#23 (1/2)

что-то, конечно, было не так: взгляд пустовал. естественно. Брюса рядом нет. В прямом смысле. Рафаэль пять раз уверил себя, что пёс вчера был с ним и, более того, он просто не мог не быть. Только когда Раф попытался вновь добермана позвать, решил, что резких движений лучше вообще не делать. Не шевелиться. Не моргать. Не дышать. Пиздец.

— Пиздец, — повторяет Рафаэль вслух совершенно неожиданно даже для самого себя.

Глаза начинают слезиться, стоит только глянуть на шторы, так легко пропускающие в комнату уличный свет. Раф жмурится так сильно, что перед глазами начинают вырисовываться красные круги. Ему кажется, что если он крикнет, Брюс всё-таки прибежит. Даже если сейчас его реально нет. Шатен, лицо закрыв ладонью, кое-как пытается найти мобильный. Но, на деле, рядом ничего — только мятая простынь, закрывающий его плед и тонкий приятный аромат духов, оседающий на ткани. Рафаэль непонятливо изгибает бровь, резким движением отбрасывая плед в сторону, с горем пополам стараясь себя поднять, но тут же валится обратно, едва-едва затылком не задев деревянное изголовье кровати. Вокруг темнеет стремительно. Это Рафу не понравилось очень сильно. А последующая головная боль и осознание того, что его уже на протяжении пяти минут мучает жажда, настолько резко заставили его чуть ли не рыкнуть и головой ещё больше вжаться в мягкую ткань немного влажной подушки, чтобы ничего-ничего не слышать.

Ему это показалось чем-то другим. Не так, как обычно. И не так, как могло бы быть. То есть, в отдалении, похоже, со стороны гостиной, телефон, не работающий уже около года, напоминал о себе звуком включённого автоответчика. Не то писком, не то протяжным гудком. И каплями воды, разбивающимися о белую керамику в ванной, из-за звука которых Рафаэль всё же кое-как поднялся, неровно застёгивая на себе рубашку, кажется, насквозь пропахшую спиртным и табачным дымом.

Зевает слишком широко и тут же прикрывает рот ладонью. Закрывает глаза и хмурится, стараясь нарастающее мерзкое ощущение скорее утихомирить. Хотя бы мысленно избавиться от всего того, что сопровождает похмелье — пожалуйста, ради всего, на несколько мгновений. Но не выходит, и Рафаэль кулаком с размаху бьёт по лакированной поверхности тумбочки, и поднимается такой гул невыносимый, что он резко раскрывает глаза. Часть воды из стеклянного стакана оказалась вокруг, капли брызнули на руку, обожгли прохладцей покрасневшую кожу. Таблетки от похмелья чудом не завалились за кровать, лампа чуть не разбилась, но маленький вырванный лист бумаги Раф всё-таки заметил. Чуть подрагивающей ладонью потряс его, дабы убрать капли, и развернул, стараясь буквы сложить в слова.

?Брюсу надо погулять, а ты отдыхай. Кейси с нами. Если тебе будет совсем плохо, то обязательно звони.

Скоро вернёмся.Стеф?Вау.

Это было первой мыслью.Стефани умеет не хамить.

Рафаэль запил прохладной водой сразу две таблетки. Потом пошарил по карманам — ни мобильного, ни пачки, отлично. Хотя, на самом деле, с сигаретами он подумывал как-то завязать — жаль только, что мысль в суете событий растворилась очень быстро, почти незаметно. Поэтому с того самого момента Раф о вреде курения и близко не думал. Даже если Донателло рядом раз в пару дней выкуривал сигарету и на полном серьёзе заявлял, что нет, всё, бросил. Даже если кашлял Рафаэль почаще брата. Не переубеждало всё это. Наверное, потому что рядом курили Кейси, Харри, Дилан порой и всё-таки тот же Дон. Который бросает уже несколько лет.

Кстати, записку Раф всё-таки не решился выкинуть. Или забыл. Неясно. Его с мыслей вновь протяжный звук автоответчика сбил. Шатену показалось, что он как будто на несколько лет назад вернулся. Земля чуть из-под ног не ушла, ему пришлось всем весом навалиться на шкаф, только каким-то неимоверным везением не стряхнуть с него половину книг. Хотя, когда Раф потёр переносицу, заметил, что вокруг как-то слишком свободно. Помимо идеально чистых стёкол на переплёте ни одной пылинки. Все вещи с кресел и диванов как будто чудным образом испарились, а из коридора по полу проникал лёгкий сквознячок.

До Рафаэля доходит сразу.

Стефани убралась у него дома. В этой самой квартире. Невзирая ни на что, она вычистила всё, пока он валялся в беспамятстве.На этом моменте Рафаэль с ухмылкой покачивает головой. Он бы никогда так не сделал. Не поднялся бы рано, не убрался, не пошёл бы гулять с чужой собакой, которая, например, пугала бы до дрожи в коленях. Он ведь видел. Стефани и Брюс — это смешно. Это похоже на трагикомедию, потому что вообще-то Стеф не привыкла управляться с огромным доберманом. А Брюс... Брюс просто хотел погулять. И Стефани, видимо, пришлось с ним согласиться.

Привередливо проведя ладонью по полке, дабы проверить наличие пыли, Рафаэль случайно подцепляет рамку с фотографией, которую он, кажется, уже давно задвинул назад, но которая теперь в утренних пробивающихся из-под облаков лучах сверкала ярче. Под блестящим стеклом доберман с чёрными глазами-бусинами смотрел на Рафаэля так серьёзно, что тот, смачно выругавшись, резковатым движением фотографию убрал обратно, даже чуть повыше. Отвернулся потом, прикрыв глаза, и затылком прислонился к прохладной стене, ненадолго. То ли новое сообщение с автоответчика помешало, то ли в груди неприятное чувство поднялось — Раф не сразу понял. Но когда остановился напротив аппарата, сглотнул невольно. Звук у него отвратительный — всё-таки, правда, писк, смешанный с протяжным гудком. Только вот Рафаэлю казалось, что сообщения на него давно не приходят. Год, наверное. Не должны. Он всё поменял. Даже если шутников в Нью-Йорке сейчас очень много.

Поэтому монотонный звук, прорывающий собой тишину квартиры, Рафа невольно заставляет нахмуриться. Ещё ощущение появляется, странное такое, словно бы надо на шаг отступить и проигнорировать — забыть. Только вот Рафаэль просто молчит. И через мгновение, сглотнув, несильно нажимает на кнопку принятия сообщения.

— Добрый вечер. Тут отрубили свет. На 24-й улице, северо-восток, — механический голос диктора мешается со звуками улицы, проникающими через открытое окно в гостиной. — Реши эту проблему. Мы уже послали туда трёх специалистов, но, похоже, они не справляются. Выдвигайся прямо сейчас. Они ждут.

Последующий звук сигнала потонул в звоне капель, всё так же продолжающих биться о белую керамику. Рафаэль чуть склонил голову, скрестив руки на груди, поджал губы. Потому что от воя ветра ощущение настигло, будто ударили в живот. Будто бы сам удар постепенно распространяется на органы, сжимает их, отчего Раф буквально начинает чувствовать, как сквозняк проникает под белую рубашку, как окутывает горячую кожу. И что он сам, похоже, стоять вот так ровно больше не может, а с резким движением вокруг всё начинает темнеть.Рафаэлю захотелось, чтобы сейчас здесь был Брюс.

Не Стефани.

Точно не братья.

Не Хамато Йоши.Не Дилан и не Харри.И даже не Кейси Джонс.Именно Брюс.

Потому что Брюс бы учуял неладное и взглядом моментально вернул бы уверенность. Мог бы ткнуть в него холодным носом, чтобы вышел из ступора. Мог бы на худой конец прикусить ему ладонь осторожно, чтобы весь настрой наглый вернулся. И чтобы Рафаэль в эту секунду не чувствовал себя больным параноиком. Хотя, да, тогда ведь всё прекрасно понимал.

Раф взгляд мрачный кидает на телефон, сливающийся с темнотой коридора и никак не ловящий уличного света.Сейчас он понимать точно не хочет, поэтому безжалостно выключает из сети.Даже чувствует какие-то несчастные зачатки победы.

Однако, когда звук ранее затерянного мобильного, осторожно лежащего на столике в гостиной, разбавляет собой душащую тишину, Рафаэль невольно вздрагивает. Не ощущает больше той утренней разбитости, сухости, и, наконец, подойдя к разрывающемуся телефону, откашливается, чтобы голос звучал увереннее. И не так хрипло. Будто бы он, Рафаэль, не думал секунд двадцать назад о том, чтобы кулаком стукнуть по чёртовому аппарату с протяжными гудками.

Поэтому, заметив на дисплее мелькающее имя самого младшего из братьев, шатен, на удивление самому себе, невольно улыбается.— Рафи-бой, проснись и пой! — звонкий голос Микеланджело вмиг озаряет собой всю квартиру. Рафаэль, на самом деле, в этот момент теряет дар речи. Впервые не может хоть что-то ответить младшему брату. Вальяжный настрой и наглость испарились ещё минут пять назад. Майки на той стороне странно молчит, кажется, на фоне Раф даже слышит вялое бурчание Уолтера и то, как Хамато Йоши встряхивает утренней газетой за столом. Идиллия. — Понравилось сообщение?

Однако нотки хитрости в голосе брата распознать получается сразу, даже если сказанные им слова так легко Рафаэля заставляет расслабленно выдохнуть и прислониться к стене напротив приоткрытого окна.— Вот подонок. Так это ты был? — вопрос ему кажется риторическим. Только волнение мелкими мурашками пробегает по спине. Мобильный Раф в руке сжимает сильнее, стоит только услышать, как Микеланджело на той стороне начинает, сука, посмеиваться. — Ты вообще знаешь, как...— Как ты напугался? — продолжает тот восторженно за старшего брата и, Раф готов спорить, Майки там гордо расправляет плечи. — Ага, я слышу по голосу.

— А я тебе просто в следующий раз за такие шутки с самого высокого этажа скину, — шатен прислушивается. Брат, верно, качает головой. За Микеланджело такое частенько замечалось, потому что Раф ещё ни одной своей угрозы не исполнил, а то безумное количество подзатыльников и стычек, блондин просто не считал серьёзным. Не видел смысла. — Пойдёшь ко дну. Как Атлантик.

Пауза после слов Рафаэля длится секунд семь. А далее Микеланджело вздыхает. Но не удручённо, как мог бы. Даже не устало. Просто даже так, по телефону, слышится, что голос подрагивает. И сейчас Раф абсолютно уверен — это близко не помехи.

— Я не шутил, — Майки, похоже, отвлекается на что-то. Кажется отрешённым немного, но уже через секунду берёт себя в руки. Рафаэль слышит, как тот откашливается, словно ком в горле встал. — Возвращайся домой. Мы ведь правда ждём тебя.

И за этим следует гудок.... Полицейские участки города разрываются от обилия ребят в куртках с пурпурными рисунками. Узоры на чёрной потрёпанной коже шипованный линией переходят в дракона и растворяются в темноте вместе со звуком полицейской сирены, яркими огнями. Следом слышится громкий выстрел пистолета — кто-то из служителей закона борьбу явно проиграл. Пуля попадает обычно в ногу, ближе к коленной чашечке. В такой момент второй полицейский выскакивает из патрульной машины и, пока товарищ жмурится и плачет от невыносимой боли, стреляет, кажется, наугад. В самую тьму подворотни, по мусорным бакам, даже асфальту, но уже явно не в преступника. Такие сбегают быстро, напоследок в тусклом свете фар автомобиля сверкнув изображением пурпурного дракона на спине.

Со всех районов города, даже с самых глухих окраин, новости и нераскрытые дела летят острыми стрелами в сторону департамента. На этой недели погибло четыре служителя закона. Троих подстрелили, четвёртому нанесли многочисленные удары тяжёлым предметом, раздробили череп, тело оставив валяться прямо так, на улице, в луже крови, освещаемой мутным светом вывески. Желтоватый цвет ложился на грязные стены, выделяя на стенах жуткие надписи.Не заставляйте меня больше этого делать!

Пожалуйста, остановите их. Я не хочу больше уносить невинные жизни! Порой Аманда Остин допускает мысль о возможности истребления всех преступников радикальным путём. Но это в голове мелькает лишь на мгновение, проносится молнией и исчезает в вихре работы, даже если кажется, что других вариантов попросту нет, когда твоих людей почти разбирают по косточкам. Но даже так, практически находясь в эпицентре безумия и безысходности, Аманда не решилась бы на убийство никогда. Она не смогла бы. И, что самое ироничное, должность и обязательства перед пропавшим (верно, уже покойным) мэром города не позволяют. Аманда была готова к должности комиссара полиции, на службу вступила смело и браво, дав правильный план операций своим подчинённым, который, действуя согласно её словам, ловили преступников и мощнее обычных уличных отморозков. Другое дело, что Аманда не была готова к рекам крови, текущим по всем улицам города.

Аманда, на самом деле, сейчас не была готова выпускать родную дочь на улицу.

Но когда дверь в кабинет негромко приоткрылась, от окна она даже не отвернулась, хотя в нечётком отражении увидел одну из приближённых, которая принесла стопку бумаг.

Аманда Остин поворачивается лишь на долю секунды и, как только девушка отходит от стола и выпрямляется в осанке, делает ленивый жест рукой, как бы говоря, что можно идти, но нежелательно, потому что у неё нет никаких идей.

— Что можешь сказать?

— Одна и та же история. Напуганы. Клянутся, что невиновны. Заставили. Я слышала это уже миллион раз, — стопка документов приземляется на стол, и так заваленный бумагами и сточенными карандашами. Звук поднимается не очень приятный, как будто бы сейчас всё разлетится вокруг. Девушка несколько мгновений даже не знает, как продолжить. Но когда комиссар выдыхает и поворачивается к ней, вновь берёт себя в руки. Выдыхает, стараясь избавиться от гулкого чувства страха, бьющего изнутри. — Думаете, они врут?

— Мозгов на это не хватит, — отвечает ей Аманда.И даже подумывает о том, чтобы часть сил бросить на уничтожение банд и наркокартелей сразу, совершенно не разбираясь в подобранностях и не тратя времени полицейских на не приносящие пользу допросы.

— Эти парни, наверное, какие-то психопаты. У меня мороз по коже, — признаётся девушка внезапно и, пока Аманда не смотрит в её сторону, не упускает возможности плюхнуться в комиссарское кресло. — Однако, журналисты взвоют от радости.

Но на скрип она всё-таки отвлекается. Только, вопреки ожиданиям подопечной, рукой машет равнодушно, разрешая так посидеть пару минут.

— В городе столько убийств происходит. Сомневаюсь, что они даже заметят. Им нужны бочки крови, чтобы хотя бы пальцем пошевелить, — замечает Аманда, вновь отвернувшись к виду на город. — А тут всё уж слишком стандартно. Вандализм, вымогательства, драки. Без кровавых подробностей.

Девушка задумывается на мгновение. Слышно, как воет ветер у верхних этажей.— Помните тот пожар?

Остин ладонью проводит по острому подбородку и прищуривается немного.

— Мальчики бросились в огонь, — продолжает девушка, облокачиваясь о кожаную спинку кресла и руки умещая на чёрных подлокотниках. — Вывели мэра.

— Мэра больше нет.— А как же множество людей?

— А ещё побитые бандиты, на одного из которых обвалились камни и... — Аманда откашливается, припоминая фотографии с места преступления. На мгновение кажется, что рубашка застегнута слишком туго. — И фразы от самого старшего в стиле ?Любой бы поступил так на нашем месте?.

— Вы на допросе были лично, — подмечает девушка, подпирая голову кулаком и внимательно смотря на Аманду. — Знаете их?

— Да потому что не любой бы поступил так, — второй вопрос Остин решает проигнорировать или просто не слышать. — Большинство ребят их возраста остались бы в стороне и, более того, не уложили бы ни одного бандита с огнестрельным оружием.

— Но его слова звучали крайне убедительно, — возражает девушка. — Если бы было, что скрывать, он несомненно бы нервничал. Однако тогда не было ни одного резкого жеста. Вы же сами слышали и видели.

— Просто ощущение, будто этот парень отличный притворщик, — Аманда убирает руки за спину и делает шаг в сторону центра просторного кабинета. Выражение лица становится напряжённым и крайне сосредоточенным, будто она обдумывает что-то особенно важное. — Не могу поверить, что Кейт вообще общается с ним.

На мгновение воцаряется полнейшая тишина, разбавляемая лишь редкими звуками на фоне. Аманда останавливается у полок с папками и, размяв затёкшую шею, достаёт оттуда синюю.

— Она ведь подросток. А он всё же такой милашка, — голос подопечной отвлекает его даже слишком быстро. Заметно, как комиссар отрывается от информации в файлах и покачивает головой. — Ничего личного, босс.— Она моя дочь, — Аманда медленно оборачивается, захлопывая папку. — И это самое главное.

... Микеланджело впечатлительный, как тринадцатилетняя воспитанница какого-нибудь пансиона для благородных девиц. Наверное, именно по этой причине при виде весьма двусмысленно потрёпанных и ужасно запыхавшихся Стефани и Рафаэля, резко появившихся в дверях школьной столовой, он руки убирает за голову, облокачивается на спинку стула и громко провозглашает на весь зал:— Давно не виделись!

Донателло, сидящему напротив, кажется, что брат начинает хихикать.

— Ебанулся, — подводит итоги оказавшийся рядом Рафаэль и, скрипнув ножкой стула, вальяжно разваливается на нём, кивнув Дону весьма приветливо.

— Школа для трудных подростков в другой стороне, — вместо приветствия замечает Донателло, взгляд скашивая в их со Стефани сторону.

— Нет, просто у нас возникло недопонимание, — возражает Раф, тоже глянув на Стеф. Донателло отрывается от своего кофе. — Понимаешь, Дон, вчера я был в школе, занимался своими делами, но вдруг споткнулся и случайно разбил Тиму нос.

Донателло, на самом деле, от ответа удерживается только из соображений собственного спокойствия.

— Так это ты, Рафи-бой, за меня вступился, — Микеланджело, качнувшись на стуле и только чудом не упав назад, поправляет тёмные очки на глазах.— Мечтай дальше. И сними уже эту хрень. Ты выглядишь, как наркоман.

— Зато я не пил в баре кузена Кейси всю ночь.

Донателло машинально касается плеча Рафаэля, удерживая того от насильственных действий, направленных непосредственно на Микеланджело. Блондин в свою очередь руки выставляет в защитном жесте. Ему не за чем очередная драка — в больнице Тьерри ему не нравится.

Микеланджело ведь под очками скрывает синяк. Конечно, заметно немного, где оправа касается переносицы. И где светлая чёлка ложится на лоб. Так что да, сейчас с Майки спорить — идея не из лучших. У такого Микеланджело на редкость отвратительное настроение. И этим он точно пошёл не в Рафаэля, потому что Стефани всё вчера видела. Раф кому-то голову пробьёт, и слова не сказав. Майки, наоборот, наговорит кучу слов, а пальцем не тронет. Интересно, эти черты характера только в них есть? Или по генам от двух других братьев плавно переходят?

— Но если серьёзно, милый, — задумчиво произносит Стефани, чуть прищуриваясь. — Я общаюсь с Тимом почти каждый день и ведёт он себя вполне сносно. Что ты сделал ему?

— Почему виноват я? — возмущается Микеланджело, уворачиваясь от её ладони, потому что всё ещё больно, когда касаются лица. — Никто особо не возмущается, когда Рафи-бой дерётся. А в данной ситуации вообще я жертва.— Потому что у тебя язык без костей, — монотонно замечает Донателло, и Стефани в подтверждении кивает. — Ты провоцируешь всех и врагов наживаешь себе даже быстрее, чем Раф. Без обид.

— Без обид, — согласно кивает Рафаэль. — И я своим длинным списком врагов горжусь, кстати.

— И по этой причине гоняешь на байке против Пурпурных, — говорит Дон. — Но хотя бы действуешь. Не то, что некоторые.

Его взгляд плавно находит самого младшего из братьев.

— Да я разберусь с ними, — резонно замечает Майки. — По-мужски.— То есть, будешь сидеть сложа руки, — подмечает Донателло.— Бинго, — Микеланджело старшему брату показывает большой палец, а потом поворачивается уже к Стефани. Хочет стянуть с себя успевшие надоесть тёмные очки, но удерживается. Никакого желания в школе перед всеми фингалами светить, последуют немедленные разбирательства. —Но ты хотя бы спросила, Стеф. Эми ко мне даже не подошла.— Ты говорил с ней? — интересуется девушка.— Немного.— Видимо, в этом как раз всё дело, — Рафаэль в это же мгновение получает ощутимый тычок под рёбра от Стеф.

Но, что удивительно, даже не возмущается. Просто молча потирает ушибленный бок и следом поправляет ворот белой мятой рубашки. Микеланджело медленно прислоняет кулак к подбородку, верно, жалея о том, что Раф сейчас не видит его взгляда. Или, может быть, оно и к лучшему. По крайней мере, Майки бы не хотел получить ещё раз. Не на этой неделе хотя бы. Даже если Рафаэль сейчас такой по-странному спокойный. Ещё прекрасно заметно, как его клонит в сон — по позе, по тому, что голову он слишком часто подпирает рукой и ложится на поверхность стола. Ровно до того момента, пока Донателло не поворачивается к нему крайне красноречиво, как будто бы ждал ещё со вчерашнего вечера.

— Если бы Брюс мог говорить, он бы назвал тебя кретином, Раф. Иначе никак. Довёл собаку до аморфного состояния, не кормил, оставил на холодной улице, — Дон сокрушённо качает головой, в руке покручивая свой мобильный. — Куда ты там собирался?

Рафаэль краем глаза замечает, как Микеланджело, скотина, улыбается.

— К Харри.— К Харри, — эхом повторяет Донателло, хотя, на самом деле, имя даёт ему не так много информации. Майки рядом для большего эффекта и убедительности чуть ли по столу кулаком не бьёт. — Ну что? Заехал к Харри?

— Ладно, — выдыхает Рафаэль. — Я ненадолго потерял самообладание.— Нельзя потерять то, чего у тебя нет.

За столом воцаряется мрачная тишина. Дон, скрестив руки на груди, последний раз взглядом стреляет в Рафа, далее и в Микеланджело, который к приключениям старшего брата относился не серьёзнее, чем ко всему остальному. Более того, это вполне можно называть замкнутым кругом — вечера Рафаэля не так редко заканчиваются за барной стойкой. И Майки на это мог только сказать: ?Рафи-бой, ты идиот?. Но кто он такой, чтобы вообще судить? В конце концов, даже Леонардо дома в редчайших случаях наливает на самое дно хрустального стакана немного виски. Вчера, к слову, как раз был такой случай. Просто к проблемам семьи Лео относился чуть ответственнее, чем его братья — это факт.

— Но зато хотя бы здесь никто не пострадал, — замечает Стефани под довольно пристальным взглядом Рафаэля. Кажется ещё на мгновение, что в карих глазах быстрой вспышкой мелькает что-то, издалека напоминающее благодарность.

Только вот Раф не сказал ?спасибо? сегодня. Он встретил их с Брюсом и Кейси ужасным похмельем вперемешку с невнятным приветствием. Вчера каждое его нетрезвое действие, каждый мутный взгляд, каждая несчастная фраза были в десять раз приятнее сегодняшней подозрительности и глухости.

— Конечно, Стеф, железная логика, — Донателло позволяет себе усмехнуться. — Он был пьян, как животное.— Ты не дослушал. Никто не пострадал, потому что он, — Стеф внезапно останавливается и, глянув вновь на Рафаэля, сразу кивает в его сторону, — был пьян, как животное.

Здесь уже громко аплодирует Майки.

... К слову, чрезмерно довольный собой Микеланджело продолжает сиять как ясное солнышко, по ходу очаровывая всех на милю вокруг. Отблеск его обаяния падает даже на Кейт, и ей, как ?милой подружке старшего братца? достаются порывистые объятия и пара извинений от Донателло.

Какие-то девчонки радуются ему в стороне. Микеланджело сверкает в их сторону рассеянной усмешкой, и они синхронно захлопнули глаза, чтобы не шлепнуться в обморок. Даже наличие чёрных очков, закрывающие собой пару ран на его лице, не портят его красоты — Кейт это всегда замечала. Боже, он — идеален.

Она мотает головой, когда замечает Тима не так далеко, за толпой ребят, наводящие последние штрихи перед праздником. Ещё ленты разноцветные везде летают, а обилие синих шариков только улучшает настроение. Должно, по крайней мере. Кейт так кажется на пару секунд, но потом всё теряется. Рядом с Тимом она замечает того парня, из-за которого Микеланджело, собственно, в больнице Тьерри и оказался.

Майки ведь можно считать другом. Но Тим ей друг тоже, и именно по этой причине Кейт машет ему рукой. Однако, вовсе не Тим её первым замечает. Тот самый его товарищ оборачивается, как будто бы даже знал, что она подойдёт. Или, возможно, он просто сделал это, чтобы уйти, но ситуация ничего не меняет. Кейт едва ли не вздрагивает, стоит ему глянуть на неё, но Картер всё-таки привлекает внимание своим негромким кашлем.

А Кейт, честно, искренне благодарна ему в данную секунду.

— Так, нет, не надо этого взгляда, — и, конечно же, Тим сразу выставил ладони в примирительном жесте и сделал небольшой шаг назад. — Это тебя Курт так научил?

— Это меня моя мама комиссар так научила.Тим сглотнул, убрав руки в карманы, но всё-таки решил подойти к подруге чуть ближе. Так, по-своему, как только мог. Раньше всегда так делал, потому что Кейт младше на год и вообще-то считала его авторитетом. Не то чтобы сейчас не считает так же. Просто Тим вряд ли тот самый Тим, который был несколько лет назад.

— Ну, Кей, ты же сама помнишь, какую чушь он сморозил. Помимо этого, его братья, — Картер осторожно положил руки ей на плечи, и Кейт сдалась. Под чутким взглядом и той самой улыбкой, которую по-прежнему помнит. — Паренька надо было не просто о стену приложить. Его надо было разбить.Микеланджело не заслуживает. Кейт думает так.— С ума сойти, откуда в тебе столько жестокости, Тим? — только разговор незаметно на себя перетягивает тот приятель Картера. Девушка взгляд перевела в его сторону и, кажется, на мгновение в мягких чертах и довольно тёмных глазах заметила лёгкий проблеск возмущения. Через секунду брюнет повернулся уже к ней и даже улыбнулся, вполне себе приятно и дружелюбно. Совсем не как в тот вечер. — Я видел твоего друга сегодня. Правда, показалось, что он немного избегает меня, но я обязательно извинюсь. Кстати, — он довольно вежливо кивнул ей, отчего-то убрав руки за спину, — меня зовут Райли. Не в моём положении драться с кем-то. Не при моей фамилии, поэтому мне ужасно жаль, что такое произошло, но ты сама понимаешь. Я помогал приятелю, любой бы так сделал.

Любой бы так сделал.Кажется, Леонардо уже говорил нечто подобное.— Любой? — у Кейт в груди негодование остро забилось волнами. Глядя на Райли, она скрестила руки на груди, однако его сдержанное поведение обезоружило малость. Сейчас просто не было такого ощущения, будто надо быть начеку.

— Но с ним же всё в порядке?

Не особо.— В порядке, — на выдохе ответила Кейт, немного расслабившись и даже успокоившись. — Мы были в больнице Смита.— Смита? — переспросил Райли и, когда девушка кивнула медленно, на мгновение отвернулся, как будто что-то припоминая. Но потом на его лице вновь появилась улыбка. — Ты про Тьерри Смита?