Way to explosion (Stephen Strаnge/Wanda) (1/2)
... путь к взрыву Когда Ванда исчезает из зоны фальшивой досягаемости — не отвечает на телефонные звонки и прячет свое присутствие в обоих мирах, чему обучилась только пару дней назад, — то первые сутки Стрэндж не признается даже самому себе в том, что отчаянно, до неприятной ломоты в костях переживает за нее. До того они общаются не больше недели или двух, — время Стивен не считает только, пожалуй, с ней, — но Ванда — вездесущая, всепроникающая, как и ее магия; она таится в каждом дюйме его дома, ощущается в воздухе, смеется иллюзорно и не по-настоящему, словом, как и всегда. И уже день без нее, как пытка, скручивает, лишает возможности дышать ровно, а контроль, пресловутый, хваленый, летит по наклонной вниз, в самое адское пекло. Стрэндж невозмутим, и облик его — чистый лед, но без Ванды вдруг внутри полыхает пламя искреннего беспокойства.
По истечении недели без Ванды Стрэндж, проснувшись утром, — формально, оправившись от часового дрема, — решает, что если еще одни сутки завершатся томящей тишиной и отсутствием ее силуэта, горящего кровавыми штрихами, то вся мультивселенная наизнанку окажется вывернутой и по атому разобранной, пока Ванда, живая и здоровая, не будет стоять здесь, в безопасности.
Рядом с ним.
Верховному Магу даже смешно: ситуация, контроль над которой он безбожно и неумолимо теряет секунда за секундой, что проводит мыслями с Вандой, донельзя комична и нелепа, потому что он видит, как девочка, резкая, грубая, но напуганная и одинокая, тянет в неосторожном порыве к нему руки, а он не пытается ее даже остановить. Ванда Максимофф, как шторм, настигает его еще год назад, в совсем уже сгинувшей в воды Леты реальности, и с тех пор буря никак не прекращается — она утихает, замирает, но не исчезает из его души. Образ девушки, сильной, проблемной, но несломленной стынет в глазах и заполняет все мысли собой, словно высмеивая оставшиеся слабости Стивена Стрэнджа. И он даже немного на Ванду злится — у нее получается с хирургической точностью извлекать во внешний мир все то скрытое, что таится в человеческой душе. Она утверждает, что у нее самой-то давно нет души, но Стивен только горько улыбается в ответ и качает головой, зная, как сильно она ошибается. Пусть думает так, как ей хочется и кажется единственно верным, доктор Стрэндж при том раскладе все равно остается при своем мнении — он спас ее тело когда-то, теперь он во что бы то ни стало принимается штопать ее душу иглой по живому. Больно, но действенно, хотя до сих пор нелогично и необъяснимо.
Отведенные сутки завершаются чудом, и Стивен не удерживает вздох облегчения, когда Ванда, по обыкновению своему, наконец звонит ему. Он поднимает телефон, не обращая внимания на незнакомый номер, — и слышит молчание. Давящее, непрерывное, пугающее молчание, которое потом разрывает всхлип и тихая, выученная наизусть просьба — ?поговори со мной?. Только в этот раз голос ее звучит не громче испуганного детского шепота, и Стивен не таит признание самому себе в том, что пугается до дрожи, охватывающей все тело.
— Приходи, — говорит он, маскируя за безразличием своей интонации тревогу и печаль, тянущие сердце вниз, в непроглядные бездны. Ванда вдруг кашляет, и ее задушенное ?не могу? тонет в приступе.
И тогда Стивену Стрэнджу требуется только пара заученных движений руками, что иногда все же по-прежнему дрожат как при гипертонии, чтобы она оказалась в метре от него. Стивен так не поступает без ее разрешения хоть озвученного, хоть негласного, но теперь корит себя за такую привычку, глядя на то, как Ванда стоит в просторной светлой комнате, а за ее спиной в окна проглядывают дикие джунгли. Девушка, облаченная в белую тунику, едва достающую до колен, вянет ежесекундно, кусая бескровные губы и сжимая одеревенелыми пальцами телефон. Она оглядывается по сторонам и кивает кому-то впереди — а потом проваливается в портал, не держась больше на ногах и своими руками стараясь ухватиться за протянутые к ней навстречу ладони Стивена, затянутые в старомодные желтые перчатки. Ванда не торопится вставать с холодного пола, но сжимает пальцы Стрэнджа, лбом прижимаясь к тыльной стороне его ладони. Ее лихорадочно колотит, и в первые минуты Стивен по старой привычке вспоминает перечень южных болезней, которым может быть подвержен ослабленный организм девушки из Старого Света.
— Ты болеешь, — шепчет он, но девушка, мотая головой так, что волосы ее распадаются по хрупким плечам, чуть тянет его на себя, заставляя опуститься на колени подле ее трепещущей фигуры. И все возможные варианты с малярией и лихорадкой тут же умирают в прикосновении его губ к ее высокому лбу. — Жара нет. Как ты себя чувствуешь? — Хреново, — хрипит она и замолкает.
За Ванду говорит ее беснующаяся под кожей и в венах магия, расползаясь от кончиков девичьих пальцев по туловищу Стрэнджа к его виску, и он видит картины жутких пыток. Максимофф держат, как собаку на привязи, в холодной тесной камере; руки ее связаны и покрыты плотными перчатками из грубого материала, который Стивен никак не может различить; и он чувствует беспомощное отчаяние ее мыслей. Лицо Ванды — как мрамор античной статуи, бесстрастно и холодно, но под каменной оболочкой беснуются демоны, который без возможности вырваться из оков, убивают друг друга. Губят Ванду Максимофф. И она близка к провалу, к тотальному поражению и смерти в бесконечных удушающих лентах гниющей в теле магии, но кто-то вроде мессии в ее глазах — Стивен никак лица не разглядит, только золото волос и голубизну прозрачных радужек — вытаскивает ее из казематов, как рыцари вытаскивают бедолаг-принцесс из лап злобных драконов, что держат безвинных девиц в плену башен на одиноких островах. А потом образы жаркой Ваканды и гостеприимного короля Т'Чаллы, но тяжелая тоска по дому в Нью-Йорке и по городу самому, как живому, а еще горклое чувство привязанности — необоюдной и односторонней. Стрэндж не вполне понимает природу того, что заставляет его видеть мир ее взглядом, но он неотрывно глядит в глаза Ванды, и в их прозрачном беспокойстве различает что-то еще, что-то неназванное и неозвученное, и оно рвется к нему. — Ты — чистая энергия, — с придыханием говорит Стивен и впитывает безграничную мощь Ведьмы, пропускает через себя, растворяется в ней. Мгновение ему и вовсе мерещится, будто бы он слышит мысли Ванды и переплетает их со своими, ровно что одно целое, вот, какие они.
— Ты напуган? — пальцы правой руки девушки взметнулись к его виску, и она аккуратно провела ими по серебряным нитям, что контрастно пленились в дегтярной черноте. Он мотает головой едва заметно, и Ванда кивает, успокоенная его ответом: и впрямь, напугать Верховного Мага Земли почти невозможно. Но отчего-то ей кажется, что если Алая Ведьма приложит к тому усилия, то у нее непременно получится.
— Я не понимаю, как ты подчиняешь их себе, — признается Стивен, и Ванда хрипло смеется.
— Я их не подчиняю. Они меня — да, — жмет плечами девушка и садится на колени напротив доктора, все так же не сводя взгляда с его глаз. Это странная игра, которой оба поддаются без оглядки — и падают, падают, падают друг в друга. — Их подчинит только смерть, но меня все никак добить не могут. Я пыталась однажды сама…