Глава первая - Клешня богомола (2/2)

Богомол был в добром расположении духа. Хороший момент, чтобы наконец высказать свою просьбу, раз уж спрашивают. Будет не вежливо, если Пустой просто сбежит. Вряд ли ему потом что-то скажут, но позориться в глазах Лавагета - последнее дело.

"Нет, я пришел, чтобы попросить разрешение на проход через Грибные Пустоши," - на жестовом языке ответил Полый.

Амфитрион заинтересованно склонил голову к плечу.

- Для себя? Или для кого-то еще? - уточнил он, изучая стоявшего перед ним палюса как будто впервые его увидел.

"Для моего брата," - ответил Сосуд, не уточняя, какого именно брата он имеет в виду. Богомолы знали о семейных отношениях пустоглазого с гнездом гусениц, и привыкли, что тот, говоря "брат" или "сестра", имеет в виду кого-то из них. Может и в этот раз сработает, а когда все вскроется, можно будет сыграть дурачка. Алкеева школа...

- Занятно, - хмыкнул Лавагет, чуть склоняясь вперед и с неожиданным интересом вглядываясь в лицо Пустого. В темных, почти черных глазах богомола поигрывали золотистые блики от плавающих в воздухе спор. - И ему очень нужно право прохода через наши земли?

Полый задумался ненадолго, подбирая слова, после чего ответил:

"Он ищет что-то важное. Это не причинит вреда. Я просто не хочу, чтобы он пострадал, поэтому решил попросить разрешение до того, как ему действительно понадобится пройти. Мне показалось, что так будет правильно".

Богомол скупо улыбнулся, читая слова в торопливых жестах жучка.

- Что ж, это похвально, - сказал он, когда Пустышка закончил. - Тогда скажи мне, Палюс, если я откажу твоему брату в проходе, то что ты сделаешь?

Сосуд на секунду задумался. Под тщательной охраной патрулей находилась лишь малая часть Пустошей - ближайшая к деревне. Все остальные земли считались нейтральными, пусть все еще находились под контролем богомольего племени. Скрыться от патрульных тут было практически нереально, и, если до обращения к Лавагету маленького брата можно было бы провести тайком, и на это могли закрыть глаза, то после прямого запрета об ослушании тут же станет известно командирам и Наставнице.

"Если вы запретите моему брату появляться на территории племени”, - Пустышка специально выделил этот момент, чтобы не закрыть крохе-сосуду доступа ко всем Пустошам, - “то мы будем искать обходные пути," - честно ответил Полый. Такой вариант, как казалось, был оптимальным если богомолы заартачатся.

Воин меж тем кивнул, и Сосуд понял, что только что прошел какую-то проверку.

- Хорошо. Тогда скажи мне, ты ручаешься за своего родственника и за все, что он может натворить?

Пустой кивнул. Честно говоря, он не сильно беспокоился, что маленький брат может что-то, как выразился Амфитрион, “натворить”. Вряд ли от него будет больше проблем, чем было от самого Пустыша три года назад, с этим легко будет справиться.

- Что ж, - ухмыльнулся богомол, - раз так, то держи, - он отцепил от своего плаща небольшую медную бляшку с выгравированной на нем лозой, оплетающий панцирь. - Пока этот знак на нем, патрули его не тронут. По крайней мере, пока твой брат первым не обнажит гвоздь или проявит неуважение. Не забудь предупредить его об этом.

Полый, прижав ладонь к груди, поклонился, выражая этим свою благодарность. Метка странника - знак, выданный Амфитрионом, не был какой-то панацеей или универсальным пропуском. Его могли дать вестнику чужого племени, жуку, попросившему аудиенции у Лордов или простому путнику, договорившемуся о разовом проходе через заповедные земли. Носящий метку жук мог рассчитывать на то, что его никто не тронет, но при этом и не выпустит из поля зрения. На большее Сосуд и надеяться не мог.

- Кстати, Пустышка, - вновь заговорил командующий, - ты не замечал ничего необычного в последнее время?

Пустой, чуть подумав, ответил:

"Зараженных стало больше. На Зеленой Тропе чаще встречаются дикие жуки с рыжими глазами. На Перепутье стало много блуждающих оболочек, как будто они пришли откуда-то еще," - Пустыш помедлил, не зная точно, стоит ли рассказывать такие подробности, но все-таки решил, что раз уж его спросили о странностях, то молчать не нужно. - "В Грязьмуте стали пропадать жители".

- Пропадать? - уточнил Амфитрион с безразличным, пожалуй даже, слишком безразличным видом.

"Они засыпают, но при этом не спят," - попытался подобрать слова пустотный. - "В таком состоянии они уходят и так пропадают. Если успеть их разбудить, все будет хорошо, но не всегда получается найти ушедших".

- А... туман грез, - небрежно отозвался воин. - И что же, это стало происходить чаще?

Полый кивнул. Туман грез, как называли это явление богомолы, был не таким уж редким явлением в Халлоунесте. Поражая уставших, отчаявшихся или замечтавшихся жуков, он погружал сознание несчастных в сон, яркий, красивый и очень реалистичный. Сон этот сулил счастье, покой и исполнение заветных желаний, а жук, находясь между грезами и явью, отправлялся в погоню за видениями и часто погибал, попадая в когти диким тварям, или заплутав в темных переходах. Пустыш за последние месяцы не раз натыкался на своих знакомых из шахтерского городка, которых туман грез заводил в такие места, куда бы те ни за что не полезли сами. Находил, будил, лечил, если требуется, и отводил обратно, чтобы узнать - в Грязьмуте не досчитались еще одного или двух жуков. Найти пропавших было сложно, и часто их следы терялись в недрах подземья.

Богомол молчал, слегка хмурясь своим мыслям. На безмятежное ранее лицо воителя легла глубокая тень, подчеркнувшая возраст.

Ученик терпеливо стоял на месте и ждал, когда командир вспомнит о его присутствии и позволит уйти или задаст очередной вопрос.

- Хорошо. Это все? - наконец нарушил Лавагет молчание. Дождавшись кивка, он махнул клешней, показывая, что пустотный может быть свободен.

Сосуд не стал ждать особого распоряжения и поспешил к воротам. Брат, наверное, заждался.

Пустышка вприпрыжку бежал через плац, маневрируя между группами богомолов и небольшими подводами, гружеными грибами, дичью и мореными бочонками, наполненными кислотой. С глубинных Троп вернулось сразу три отряда охотников с добычей и ранеными. Последних было на удивление много, и, помимо воинов и охотников, через площадь с завидной регулярностью пробегали богомолы-медики в белоснежных тогах. Причина столь плачевного состояния отрядов была очевидна. Прямо в центре, окруженный плотным кольцом воителей, стоял длинный воз, на котором, опутанный цепями, лежал зверь, подобного которому Полому встречать еще не приходилось. Огромный, длиною в три или даже четыре Пустышкиных роста, он был покрыт прочной каменисто-серой с черными разводами шкурой, ощетинившейся тремя рядами коротких шипов на плоской пупырчатой спине. Пятипалые когтистые лапы были опутаны веревками и привязаны к длинному и широкому телу, с плоским брюхом. Длинный хвост, составляющий не меньше половины длины чудовищного туловища, напоминал огромный каменный шестопер. Он чуть подрагивал в путах, когда кто-то подходил слишком близко. Плоскую голову, чем-то напоминающую морду головастика, с огромной, как сундук пастью и круглыми блестящими глазами, украшал широкий гребень, похожий на жутковатый кокошник разодетой дамы или кованный ворот рыцарского доспеха. Засмотревшись, Сосуд невольно замедлил шаг не в силах оторвать взгляда от чудовищного зверя, привезенного из таких недр Глубинных Троп, о которых даже думать было страшно. Он слышал о так называемой "Охоте", на которой старших учеников Палестры обучали сражаться против диких животных, пойманных и живьем привезенных в деревню, сплочаясь против превосходящего по силе противника. Пару раз Пустыш даже видел последствия таких тренировок, которые нередко заканчивались тем, что больше половины группы попадала в лазарет или в источник с волшебной водой. Говорят, раньше бывали и смертельные случаи, поэтому до Охоты допускали только лучшие поколения. Вероятно это чудище привезли как раз для подобного занятия. Повезет же кому-то...

Задумавшийся Сосуд и не заметил, что продолжает идти вперед, нелепо свернув шею в сторону окруженного воителями зверя. Оторвать от него взгляд оказалось непосильной задачей. Ничего удивительного, что в такой толпе Пустышка налетел на кого-то гораздо раньше, чем вспомнил о необходимости смотреть по сторонам.

- Эгей! - панцирь жука, в которого Полый уткнулся, оказался неожиданно широк и гладок, чего, сложно было ожидать от кого-то из богомольего народа. - Прошу про... ух ты! Приветствую. Вот уж не ожидал встретить здесь еще одного представителя иного племени.

Пустыш застыл на месте с немым удивлением уставившись на незнакомца, который, находясь среди толпы богомолов, выглядел настолько неестественно и чужеродно, что Сосуд подумал - тот ему мерещится. Высокий, почти на голову выше пустоглазого, длинноногий жук был обладателем мягкого чуть выступающего брюшка, и вытянутого литого панциря, полностью покрывающего спину. Лицо его было скрыто за округлой белой маской, на которой, несмотря на равнодушный фарфор, отражалось удивительное добродушие. За круглыми прорезями маски озорно поблескивали темные глаза, в которых юношеские восторженность и любопытство соседствовали с нездешней мудростью, свойственной очень и очень старым существам. На голову чужак повязал темный короткий платок, завязав его под подбородком, так делали старушки-сплетницы в Грязьмуте. Словно этого было мало, поверх платка, вместо шляпы, красовалась еще одна маска - большая, явно принадлежавшая когда-то очень крупному существу. Изготовленная из знакомого костянистого фарфора, удивительно прочного и в то же время легкого, эта маска, напоминавшая формой каплю, показалась Пустышке смутно знакомой, отчего по спине невольно пробежал холодок.

С легким жужжанием Сосуд помахал незнакомцу рукой, не совсем понимая, как себя дальше вести и можно ли пытаться говорить с помощью жестового языка. С одной стороны этот жук не являлся богомолом, а значит, не мог знать тайного наречия, а с другой... он что-то забыл посреди плаца и вел себя так, будто ничего особенного не происходит. Так может... он свой? Ведь не могли же богомолы просто пустить кого-то в свой дом и оставить без присмотра.

- Прости, мое удивление, - у незнакомца был приятный голос - мягкий, мелодичный, с легкой хрипотцой, улыбчивый, если так можно было сказать, и располагающий к себе. - Мое имя Квиррел. Сколько себя помню, меня всегда тянуло к таинственному, а это королевство - самая большая тайна, что я когда-либо встречал. Я уже начал думать, что тот городок наверху - единственный оплот цивилизации, когда набрел на это племя. Меня согласились пустить, впрочем... кажется, здесь не очень любят чужаков.

Пустыш кивнул, завороженный звучанием голоса Квиррела. Он не чувствовал какой-то угрозы или злого умысла, исходящего от словоохотливого жука, и, признаться, начал понимать, почему стражи на воротах так легко пропустили его внутрь. Слушать странника было на удивление приятно, его не просто легко было признать безобидным, даже несмотря на длинный тонкий гвоздь у пояса, незнакомцу сразу же хотелось доверять.

- Однако ты выглядишь здесь весьма к месту, - улыбнулся путешественник, и Полый чуть приосанился, гордый уже от того, что хотя бы чужестранец посчитал его вписывающимся в богомолье общество. Может для бестолкового сосуда еще не все потеряно. - На днях я встречал одного боевого кроху, что очень был похож на тебя. Вы, случайно не знакомы?

Пустыш на несколько секунд задумался. Было бы очень смело предполагать, что в Халлоунесте появился еще один Пустой Сосуд, оставшись при этом незамеченным Хорнет. Наверняка Квиррел имел в виду маленького брата. Надо бы, конечно, расспросить подробнее, но делать это посреди плаца, когда вокруг снуют занятые своими делами богомолы, было очень неудобно.

Сосуд кивнул и, достав из сумки лист и угольный карандаш, быстро набросал ответ:

"Возможно вы говорите о моем брате. Он ждет меня неподалеку," - поддержав разговор, Полый надеялся получить еще кусочек информации, что указала бы на братца или на другой сосуд. Тогда можно было решить, подкараулить жука у ворот, чтобы расспросить его подробнее, или же оставить в покое.

— Вот как! - обрадовался путешественник. - Стоило догадаться, вы весьма похожи. Я, признаться, подумал, что этот жучок путешествует один. Иногда приятно бывает ошибаться.

Сосуд развел руками, не зная, как еще отреагировать на такое замечание.

- Что ж, - меж тем сказал Квиррел, заметив спешащего к ним богомола-воина, - кажется, за мной пришли. Рад был встретиться.

Пустыш чуть разочаровано обернулся на подошедшего солдата. Он не узнал ничего конкретного, а продолжать расспросы под испепеляющим взором гвардейца из личного отряда Старшей Сестры Битвы, редкого гостя среди обычных воинов и разведчиков, было не удобно и даже немного страшно. Полый отступил и чуть неловко помахал жуку ладонью. Все это было очень странно. Чужаков не пускали в деревню без веской причины. А тех, кому повезло попасть внутрь, не сопровождали гвардейцы из легендарного Стального Легиона, подчинявшиеся исключительно Лордам да Лавагету Амфитриону. Для этого по мнению пустотного нужно было быть либо прославленным героем, либо таким же прославленным, но преступником. Ни на то, ни на другое Квиррел не походил, а задавать вопросы, очевидно, было не время.

Решив потом вызнать все у Алкея, отрок всегда знал, у кого можно подслушать очередную сплетню, Сосуд поспешил исчезнуть из поля зрения гвардейца. Это тебе не обычный воин или даже полевой командир, с которым можно пофамильярничать. С гвардейца станется устроить тебе "сладкую жизнь", если посчитает, что ты находишься не на своем месте. Особенно, если ты простой ученик, чье место и без того зыбко. Сделав заметку себе на будущее, Пустышка покинул деревню. Потом нужно будет узнать побольше об этом Квирреле и побеседовать с ним подольше. Даже если этот жук не знает ничего важного и не видел иных сосудов, кроме маленького брата, Полый был бы не прочь снова встретить словоохотливого жука. Странник Сосуду понравился, здорово было бы расспросить его о других местах королевства. Или... откуда он там? Вдруг этот странный тип с чарующим голосом пришел из внешнего мира, это бы объяснило все его странности.

Чтобы подняться к мосту в Город Слез, потребовалось чуть больше времени, чем на спуск. Пустыш, пусть и двигался теми же воздушными тропами и тайными дорожками, был вынужден периодически останавливаться, пропуская очередной отряд охотников или собирателей из Пустошей, с той же Зеленой Тропы или из далекого Туманного Каньона. Их было на удивление много, больше, чем в любое другое время, словно всем богомолам одновременно пришел приказ вернуться в деревню. На памяти Полого подобного еще ни разу не случалось. Какой бы ни была ситуация, собиратели, земледельцы и охотники, пусть малыми группами, но выходили на промысел, ведь от них во многом зависело процветание всего племени.

Самого Сосуда никто не пытался завернуть обратно, и тот решил, что ничего серьезного не произошло. Все-таки, будь ситуация серьезной, обычного палюса наверняка не выпустили бы за ворота.

Собрата пустотный отыскал почти там же, где оставил несколько часов назад. Маленький сосуд, то ли заскучавший, то ли просто решивший не тратить время на просиживание моста, бродил по грибным зарослям неподалеку.

Выглядел он чуть потрепанным. Плащ малыша покрывал толстый слой желтоватых грибных спор, а на белом фарфоре маски отчетливо виднелись темные разводы от не слишком удачной попытки вытереть лицо грязной ладонью. Чуть поодаль от входа лежал растрескавшийся панцирь жука, обильно проросший плесенью и пятнистыми грибными шляпками. Хитин его был расколот, и смешанный с грибными спорами чумной ихор растекся вокруг, распространив кисловато-сладкий гнилостный запах старого трупа.

Пустыш не раз уже встречал подобных созданий, если их так можно было назвать. Когда-то они были обычными жуками, что, заблудившись в Грибных Пустошах, нашли здесь свой конец. Рыжий Свет Чумы и всепроникающая Грибница наперегонки начинали захватывать тела несчастных, порождая бездумных отравленных гибридов. Те, подобно зараженным оболочкам с Перепутья, бездумно бродили по коридорам, постепенно обрастая грибами и плесенью. Стоило кому-то приблизиться к зараженному, как тот выпускал целое облако едких желтых спор, от которых моментально начинали слезиться глаза, а в легких расцветала горькая боль, мешая сделать очередной вдох. Более того, если подобный живой труп все-таки удавалось убить, он взрывался, раня, а то и убивая своего убийцу. И процесс повторялся заново.

Подобные умертвия в последнее время стали встречаться особенно часто, словно Рыжему Свету стало тесно в уже захваченных телах и грезах жуков. Обросшие плесенью и грибными шляпками мертвецы выползали из чащобы и бесцельно слонялись по переходам, разнося заразу. Встретить такую “грядку на ножках” как, шутя, называли грибные оболочки богомолы, было тем еще удовольствием, пусть, медлительные и тупые, они почти не представляли опасности для опытного воина.

Для маленького жучка с тупым гвоздем, как оказалось, тоже. Крохе, определенно, было чем заняться в отсутствие старшего сосуда.

"Ты в порядке?" - спросил Пустыш, присаживаясь рядом с братом, который методично выковыривал из грибной подстилки рассыпанные кем-то гео. Монетки-ракушки давно вросли в мягкую почву и приходилось постараться, чтобы очистить их от влажного грибного налета.

"Справился," - уклончиво отозвался собрат, не отрываясь от своего занятия. - "Ты нашел то, что хотел?"

Полый кивнул, но, прежде чем продолжить разговор, внимательно осмотрел малыша со всех сторон, убеждаясь, что тот действительно не ранен. В Пустошах, как и на Кристаллическом Пике, каждая царапина могла привести к большим неприятностям, особенно сейчас, когда развелось так много грибных оболочек. Оглянуться не успеешь, как на тебе начнет что-нибудь расти. И еще хорошо, если это “что-нибудь” - обычная хищная плесень.

"Я здоров," - чуть более резко, чем следовало бы заверил жучок, оттолкнув ладонь собрата. "Ладно-ладно," - не стал настаивать Пустой. - "Тогда просто скажи, если будешь чувствовать себя нехорошо. Я беспокоюсь".

"Это лишнее," - холодно отрезал кроха. - "Я учту".

Чуть неловко кивнув, Пустышка достал из сумки клешни богомола. Стало чуть грустно. Он привык сразу понимать, когда собеседнику что-то неприятно, но этот сосуд словно находился в скорлупе. И даже будучи эмпатом, Полый мог только догадываться, что творится под маской малыша, улавливая лишь жалкие отголоски чувств. И то, лишь когда становилось слишком поздно.

"Я тут принес," - сообщил он, пытаясь как-то сгладить свою оплошность. - "Думаю, тебе будет полезно. Дай руку".

Сосуд не стал ждать вопросов, а просто поймал братишку за ладонь, благо, тот не стал вредничать и отбирать ее, и принялся осторожно прилаживать к его руке богомолье устройство. "Этим можно цепляться за стены, если они не совсем гладкие, и подниматься туда, куда без когтей не забраться," - пояснил он, поймав внимательный взгляд собрата. Тот ничего не ответил. Дождавшись, когда старший закончит, он пошевелил кистями, проверяя, не мешают ли ременные браслеты, не сковывает ли непривычная тяжесть вырезанных из когтя какой-то глубинной твари крючьев, и как те лежат в ладонях. Разобравшись с устройством обновки, маленький сосуд направился к ближайшей стене, для этого ему пришлось пробраться через молодую поросль пятнистых споровиков. Жучок замер на минуту, оценивая неровную стену пещеры, покрытую мелкими грибными шляпками, сквозь которые кое-где пробивались остатки древней облицовки с вездесущим шестикрылым гербом, после чего подпрыгнул, так высоко, как только сумел, и со всех сил вонзил крючья в камни. Братец чуть сполз вниз, увлекаемый силой тяжести, но сумел удержаться и повис на клешнях, глуповато болтая короткими ножками, которые едва-едва торчали из длинного не по размеру плащика. Не догадываясь о том, насколько мило и комично выглядит, кроха, неловко оттолкнувшись лапами, подскочил чуть выше, и тут же снова вонзил крючья в осклизлую стену. Потом еще раз. И еще.

Пустыш подошел поближе, чтобы, если брат сорвется, успеть его подхватить. Этого, впрочем, не потребовалось. Тот быстро освоился с обновкой и, поднявшись на три жучиных роста к потолку, чуть ослабил захват клешней и плавно заскользил вниз, оставляя на стене глубокие борозды от крючьев. Все это происходило так легко и естественно, как будто малыш каждый день ползал по стенам с помощью богомольих инструментов, просто по какой-то нелепой случайности потерял свою пару клешней. У самого пола Пустыш подхватил собрата подмышки и осторожно снял со стены, опустив на твердый пол чуть поодаль.

"Спасибо," - негромко прозвучал в Пустоте голос младшего брата.

Сосуд зажужжал от удовольствия, радуясь, что хоть чем-то сумел помочь.

"Вот еще," - вынув метку, Полый прицепил ее к вороту плаща маленького пустотного, рядом с шестикрылой стальной фибулой. - "Пусть будет. Там внизу есть деревня богомолов, и чужаков там очень не любят. Если попадешь туда без меня, эта метка защитит тебя от простого нападения стражей. Правда в деревню тебя все равно не пустят, так что без особой нужды лучше не подходи к воротам".

Малыш скупо кивнул, выражая благодарность, что, тусклой искоркой мелькнула в темноте его существа тут же подавленная усилием воли.

"Пойдем в столицу," - позвал маленький сосуд, первым направляясь к пещере с кислотой. - "Теперь мы сможем перебраться. Я нашел как можно вернуть мост".

Когда пустотные вышли на площадку над кислотным котлованом, братишка указал на металлическую платформу в центре пещеры. Она, подобно островку безопасности, возвышалась над бурлящей поверхностью примерно на полпути до ворот. Если приглядеться, то сквозь зыбкую хмарь из смешавшихся с мелкой взвесью спор кислотных паров можно было различить нагромождение странных механизмов под небольшой ровной площадкой, а на ней самой - рычаг.

"Рычаг? И правда," - с легкой досадой сказал Пустыш брату.

Было неловко и совсем чуточку обидно. Ведь Сосуд уже был здесь раньше, когда тонкие комариные крылья еще могли удержать его в воздухе, и добраться до рычага было совсем просто. Заметь треснувший сосуд его тогда, сейчас ничто не мешало бы братьям просто дойти до ворот... Если, конечно, это именно что механизм управления мостом, а не какая-нибудь хитроумная ловушка, рассчитанная на таких наивных жучков как они. Хотя, зачем ставить ловушку посреди главной дороги в столицу?

"Мы сможем добраться до нее поверху," - Пустой знал, что говорит очевидные вещи. Маленький брат, очевидно, уже придумал, как перебраться на ту сторону, но получив возможность вести беседу хоть с кем-то, кто тебя слышит, удержаться было практически невозможно. Спутник, коротко глянув на старшего, кивнул и, ничего не ответив, первым прыгнул на стену возле выхода, стремясь взобраться под самый потолок. Полый не двинулся с места, готовый, если что случится, не дать отважному без меры спутнику упасть в кислоту. Однако беспокоился Пустышка напрасно. Маленький сосуд, с удивительной ловкостью и быстротой достигший цели, бросил короткий взгляд через плечо и тут же перепрыгнул на ощерившийся кусками кладки и оплетенный узловатыми почерневшими от едких испарений корнями кусок породы. Подтянувшись, малыш забрался на обломок и скрылся из виду.

Убедившись, что младшему брату ничего не угрожает, Сосуд последовал за ним. Это было не сложно. Оттолкнувшись от стены, Пустышка уцепился за даже не шелохнувшийся под жучиным весом кусок камня и, на четвереньках пролез в пространство между лоснящимся от влажных спор потолком и необычной дорогой. Похоже, это все-таки был просто кусок потолка, который отвалился, когда корни разрослись слишком сильно. Колени и ладони чуть покалывало каменной крошкой, а плащ тут же покрылся темными разводами от осклизлого налета, покрывавшего все вокруг. Братишка поджидал с противоположной стороны, уже готовый продолжать путь.

Следующий обломок, висящий над бурлящей поверхностью кислоты на жалких кусках металлической проволоки да прошивающих его колючих корнях ежевики, был довольно далеко. Впрочем, расстояние совершенно не смутило маленький сосуд, и, прежде чем Пустыш успел задуматься, кроха прыгнул. У Пустого сердце екнуло, когда братишка пронесся над смертельно опасной кислотной ямой, где, в случае чего, ничто не могло бы его спасти, и, коротко взмахнув полами своего волшебного плаща, как мотылек-крыльями, невредимым достиг твердой поверхности. Каким-то чудом или поразительно точным расчетом малыш вписался между покрытыми шипами изгибами лозы, приземлившись на безопасный пятачок камня. Оглянувшись на Пустыша, он быстро понял, что более крупному собрату не поместиться рядом, и поспешил освободить место, пробравшись под лозой. На пути братьев было еще три камня. Где-то все-таки встречалась кладка и остатки покрытой блестящим лаком облицовки. Где-то время и неведомая сила, разрушившая потолок, обнажила белесые трубки грибницы, которые чуть поскрипывали под лапами, источая подкрашенную белым влагу. А где-то сквозь камни пробивались могучие корни, самый тонкий из которых был толщиной с ногу взрослого жука, оплетшие камни подобно сетке-авоське. Перебираясь с одного куска породы на другой, как очумевшие кузнечики в разгар весны, сосуды благополучно добрались до платформы посреди пещеры. Там можно было остановиться на отдых.

"Ты уже пользовался раньше клешнями?" - спросил Пустышка, с трудом размыкая приросший к основанию предохранитель рычага. - "Очень здорово карабкаешься. И прыгаешь. Почти как богомол".

Братишка, до сих пор молчаливо всматривавшийся в потолок пещеры, чтобы рассчитать дальнейший путь, если не получится наладить переправу, обернулся. Комплимент, похоже, не слишком его тронул.

"Нет," - после небольшой паузы ответил малыш. - "У нас были другие инструменты для этого. Они назывались шипами".

"У нас?" - поднял голову крылатый, озадаченный этой оговоркой. Речь идет о других сосудах? Или кроха, как и взрослый сосуд, имел своего учителя? Это многое бы объяснило.

Брат не ответил, и Сосуду ничего не оставалось как вернуться к рычагу. Тот с раздирающим слуховые мембраны скрежетом поддался, и тут же под ногами что-то защелкало и загрохотало, как будто сотни маленьких солдат в металлических латах были подняты по тревоге. Секунда - и с мерным стрекотом из-под платформы начала вытягиваться металлическая лента, состоящая из множества точно подогнанных друг к другу пластин, что, мгновенно соединяясь, образовывали идеально ровное полотно моста. Лента вытягивалась все дальше и дальше, пока не коснулась платформы у входа в пещеру. Щелкнули металлические крепления, намертво фиксируя противоположный край. Удивленная тишина, повисшая над пещерой, уже в следующую секунду разбилась мелодичным звоном скрытых где-то колокольцев, и, вторя ей, из-под моста выщелкнулись узорчатые перильца, заняв положенное им место. Сосуды переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели в сторону ворот. Ирония судьбы или, скорее, шутка архитектора, сделала мост двойным и, пусть братья теперь могли беспрепятственно вернуться на Пустоши, от вожделенных врат в Столицу их по-прежнему отделяла кислотная яма.

"Похоже, надо теперь искать новый рычаг," - чуть озадаченно поделился своими мыслями Пустыш.

Брат коротко кивнул и молча указал на площадку возле врат. Там, подле каменной статуи рогатого рыцаря, Пустой знал, что это памятник бледному рыцарю Хегемолу, виднелся еще один рычаг. "Уверен, что не хочешь пойти другой дорогой?" - осторожно поинтересовался Сосуд, оценивая, смогут ли они пробраться по оставшимся трем булыжникам под потолком. Расстояние между ними оказалось приличным. - "Я могу показать".

"Далеко?" - коротко поинтересовался собрат, похоже, пришедший к тем же печальным выводам.

Полый сделал неопределенный жест рукой.

"Внизу. Надо пройти через земли богомолов, а потом по стокам, и мы сможем выйти в любой части столицы. Ну... почти".

Малыш, чуть подумав, покачал головой.

"Если здесь не выйдет. Времени мало".

С этими словами маленький сосуд, посмотрев на ближайший отломок потолка, нависший над кислотной гладью, приготовился к новому прыжку. Пустышке оставалось только пойти следом, надеясь, что никто из них не сорвется в самый ответственный момент. Это была бы очень нелепая смерть.