#7 (1/2)
— Я очень люблю своих сыновей, но порой мне бывает с ними тя...— Я, честно, хотел просто спокойно позавтракать, но случайно подрался с Рафи-боем, а когда Лео пытался нас разнять, Донни, помогая ему, снёс рыцарские доспехи у твоего кабинета и пару картин со стены. Ничего же страшного, да?
— ... жело. Ничего страшного, Микеланджело. За большим окном Нью-Йорк именно такой, каким его не все могли себе представить. Мрачноватый и серый, с бледными тенями на стенах небоскрёбов, с грязными лужами и мерзкими надписями чуть ли не в каждом переулке, но людей на улицах — хоть отбавляй, и расходиться по домам в столь поздний час, кажется, никто не собирается.
Донателло нравилось думать, что их там, за территорией особняка Хамато Йоши, блуждающих и чем-то занятых, ужасно много. Они обыкновенно спешат куда-то, думают о важном, торопятся постоянно. А Дону всегда отчего-то было уютно в этом тусклом полумраке тёмных фонарей и игре света и тени на статуях, раскиданных по улицам и крышам зданий.
Ещё ему нравилось просто сидеть на одном из кресел в зале на втором этаже и листать страницы какой-нибудь старенькой, только-только найденной книги, мыслями находясь где-то далеко-далеко от реального мира. Похоже, там, где протяжных криков и громких гудков автомобилей не слышно совершенно. И по коридорам просторным голоса не проносятся, — просьбы отвалить особенно часто — поэтому в такие моменты Донателло ещё более старательно делает вид, что занят, занят и ещё раз занят.
— Дружеское напоминание, сэр, — а к общему веселью и Уолтер, тщетно старающийся сохранять прежнюю английскую холодность и пытающийся показать, что к читающему парню относится не с беспокойством, а со строгостью, попросту следя за дисциплиной в особняке. — Не читайте так много книг в темноте. И не пейте кофе перед сном.Донателло поправляет указательным пальцем сползшие на кончик носа очки и жмурится сильно, поджимая губы — глаза устали при чтении в тусклом свете. Кофе в чашке уже перестал быть горячим и наверняка потерял свой вкус. Может быть, Дон был настолько увлечён, что совершенно забыл о нём.— Нет.— Это было дружеское напоминание, — Уолтер вздыхает разочарованно и убирает со столика чашку прямо на глазах у парня. — Но Ваши слова, сэр, заставляют поступать радикально.
— Ты имеешь в виду ?слово?.
Дворецкий вздыхает ровно во второй раз, и теперь Дону кажется, что это уже было более обречённо. Для полноты картины Уолтеру надо было рукой махнуть или по лбу себя хлопнуть, но он же так никогда-никогда не сделает. Микеланджело его уже как-то на эмоции по приколу пробить пытался — не вышло.
— Я не хочу ничего, кроме как направить Вас прямо за дверь.Донателло отводит взгляд, ищет на столике рядом чашку, но, заметив её в руках мужчины, хмурится и выглядит уже каким-то несчастным, словно бы у него из-под носа забрали то, что непрерывно пополняет его жизненные силы.
— Да ладно тебе, Уолтер, — внезапно голос младшего брата, извечно переполненный дурацкими смешками, Дона, честно, напрягает посильнее беспокойства дворецкого. — Книги, на самом деле, очень важны. Вот если бы не они, тогда чем бы Лео кидался в Рафи-боя?
Вот оно. Семья — величайшее богатство.
— Катанами со стен у лестницы? — спрашивает Донателло, всё-таки откладывая книгу в сторону и откидываясь на прохладную кожаную спинку коричневого кресла, приподнимает очки на лоб и потирает уставшие глаза.И как вообще можно семью променять на что-либо другое? Ведь именно они — самые близкие, всегда примут, помогут, поймут, поддержат — не люди, а золото!Не то чтобы Донателло от подобных фраз Эйприл или даже той же Эмили хотелось у виска пальцем указательным покрутить, но просто его семью вряд ли идеалом язык повернётся назвать — ни одну из семей, причём. И если детство его, часть отрочества даже, забрались глубоко-глубоко в самые забытые извилистые улочки подсознания, лишь изредка напоминая о себе, а ныть как-то по поводу отсутствия родителей Донателло точно не собирался — он-то знал лично слишком много таких же печальных и попавших в аналогичную ситуацию детей; то жизнь сейчас являлась уже совсем иным делом, так как он успел очень многое в себе пересилить, словно бы находясь в каком-то популярном сериале.
— А Вам, сэр, необходимо навести порядок в своей комнате, — Уолтер с виду спокойно терпит то, как Микеланджело совершенно по-дружески хлопает его по плечу, беззаботно улыбаясь.
— Да у меня порядок идеальный, — Майки пятернёй проводит по светлым волосам и выглядит так по-мальчишески виновато, что Уолтер лишь пожимает плечами, — обязательно будет когда-нибудь.
А в особняке действительно очень тихо. Сейчас ведь уже без пятнадцати час, и все они либо спят, либо пропадают где-то. Слышно лишь то, как ветер завывает у самого верхнего этажа, прорываясь в открытое окно сквозь плотные шторы. Холодный воздух касается стен и дверей внутри особняка.
Донателло несильно пихает Микеланджело, и тот ожидаемо ойкает, отшатываясь в сторону и упираясь недавно порезанной рукой в стену. И кажется Дону сейчас ужасно похожим на него самого, чёрт возьми. Ведь не детство, а тренировки. Не жизнь, а существование. Не радость, а злость. Воспитание такое — в боевых условиях. Синяки под глазами, сбитые костяшки, жажда адреналина, агония и темнота — они избавились от этого, стоило им только попасть сюда.Наверное, поэтому они оба, совершенно разные, могли найти общий язык. Не всегда, конечно, — Микеланджело слишком въедливый и до звёзд в ярких голубых глазах любящий себя, а Донателло очень часто немногословен и скромен. Он держится загадочно и гордо, позволяя видеть только неясные силуэты своей личности и заставляя лишь догадываться о том, что его на самом деле может тяготить. И подпускал к себе Дон обычно только Леонардо, по сто раз на дню цапаясь с Рафаэлем. Эйприл нередко присутствовала в такие моменты и Хамато Йоши тоже, но им ни слова сказать не решался, если, конечно, не был слишком зол.
Так, постепенно к этой жизни привыкаешь, а мрачный вид старших братьев и слащавые беседы младшего дамского угодника по мобильному с очередной барышней по утрам становятся совершенно обыденным, ничем не примечательным делом.— Чаю? — Уолтер в их семейную столовую заходит совершенно тихо и вежливо. Лысина на затылке чуть ли не блестит от света солнца, проникающего сквозь огромные стёкла во внутрь.
— Виски, — Рафаэль отрывается от тёмной поверхности стола и только крепче сцепляет пальцы в замок, изредка смотря на настенные белые часы. Леонардо скашивает взгляд в сторону брата и качает головой.— У меня только чай, сэр.— Тогда завари покрепче, а я притворюсь, что это виски.
Донателло вновь зажмуривается, когда Микеланджело, сидящий по левую руку от Хамато Йоши приветливо кивает ему. У Дона внимательный взгляд и опять синяки под глазами, словно бы он спал не целые пять часов этой ночью, а только два. От этого даже сидящему напротив Рафаэлю не по себе становится, но он предпочитает попросту отвернуться к окну и игнорировать неприятную боль по всему телу — поверить только, в огонь полез людей спасать. Совсем-совсем недавно. И Раф ведь прекрасно помнит, и особенно красочно то, что надо было вести себя послушно. В противном случае — катана со стены уткнулась бы потом ему в шею.
— Мне страшно не было, — Микеланджело сжал ладонь на пробу, зажмурился на секунду и вновь рукой коснулся холодных металлических столовых приборов. — Кому-нибудь было страшно?
Хамато Йоши рядом взгляд скашивает в сторону сына. И старшие братья, как по громкому щелчку, замирают, отчего даже стоящему неподалёку Уолтеру становится малость неловко и совсем немного забавно. Не от того, что воспитанники Хамато Йоши в горящее ветхое здание ринуться накануне решили, а от того, что кураж в тёмных глазах Рафаэля он поймал сразу же, как бы тот его не старался скрыть.— Лео было страшно, я видел, — Раф откинулся на спинку стула, ножки негромко скрипнули о мраморный пол.
— На меня при входе чуть кирпичи не упали, — размеренным спокойным голосом произносит Леонардо, в руке покручивая свои часы на кожаном ремешке. — А потом под прицелом держали сразу двое.
Хамато Йоши, глядя на парня, качает головой — тот говорит об этом слишком спокойно для семнадцатилетнего парня. Уолтер оборачивается на долю секунды, обеспокоенным взглядом осматривая всех присутствующих.По дому раздавался глухой шипящий звук. Донателло кое-как подавил желание помчаться к кофемашине, но вовремя взял себя в руки. Провёл ладонью по растрёпанным каштановым волосам и по лицу. Не помешает от семьи газетой утренней загородиться. И срочно.
Дон вообще в последнее время только так и живёт — закатывает глаза и пьёт литрами кофе. В Нью-Йорке с такими обстоятельствами слишком трудно, и приходится метаться к кофейнику, подобно маленькому светлячку, хаотично бьющемуся о яркий фонарь.
Донателло подумал, что это глупое сравнение. Просто он не может это по-другому представить. Тем более сейчас.
Город выглядит непривычно тихим и светлым. С утра Нью-Йорк обычно оживлённый и серый — только ночью становится темнее, как будто своё настоящее ?я? показывает. Жестокий и мрачный зверь, пугающий своими переулками и улицами. Чёрт, пора бы уже расслабиться и перестать обращать внимание на болтающего о всяких фильмах ужасов Микеланджело.
Вообще Донателло и сам бы помог вытащить людей, окажись он в горящем здании, если бы ни желание решить проблему более разумно и безопасно. А так Кейси едва ли не попал под подозрение и не провёл сутки в камере полицейского департамента города — но бегает быстро, вот и отдыхает дома. Эйприл в панике. Стефани разводит руками, Кейт в школе кидает на него странные взгляды, а Эмили пишет и пишет. Донателло, собственно, отвечает и отвечает. Ведь всё с ними хорошо. Так он в последний раз написал ей.Малое количество часов сна в сутки всё-таки дало о себе знать, и Донателло, невольно отвлёкшись на свои мысли, не заметил, как только что отпил из пустой чашки, а острая вилка пролетела сантиметрах в десяти от его лица. Серебряная сверкающая ручка оказалась у Микеланджело, бликами играя в его глазах. Облака натекали на синее небо и постепенно закрывали яркие лучи солнца.
Рафаэль ударил кулаком по столу, ладонью потирая шею и разочарованно выдыхая.
— Смотрите, поймал, — его голос разнёсся по всем концам помещения. Но, кажется, не полегчало.— Годы тренировок, — Майки подкинул только что ловко пойманную вилку, даже не пытаясь скрыть задорную улыбку, и повернулся к Хамато Йоши, мирно попивающему свой чай и едва заметно качающему головой. — Спасибо большое!
Уолтер позади чисто по-английски хмурился, стараясь свою обеспокоенность скрыть за извечными холодностью и знанием своего дела.
— Хотел пожелать вам всем доброго утра, но уже, видимо, не получится, — Хамато взглядом прошёлся по Микеланджело, Донателло, Рафаэлю и остановился на Леонардо.
Тот усмехнулся бегло и провёл ладонью по подбородку.— А у тебя, похоже, всё отлично, — Лео в руке крутил вилку и, выдохнув, сделал глоток уже чуть остывшего чая.
— Вот уже успели выкупить пару акций, так что, да, определённо всё отлично, — Хамато Йоши встал из-за стола и прошёлся по просторной столовой.
— Ещё чаю, сэр? — любезно предложил дворецкий, кивая на серебряный поднос.— Иди отдохни, Уолтер. Пока хватит, — Хамато усмехнулся и отобрал у Микеланджело вилку, сразу же отложив в сторону.