Глава 4. "Рождение и смерть" (1/1)

Мы рождаемся. Мы умираем. Наши волнения, проблемы и заботы?— ?пшик? во вселенной, по сравнению с тем, что творится за пределами наших глаз. Ну сколько жить человеку? Пятьдесят лет? Восемьдесят? Сто?.. Так мало? Но в каждой минуте по шестьдесят секунд. Шестьдесят моментов и возможностей для счастья и грусти, печали и радости. Возможно именно поэтому человек стремится любить?— живет мало, смакуя и чувствуя каждую секунду. Но так же, как не равны пять пальцев на одной руке, так и люди не похожи друг на друга. И внешне, и внутренне. Характер… Нрав… Порода… Натура. Локдаун всегда отличался немногословностью, больше слушая, чем говоря. Не желая быть частью чего-то, не видя смысла в сражениях и ссорах, когда-то очень давно, кто сейчас помнит эти времена, он покинул ряды десептиконов, осмелившись назвать себя чужим среди двух фракции, став мишенью для всех разом. Было ли страшно? Да. Больно? Ну, шрамы остались. Хотелось бы он вернуться? Однозначно, что нет. Вся та боль бичевания, голода и страдания?— ничто по сравнению с тем терзанием, что он тратит свое существование на войну двух эгоистов. Один из немногих, кто смог выжить. Да вот только… Жил ли он вообще? —?Локдаун? Квинтесса была одной из, кого наемник не переносил на дух в связи с банальным недоверием из-за ее силы и возможностей. Как бы она не относилась к нему ?доброжелательно?, держа его близко, чем далеко, зная, что у них деловые отношения, которые полезны им обоим. И сейчас, выполнив ее работу, став ближе, Локдаун пытался сохранить ту границу, чтобы не стать ее слугой, иначе чем же это все отличается от служения Мегатрону? —?Твой вид создал таких, как я. Мне нужна твоя услуга в преобразований плоти в металл,?— без предисловия приступил к теме разговора бывший десептикон. Квинтесса, до этого левитирующая над его головой, заинтересованно оборачивается, медленно спускаясь. Фиолетово-лазурные глаза этого существа сканируют его, а мимика то сглаживается, то хмурится, словно она видела, что он победил судьбу?— вылечился. Да и почему ?словно?? Могущества у нее хватало и на другие фокусы. А судя по оживленному вилянию ее щупалец сейчас она в лучшей форме. Ох… Как же все-таки внешность обманчива! Такая небольшая и хрупкая, но сил достаточно, чтобы поставить на колени его собственную расу. И это, возможно, единственная причина, почему он желает ей смерти. —?Мы создали вас без чувства сострадания к другим, чтобы вы стали оружием,?— словно читая его намерения заговорила Квинтесса. —?Неужели ты один из бракованной партии? —?Будь я не ?бракованным?, то не стоял бы здесь и сейчас,?— отвечает Локдаун, прогремев басом. —?Сказанное мной в твоей компетенции? Квинтесса склонила голову на бок, плавно отошла назад, пытаясь увидеть собеседника целиком. —?Возможно. —?Дело в цене? —?Спрашивает причину ее двоякого ответа Локдану. —?Или в сложности? —?Возможно,?— отвечает она, немного сократив расстояние между ними. —?Прошло столько времени с начала вашего мира, а ты именно сейчас решил на какой-то шаг вне плана. Кто бы это ни был, ты готов рискнуть своей репутацией и активом? —?Да. —?Очаровательная наивность. Квинтесс высмеяла его. Да, он понимает риск и принимает правила игры. Глупо? Да, он бы сам высмеял себя, если бы смог прекратить свою зависимость. Возможно, что она им пользуется, играясь, как кукловод, заставляя себя слушать и смотреть. И Локдаун готов к любому повороту событий, если этот человек окажется действительно хитер и ловок… Но… Черт! Он не понимает, что творит! —?Хорошо,?— вдруг произнесла Квинтесса, снова левитируя в пространстве, поднимаясь выше и выше. —?Приведи его ко мне. *** Изменилось ли что-то в них? ?Возможно??— ответила бы Квинтесса. Человеку свойственно умирать. А Афина?— человек. Локдаун наблюдал за ней воровато, смотрел через камеру, как девушка ходит в своей тюрьме, наворачивая круги, говоря сама с собой, смеясь и громко обвиняя кого-то. Было ли ему скучно? Да, временами. Заказов не было, линия коммлинга шумит помехами, что свидетельствовало о тишине. Такое чувство, будто мир сам говорил ему отдохнуть. И он отдыхал. Локдаун наблюдал за ней. Вот она встает и тянется руками к потолку, разминая верхний пояс. Крутит шеей из стороны в сторону, напрягая длинную мышцу, ведущая от челюстей к ключицам. Прогибается в спине, оттопырив ягодицы назад. Окольцовывает талию длинными пальцами-когтями, проводя ими по коже вверх. Взяв в руки аккуратные молочные груди, массирует… Сжимая в киберформированных когтях. И выше?— к шее… К острым челюстям, ушам… К гладкой коже головы серого цвета. Что по вашему красиво? Когда она резко оборачивается к камере, смотря на него темно-карими глазами, Локдаун ощутил стыд за свое наблюдение. Словно его застукали! Он было дернулся от неприятного ощущения, но тут же себя утешил?— ?чего мне стыдиться?? А почему тогда стало неприятно? Порой он звал ее к себе, чтобы та просто была, как предмет интерьера. Говорить никто не собирался, но и молчание было тягучей, как смола. Так продолжилось долго. Словно они играли в игру ?кто кого перемолчит?. В игре победил Локдаун, но в целом победила Афина. Это произошло внезапно. Ее словно посетила безумная идея! Она поднимается на ноги, задумчиво смотрит на потолок, после чего направилась к нему. Так уверенно и смело! Локдаун не двинулся со своего места, взглядом зеленой оптики наблюдая за ней заинтересованно и с прищуром. Спрыгнув со своего места, Афина приземляется на коленный сустав наемника, аккуратно расставив руки, балансируя на металлической ноге, продолжая идти к нему ближе. Остановившись у сгиба ноги, переходящий к туловищу, собственно перед паховым щитком, Афина поднимает глаза на вопросительное выражение лица Локдауна. —?И что дальше? —?Спрашивает наемник. —?Подними меня. Ближе к лицу. Локдаун моргнул зеленой оптикой, видимо раздумывая для какой цели. Но не найдя никакого ответа в своей голове, бывший десептикон выполнил сказанное, раскрыв одну ладонь, чтобы человек уместился и поднял к своему лицу. Неловко было смотреть на чье-то лицо так в наглую и так прямо, но Локдаун не был из тех, кто боится смотреть на кого-то. Тем более, на человека. Поэтому его выражение лица меняется на уверенность, отбросив все сомнения. В конце-то концов что может этот человек сделать ему? Когда Афина предстает перед ним, то тянется руками к его лицу, трогая пластичный мимический металл, завороженно смотря на на шрамы и глубокие ссадины. Он был таким мужественным и таким… привлекательным в своем несовершенстве. Что двигало ею? Больной разум? Извращение? Похоть? Интерес? Любовь? Взяв огромное лицо в руки, Афина тянется к широким пластинам губ, целуя нижнюю, как если бы сгорала от вожделения. Страстно и со вкусом, желая большего. Ближе… Ближе! До боли… Трансформерам не свойственно целоваться. Да что там? У них и понятия размножения не было! И Локдаун не знал смысла этого жеста, хоть и пришлось наблюдать среди людей, когда пребывал на Земле. Он не шевелился, даже напрягся… Боясь? Нет, ожидая чего-то, кто знает, чего, волнительно замерев. —?Это называется поцелуй,?— словно поняв, что это в первые у него, говорит Афина, поглаживая его нижнюю губу. —?Как ощущения? -… ?Не фонтан, но брызги есть??— читалось по глазам наемника, хоть внешне и пытался этого не показывать. Афина улыбается, присаживаясь на его ладонь, продолжая смотреть в его ярко горящие линзы. - Как ты относишься к стихам? - Спрашивает девушка. Снова молчание. -Моя мама была коренной русской женщиной. Преподаватель истории. Любила русскую поэзию больше, чем что-либо в этой жизни. И одна из моих любимых стихов я хочу посвятить тебе. Локдаун слушал молча, удобнее сев на свое место, выставив ладонь пред собой. А она читала этот стих так, будто действительно сама написала, а не кто-то другой. С чувством. С выражением. С эмоциями. С жаром пылающего сердца влюбленной до безумия женщины."Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,Оттого что я тебе спою — как никто другой.Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,У всех золотых знамен, у всех мечей,Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —Оттого что в земной ночи я вернее пса.Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —У того, с которым Иаков стоял в ночи.Но пока тебе не скрещу на груди персты —О проклятие! — у тебя остаешься — ты:Два крыла твои, нацеленные в эфир, —Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!" Это была отправной точкой для Локдауна. И они заговорили. О чем? Вообще ни о чем ценном. Глубокими знаниями в поэзии Локдаун не обладал, но слушал с упоением, взамен рассказывая короткие истории из своей жизни, а там из-за непонимания того или иного слова приходилось пояснять, что, собственно, новая тема для разговора.

Афина осмелилась быть наглее, что казалось для Локдауна крайне нелогичным. Она терлась вокруг него, постоянно смотря странным взглядом, улыбаясь краешком губ и снова отворачиваясь. Говорила порой много, а порой молчала, позволяя ему насладить своим присутствием и так же тишиной. В моменты, когда наемник замечал в разговорах грань, за которую не хочет подпускать ее, то каким-то образом Афина это чувствовала, прекратив расспрос, в ожиданий смотря в его зеленые линзы, а потом отворачиваясь от него. Она видела больше, чем кто-либо, чувствуя свою слабость, но при этом свою власть над ним. Ибо почему он еще ее не убил? Потому что она давала ему то, что никто не рискнул даже преподнести - ласку. Сидя в его раскрытой ладони, Афина часто "игралась" его пальцами, то закрываясь ими, то обнимая. Локдаун не имел ничего против, то смотря на карту звездного неба, то делая вид, что занят. Посещала порой мысль, что если он сожмет руку в кулак, то с легкостью переломит ей хребет и разорвет хлипкие легкие, а его аудиосенсоры услышат такой приятный хруст костей. И хочется до безумия это сделать! Но вовремя себя останавливает, ковшом собрав пальцы, с адским голодом желания причинить боль сияя изумрудами линз. - Я люблю твои руки, - в тот раз сказала она.

Аккуратные, длинные пальцы. Широкие, шершавые в царапинах ладони. Афина утопала в бездействий этих рук, сравнимые с лаской для нее. Эти сильные и натруженные руки, способные в одно движение лишить жизни, сводят с ума. Трогать за прохладный металл пальцев, ощущать их сколы, уют в этих ладонях бесценно. Афина чувствовала себя защищенной от всего мира девочкой, закрываясь его пальцами, как теплым пледом, понимая, что никто не посмеет нарушить ее покой. Проводя пальцем по темному металлу изгиба запястья, тыльной стороны руки и до кончиков пальцев с небольшим заостренным концом, ощущалась легкость и мимолетное доверие. Такая беспечность, наглость и своеволие. Робость... Трепет... Но он позволяет, наблюдая и пытаясь понять ход мыслей. Наверное надо быть романтиком, чтобы понять и быть человеком, чтобы почувствовать, что эти касания больше, чем слова признания в бескорыстной любви. Локдаун никогда не отвечал на эти странности, не понимая смысла и посыла. Не понять человека ни разу не побывав на его месте. Не понять эти чувства, когда ты изначально создан работать, а не чувствовать. Некое изящество в его руках. Хрупкое, по сравнению с ним. Красивое в своем несовершенстве. Уникальное в своем безумстве.

Да, Локдаун никогда не отвечал, но так же и не отталкивал, порой позволяя себе слабость - укрывая одну руку другой, пока человек спал в его ладони, собравшись в позу эмбриона. Что-то было в этом неуловимое... Что-то, что делал впервые он находил странность, что колоритом эмоции отражалось в его Искре.*** Квинтесса хотела расхохотаться, увидев ее "возможно". Человек, обуздавший безумие - женщина. В десятки слабее и хрупче, далекая от идеала букашка из плоти и крови! О Мироздание! Ты смеешься над Локдауном, магнитом приковывая его Искру в надменные и жадные руки человека? Афина не боялась, что умрет или еще какой-то казус, но страх от незнания был. Она отказалась быть собачкой в охапке, на равных идя с огромным коном по полу корабля. Гордая и величественная осанка тут же попадется под взор фиалковых глаз Квинтенссы, как и холодный взгляд человека. Она сканировала это существо, пытаясь проникнуть в ее безволосую голову, но увы ее чарам подвластны только кибертронцы. Но тут не нужно быть провидицей, чтобы увидеть хитрый и расчетливый ум коварной женщины Земли. Квинтесса говорила с Локдауном на неизвестном диалекте, словно отговаривая, пока Афина по эмоциям наемника пыталась понять хоть что-то. Коротко и лаконично, как и подобает солдату, Локдаун прогремел пару скрипучих и коротких фраз, после чего Богиня, осмелимся так назвать ее, плавно отходит, переводя взгляд на человека. Будучи одного роста, представители прекрасного гендера впиваются друг в друга взглядами карих и фиалковых глаз. Афина не стала задаваться, почему она похожа на человека, стойко выдержав подавляющую силу Квинтессы. - Советую тебе признаться в своем плане, потому что, если твои помысли покрыты мраком и алчностью, то ты пожалеешь, что дожила до этого момента. Угрозу Афина приняла, хоть и не подала виду, но как и подобает ее натуре, ответила коротко: - Если. Разозлило ли это Богиню? Возможно. И без слов объяснения притянула к себе телепатией, образовав вокруг себя капсулу, куда и запечатала ее. Локдаун же стал наворачивать круги вокруг нее, терпеливо ожидая что скажет Квинтесса.

Она хотела его унизить, показать, какой он глупец. Показать, что он принадлежит ей, как раб, ибо больше никому он не нужен. Проецируя вокруг себя ее воспоминания, желая надавить на слабость этого наемника, Квинтесса желала... развеять скуку. Оставив наедине с беспросветной черной капсулой, она пропала, дав указание ждать.

*** Что для него час? Что для вас вечность? Ожидание мучительно, но торопиться Локдаун не спешил. Квинтесса пропала, словно испарилась в ничто. Как и ожидалось все ее действия, махинаций и манипуляции были ничем иным, как желанием развеять скуку. Желание поработить мир и пробудить Юникрона пропало лишь в мгновение, когда он взглянул на нее с таким же высокомерием, как она смотрела на других, показывая, как же ее план ничтожен. Что в ее голове Локдаун не знал, да и знать не хотелось, если уж на чистоту. Она переставала давать какие-либо поручения, задания и прекратила свои глупые высказывания о величестве ее происхождения. В конец-то концов скука довела даже Божество в ее лице, чего уж говорить о таких, как он? Сколько же прошло? Сколько им лет солнце отмерило? Можно ли его считать старым? Возможно, он действительно стар, если первым делал замечает непримечательную оптику, а не данные корпуса и его изгибы. Нужны ли описания тому, кто повидал не мало этих корпусов? Важно ли ему эта мелочь, как красота тела, когда зацепило далеко не это? Да и ей собственно тоже. Лишь изгибы рук были замечены ею и высота ее взгляда от пола. Главное, чтобы ему пришлось по вкусу... Делая осторожные шаги, Афина не находит никаких трудностей в управлений новым телом. Дискомфорт от непривычности... не в счет. - Нравлюсь? - Спрашивает знакомый голос, но теперь с нотками скрипа. - ... - Ты меня оскорбляешь, - наигранно обижаясь, отвечает Афина. - Дорогого стоило твое киберформирование. Афина рассмеялась. Десять из десяти Локдауну за способность уворачиваться от темы. Дело в цене, значит? Подойдя ближе к наемнику, она встала с ним на ровне, прямо смотря в горящие зеленые линзы. И видит, как он жадно хочет осмотреть ее, но зрительный контакт не может оборвать, чтобы она не посчитала это своей победой. Но он снова проиграл, когда она берет его за кисти рук, притягивая к своему поясу, позволяя окольцевать талию. Обнимая за шею, поглаживая затылок, Афина сокращает расстояние между ними, теснее прижимаясь к нагрудной броне. - Как насчет поцелуя? - Спрашивает киберформированная, неотрывно следя за зеленой оптикой. - ... - Если ты еще раз уйдешь от ответа, я приму это, как за твою слабость. Локдаун на такую наглость нахмурился, заостряя без того грубые черты фейсплейта. В ответ на надменный тон фемки наемник сжимает талию, до которой секундой назад страшился касаться, бережно гладя блестящий металл. Причиняя боль, Локдаун думал, что в этом корпусе она теперь под его властью и она будет криком своим ублажать его извращенный разум, но... Снова же тихий стон и шипение. Афина корчится от боли, нависнув на плечах охотника за головами, но быстро найдя решение, примкнула к широким губам. В начале ласково целуя, но потом грубо кусая, вынуждая Локдауна убрать руки и... Отступить. Ошалело смотря на такую наглость, держа дистанцию от этой сумасшедшей, Локдаун коснулся своих губ и стоял так секунд пять. По взгляду было трудно понять, что он чувствует и о чем думает, поэтому Афина стоял на месте, с надеждой, что сейчас он не решит ее убивать, продолжая ждать от него реакции. Развернувшись, Локдаун поспешил ретироваться, широкими шагами направляясь к своему кораблю. Афина же в непонимании приоткрыла рот, чтобы спросить, но!.. Ее посетила безумная догадка, что наемник, который держит в страхе весь тот зверинец, полчищу десептиконов и шайку автоботов, просто взял и... застеснялся. О небеса! Афина сдержит свой хохот, чтобы не попасть под тяжелую и горячую руку кона, но... Понадеялась, что попадает подего не менее тяжелый и горячий корпус.