии, предрассветные сумерки растекаются по комнате, на лужайках включаются системы автоматического полива, улицы просыпаются?— и вот вам правда: город всегда в порядке, но жители? Никогда. Притираясь виском обратно к бедру невозмутимо цедящего кофе Элая, ненавязчиво кладущего узкую ладонь на сбившийся и растрепанный пучок, Крел сталкивается взглядом с Доукси. В золотых глазах?— никакой ревности, на десятом веку от нее ничего не остается, там только нежность и обтекаемое обещание чего-то, о чем Крел мечтать пока боится. —?Думаю,?— говорит Крел в тишину магазинчика,?— дома меня могут подождать еще пять лет. А там?— посмотрим. Когда Доукси плавно поднимается с дивана, древнее чудовище, ручное и безопасное, а Элай соскальзывает с подлокотника, упираясь коленями в пол, Крел фиксирует мысленно дату и время?— с необратимыми для него изменениями. А потом закрывает глаза и позволяет себе обо всем забыть.