Глава 2. "Черта дозволенного" (1/1)

Some people got the real problems Есть люди, проходящие через испытания, Some people think I can solve them Есть люди, которые думают, что я могу разрешить их проблемы, I'm only human after all В конце концов, я просто человек, Don't put the blame on me Не вините меня, Афина ненавидела людей. Абсолютно всех. Начиная с отца, клюнувший на внушительный бюст соседки, заканчивая продавцом мороженого. И эта ненависть не была чем-то обоснована, она просто есть… Это нелогично, скажете вы, презирать человека, будучи человеком. Но так ли важно, если ненависть эта и презрение никак не вредят окружающим? Ты просто есть и так же есть твоя ненависть. Ты безвредна, не суешь свои советы и свое мнение, живя отдельно, смотря на всех с высокомерия своей важной персоны. Да, возможно, она жизнью обиженный человек, имеющий свои комплексы, не дающий ей раскрыться другим людям. Никто не отрицает сей факт, но так же никто не хочет понять то, что быть эгоистом, ненавидя всех, будучи озабоченной только собой куда лучше, чем влезать туда, где тебе не рады. Афина родилась в 1995 году, став билингов в семье русско и англоговорящих родителей. И ведь никто зла не желал, хоть и были давления, чтобы сделать из графита алмаз, увидев потенциал. Можно ли винить кого-то, если система образования и жизнь так жестоки, что в этих бетонных джунглях может выжить только самый адаптивный? Родители хотят дать им знания, силу и опыт. Но какой ребенок будет слушаться безукоризненно? Какой ребенок поймет, что давление идет от желания не навредить, как кажется на первый взгляд, а укрепить тело и разум для будущего? Не каждый. Но Афина поняла. По своему. И ?Я? становится ?Я-1?, убивая себя и создавая нечто, что человеком не назвать то, что внутри, хоть оболочка гуманоидна. Ницше был прав. Афина устало приоткрывает темно-карие глаза, заполнившие всю склеру глаз, в котором отражается тонкую и высокую фигуру женщины напротив. Она была… прекрасна. Красивая… Светлокожая и светлоглазая, с высокими скулами, живым румянцем, чувственными алыми губами, прямым миниатюрным носом и необычайно строгим и пронзительным взглядом. Эта женщина так сияла, излучая чистоту?— холодную, как Северные ветра, и мороз, как настоящая вьюга. Ее платье до колена сочно-зеленого цвета с ажурным подолом и белым воротничком и короткими полупрозрачными рукавами были ей, как никогда, кстати, подчеркивая хрупкость. Весь ее вид был таким… добрым, но глаза выдавали. Эти пронзительные голубые глаза без блеска?— не живые, холодные и осуждающие. —?Кто ты такая?.. Афина поднимается с пола, во все глаза смотря на женщину, которая была так нереальна. И инстинкты готовы затуманить рассудок. Хочется убежать или дать отпор, словно зверь, перестав быть человеком теперь и снаружи. Она скалится, сжав кулаки, готовая наброситься, но что-то внутри человечное все же заставляет стоять на месте, гордо подняв подбородок и выпятив груд, дабы не показать своего страха. —?Не помню,?— с улыбкой ответила блондинка. —?Локдаун привел сюда… наверное. Не бойся. Я совершенно ничего не умею! —?В доказательство показала свои белые ручки с аккуратным маникюром. —?Много чего было, и я не помню как стала такой… И как жива еще. Киберформированная смотрит на незнакомку, сканируя, пытаясь найти подвох. —?Что тебе нужно? —?Прямо спрашивает Афина. —?Я просто за компанию здесь,?— отмахнулась женщина. —?Считай, что меня здесь нет. Афина осторожно отвела взгляд на кодовый замок. Закрыто. Никто не входил сюда, ибо шум писка шлюза и ее движение она бы услышала. Но кто знает какие еще ходы есть в этой тюрьме, ведь Локдаун держал ее всегда в одном месте и всегда в одних и тех же условиях, не подпуская теперь даже Хаперса. Сколько она тут одна сидит? День? Два? Шесть? Десять? Дней?.. Месяцев?.. Невольно взгляд черных глаз падают на собственное запястье?— механические часы продолжают тикать, показывая время 04.35 утра… Какого только дня? Афина уже сбилась со счетов. Да и есть ли смысл? Надежда, что можно вернуться домой уже нет. Да и снова… Какой смысл? Знать бы только, жива ли Земля… И снова же?— какой смысл? Эта женщина умела внедряться в доверие. Как? Афина не знает, но опасности от нее она не ощущала. Блондинка сидела в противоположном углу, аккуратно собрав подол платья под себя, с улыбкой смотря по сторонам, временами задерживаясь на своей собеседнице. Так оба друг другу ничего и не сказали. Эта женщина была такой идеальной?— женственной, словно вышла их обложки журнала ?Хозяюшки-матрешки?. Три… Два… Холодно. Хочется спать. Голова закивала, нос заклевал. Глаза закрылись. Ошибка всего мира в воспитаний?— жалость. И Афина считала, что мир куда проще, когда размышляешь, как Ницше, живя в спартанских условиях. Только так можно достичь высот. Только так можно стать Высшим, доказав себе, что ты особенный, если, разумеется, считаешь себя таковым. Но дает ли это счастья? Афина не гарантирует… Но черствым сделает точно. А ненависть из-за поражения пред своими слабостями туманит рассудок. Когда ты отличаешься от других с раннего детства, любой родитель захочет открыть все двери разом, чтобы вундеркинд развивался. И в начале это такая гордость. ?Моя дочь\сын \говорит уже на трех языках?. ?Моя дочь\сын ходит в балетную школу вот уже пятый год и выступает на первых рядах?. ?Моя дочь\сын занимается с гроссмейстером по шесть часов в день, у нее\ него талант!?. ?Моя дочь\сын достигнет высот!? А усталость растет. Раздражение становится обыденным ощущением. Чужое незнание?— глупость в этих всезнающих умных глазах. Высокомерие кажется нормой. И понятие ?человек? меняется на ?скот?… Глупый и никчемный скот, который хочет иметь, а не быть. А тебя жизнь поимела, что теперь даже быть не хочется.*** Локдаун не хотел умирать. Никогда. Он готов цепляться за жизнь всеми выступами своего корпуса. Он?— живой. И он хочет жить еще дольше. Однако планы вселенной на каждого свои. Идя по коридору своего корабля, охотник за головами вслушивался в тишину, который нарушался его собственными тяжелыми и равномерными подступами по полу. Он будто крался в своем же поместье, иногда воровато оглядываясь, словно кто-то мог следить за ним. Паранойя. И он сам понимает, что это ненормально. Зайдя в собственную лабораторию?— личную, куда пробраться сложнее, чем в его корабль в целом, Локдаун проводит ладонью по сенсорному выключателю у стены, после чего оборудования замерцали, включаясь, готовые к работе. Стало светло. Светлее, чем во всем корабле, и зеленая оптика в миг адаптируется, приобретая более глубокий изумрудный оттенок. Он снова стоит. Прислушивается. —?Здесь никого нет,?— самому себе же и говорит Локдаун. —?Я здесь один. … или нет? Черно-серый кон подходит к рабочему столу, где его ждала процедура по очищению циркулирующего энергона, которую он пропустил уже трижды. И все, как обычно, уже став рутиной. Раз?— он садится. Два?— подключается к аппарату. Три?— ждет. Зеленая оптика смотрит на показатели, считывающие токсины в его корпусе, даже не надеясь, что сегодня что-то изменится. Зашкаливает, что уже это не энергон с токсином, а токсин с энергоном. Локдаун готов делать ставки, но не в пользу своего дезактива. Нет, он должен выжить, какую бы подлянку не преподнесла вселенная в виде хвори. Он вершит свою смерть. Он умрет тогда, когда сам этого захочет. То есть?— не скоро, а может, вообще никогда. Властитель космоса. Всесильный и независимый. Трансформер. Бывший десептикон, сумевший отделиться от чертовой системы ?десептиконизма? и ?автоботизма?. Он смеялся над чужой слабостью, над тем, как эволюция обделила других дарами. И какая ирония?— он так же, как и миллиарды по всему свету, оказывается, может и болеть, и умереть. Сам себя рассмешил. А как лечиться одной Квинтессе известно. Хотя нет, ей тоже невдомек. Но он на полпути к разрешению этой проблемы. Нет, бессмертия таковой, конечно, он не ищет, но актив свой продлить и избавиться от хвори он может. Проблема есть лишь в том, что его ?решение??— ?ответ на пакости судьбы?, может наворотить проблем еще больше. Нет доверия к этому человеку, но он может ею манипулировать. Куда уж лучше, чем пойти к Хаперсу или к кому-то еще, кто без задумки оторвет ему чего-то, прикрутив одну деталь не туда. Локдаун уверен, что все получится, ибо надавить на человека будет просто. —?Или нет? —?Вслух спросил сам себя охотник за головами, наблюдая за тем, как подтекает из тонкого шланга его собственный энергон. Что-то было в этом человеке. Что-то, что он понимает это, но словом не может вслух произнести. Что-то тянется от нее к нему, заставляя следить за ней, словно что-то… родственное? Нет! Что-то столь мерзкое, как смола, имеющий тягучий запах смога, сочащий из всех щелей, когда она говорит, смотрит и просто ?есть? в его присутствий. Локдаун достаточно хорошо изучил психологию гуманоидов, что очень схож со взглядами автоботов?— ?не навреди, не убивай, не мучай?. Не все существа схожи даже в своем виде и подвиде?— этого он тоже знает. Но что так заставляет настораживаться при виде маленького и слабого существа?.. Чей мозг при сканирований не проявляет никакие активности эмоций и чувств. Это было странно, потому что при ней протоколы самообороны всегда начеку, словно инстинктивно.* Она убила без колебания других людей. Она адаптировалась куда быстрее, словно была готова к такому повороту в своей жизни. Даже взгляд?— высокомерный, будто ей известно что-то, что неизвестно Локдауну… Это выводит из себя. Будь она ему подобной?— транформером, то угрозу ощутил бы весомую. Но она всего лишь человек. Просто человек. И рычаг давления он на нее найдет.*** Вы когда-нибудь посещали психиатрическую клинику? Афина Грейс была частой посетительницей с того момента, как стала объектом исследования школьного психолога после развода родителей, провала теста ?Что бы ты хотела сделать в будущем?? и злосчастного избиения одноклассника до размозжения носового хряща. Такая жестокость не была чем-то обоснована, мол, вот родители развелись и у нее травма. Нет, тут банально не было причины. Она ощутила чувство гнева, но не нашла в себе совести, чтобы остановиться или извиниться. Наоборот?— чужие слезы принесли ей удовольствие. Через пару лет диагностировали диссоциальное расстройство и антисоциальная психопатия. Расстройство личности, которое характеризуется отсутствием соблюдения социальных предписания и норм, крайней импульсивностью, проявлениями агрессивности, а также крайним затруднением или невозможностью создания межличностных связей. И некий психопатологический синдром, проявляющийся в виде констелляции таких черт, как бессердечность по отношению к окружающим, сниженная способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций. Трудно было пробиться с таким заключением, но мама придумала идеальный план, как все скрыть. Афина была лучшей в любых начинаниях, чтобы ее ассоциальность скрыть за высокомерием своего успеха. Получилось идеально, но… Плевательское отношение на чувства других росло, хоть и не было больше избиения или драк. Но ментальный террор расцветал. Манипуляции другими, как детьми, сверстниками, взрослыми, так и матерью, стали неотъемлемой чертой гнустного и мерзкого характера. Только вот сама Афина ничего плохого не видела в этом. ?Ты?— худшее, что могло произойти с человеком??— говорила мать, смотря на труды своих же упущений. —??Пусть ты и умна, умела и красива, ты чудовище.? И сейчас, вспоминая слова матери, Афина все равно не понимала, почему так она говорила. Все такие правильные… Все такие святые. Но стоит тьме накрыть город, а камеры города выключить, как все становятся подобны ей. За это Афина никого не упрекала, но почему-то при свете дня любили упрекать ее. Двуличные скоты… Как и она. Но кто-то признается в своих деяниях, а кто-то укрывается жалкими причинами. —?Что самое худшее ты делала в своей жизни? Голос прозвучал ото всюду, словно из головы. Афина поднимает взгляд на женщину напротив, которая смотрела на нее не моргая, улыбаясь, как кукла, собрав ладони перед собой, сияя белизной своей зубов. Киберформированная поднимается на ноги, возвышаясь перед этой миниатюрной женщиной европеоидной… Можно сказать, даже славянской, внешности. Она была столь красива, что Афина при своем росте, лысине и темно-серой коже ощутила себя каким-то монстром. —?Ты реальна? —?Спрашивает Афина, склонив голову на бок, всматриваясь в лисьи черты лица. —?Я как-то сожгла пирог на день благодарения,?— словно не слыша, отвечает собеседница. —?Выбора не было, пришлось взять покупной и сказать, что его готовила я сама. —?Ужас какой,?— хмыкнула Афина у угрожающе ухмыльнулась. —?А я помню историю… Как моя мама готовила пирог с мышьяком. И каждый день несла к соседке, которая увела ее мужа. —?А ты? —?Опять же не слушая, спрашивает блондинка. —?Каков твой грех? Ведь все мы грешны, не так ли? —?Библий начиталась? —?В ней истина. Афина прыснула. Отвечать она не спешила. Развернувшись, начала мерить свою камеру шагами, топая по металлическому полу, наворачивая круги. Вдруг она начала бормотать, словно бы страшилась говорить, но держать в себе было настолько не просто, что хоть куда-то нужно было это деть. И монотонное повторения и шаги со стороны казались уже не нормальными. —?О, Афина,?— с лживой улыбкой произнесла снова белокурая женщина. —?Сплошное разочарование... Тебя ждало куда большее, если бы ты хоть немного старалась. —?Думаешь, что я не старалась?.. —?Сквозь зубы процедила девушка и перевела гневный взгляд на нее. —?Какой из тебя сверхчеловек, если ты думаешь о ком-то, как о человеке, кроме себя? Задайся вопросом?— страдал ли Наполеон такой ерундой?.. А Гитлер?.. Чингиз хан и другие Великие? Единственное, что с ними тебя связывает, это твоя безнравственность и желание все уничтожать. —?Они двигали историю! Они боролись за то, что считали верным. Ради своей великой цели, какой бы ни была. Я, как они. Меня не волнует что-то мелкое,?— фыркнула Афина, закатив глаза. —?Я не думаю о чем-то или о ком-то, кроме себя. В прочем, откуда тебе знать об этом? —?Значит, по твоему тех, кого ты убила, не были достойны жизни? Секундное молчание. Осознание. Принятие своих же воспоминаний… Ее трансформация. Отрицание. —?Я не убивала! —?Яростный и возмущенный крик срывается с уст девушки. —?Никого! Женщина напротив широко улыбается, обнажая ровные белоснежные зубы, подходя к Афине кокетливой походкой, всматриваясь в ее темные глаза своими голубыми, чей здоровый блеск канул в чертогах разума. —?Ты уверена? —?Кровожадным шепотом спрашивает блондинка. —?Спроси у рук своих. И конечности заледенели. Пальцы темно-серых рук намокли, неприятно слипаясь между собой. Афина вздрагивает от одного лишь цвета и запаха крови, стекающий между длинных тонких пальцев к ее сапогам. Кровь была густой и алой, с приторным запахом железа. Такой… мерзкий. Мы?— то, что нас взрослит. Мы?— те ошибки, которые заставляют нас думать. —?Вундеркинд ли ты? —?Спрашивает женщина напротив и покачала головой. —?Нет. Ты разочарование… Иначе бы Локдаун увидел это в тебе. Взгляд Афины стекленеет. Мотнув головой, зарычала, схватившись за безволосую голову, оседая на пол, буквально силой сдерживая рвущий наружу рой мыслей. Словно воспоминания, искаженные и реальные сошлись в один пазл, разрушая грань понимания. —?Я не убивала… —?Да, как обычно. —?Ты виновата в этом. —?А я?— это ты. В твоей голове я та, кто принимает удар твоих ошибок?— виновный. От этого твои руки чище не станут, доченька. Но как знаешь. Черты серого лица сглаживаются, когда голос стихает. Афина открывает веки, переводя взгляд темно-карих глаз в сторону, пытаясь найти собеседника, но никого не оказалось. Абсолютная тишина и пустота. Хочется спросить себя, ?когда это мы сошли с ума?? Ответа знать хотелось, но услышать страшно. Кому приятно было бы услышать свои размышления в своей голове, когда ты… не думаешь? ?Давно?. Закрыв правую сторону лица рукой, Афина улыбнулась. И улыбка была далека от здоровой, скорее уж безумная, лишенная смысла и причины. Она стояла и смотрела в пустоту одним глазом, понемногу набирая темп своего хихиканья. Тут раньше были другие… ?Соседи по камере?. Азиатка, испанец и кореянка… И они убиты. —?Это ты?.. Нет. Хахаха!.. А кто тогда? Ты? Шакалиный смех, подобный гиенам, надрывающий легкие, в миг прекратился. Афина осматривается. Кружится на ровном месте, как юла, после чего… согнулась пополам, встав в стойку ?мостик?, смотря на мир вверх тормашками. —?Это не я! —?Завопила киберформированная, быстро приняв вертикальное положение, обезумевшими глазами смотря в дальний темный угол. —?Это ты!!! —?И темный когтистый палец тычет на совершенно пустой угол карцера. —?Это ты виновата! Я бы никогда не сделала такого! Я?— сверхчеловек! Не смей мне указывать, мама! —?И снова голос стихает, как по щелчку, а мимика с испуга сменяется на благородный и холодный тон. —?Нет, дочь моя, конечно же, нет. Это я их убила. Мама любит тебя какой бы ты ни была. А ты у меня лучшая… Да! Я?— сверхчеловек! Я?— не убийца! А монолог, считаемый в голове диалогом, продолжался. Афина словно стала театральным актером, говорящий сама с собой. То смеясь, то обливаясь слезами, она поддалась своему безумию. Кусая себя за предплечье, пытаясь вызвать боль, чтобы взять себя под контроль, она смеялась, срывая голос, царапая лысую голову когтями и хватаясь за шею, пытаясь себя удавить, тем самым проигрывая своему безумию. Мы?— наши ошибки, наши молчания, смирения, слезы. Там, где надо было сказать ?нет?, проявив твердость, проявив характер, проявив свое Я, мы говорим или делаем, но в итоге ошибаемся. А ошибки делают из нас тех, кто мы есть?— разочарования. Пустые обертки без содержимого. Мы имеем, но не ?есть?. Мы?— пустота без ?что-то?. Найти бы силы только признать это.*** Шаг. Шаг. Стук. Что является для вас чертой, за которую не можете пройти? Что для вас табу? Без спроса взять деньги у родителей? ?Стрельнуть? сигарету за стенами школы? Наркотики? Травка с друзьями? Может, словесное унижение друга, девушку или бабушку на улице?.. Убийство? Насилие над детьми и животными? У социопата все сложно. Трудно найти какой-то рычаг давления, чтобы манипулировать, когда сам всю жизнь манипулировал другими. У Афины границ не было, как она сама считала. Единственное, наверное, с чем она считалась?— закон. Сесть за решетку она не хотела. А здравый разум берег от глупости, как сигареты и алкоголь. Любовь к себе превыше всякого дерьма и чужого мнения. Но все равно… граница, за которую даже она не может перейти, существовала. Чего не скажешь о бывшем десептиконе. Локдаун не знал, что им двигало. Скука? Любопытство? Безделье? В конце концов, даже он живое существо, способный действовать нерационально. И почему он вызвал ее именно сейчас он не знал. Но клоны приказ выполнили, притащив человека, как крысу, держа поперек тела. Они молчали оба. Девушка сидела так, будто так и должно быть. Будто все нормально, а не она сходила с ума только недавно. Тому подтверждение запись с камер видеонаблюдения. Как бы Локдаун не нагнетал, держа в клетке, себя загнанной в угол Афина никак не ощущала, будто в любой момент может взлететь и пропасть. Поставить барьер в ее голове физически не получится. Нужно сломать очень аккуратно, сделав ее зависимой. Локдаун ощущал свою власть над ней, но не полностью. Недостаточно. И это раздражало. Хотелось сломать и подчинить себе, чтобы удовлетворить свой извращенный разум. Странное поведение. Он слышит, как бьется ее сердце в страхе неизвестности и под его надзором. Но внешне она этого не проявляла. Сидела на некой подставке, собрав под себя ноги, не издавая ни писка. Поведение не характерно для существа, у которого случился нервный срыв. Интересно. —?Твое молчание это акт подчинения или бунтарства? —?охотник за головами, лениво приоткрыв оптику. Афина решила не отвечать, в раздражений закатив карие глаза, словно устала от всей этой игры. Слишком наглый поступок. И этот жест Локдаун понял по своему?— не увидел в ее глазах того огня жизни, будто игрушка сломалась. Вышла из строя без его ведома. И гигантский манипулятор резво тянется к ней, схватив поперек тела, сжав меж пальцев, чтобы выдавить из нее хоть какие-то эмоции крика, но… Снова же?— молчит, от боли зажмурившись, выдыхая весь воздух из своих хлипких легких сквозь крепко стиснутые зубы. Он может убить ее сжав ладони плотнее. Он может двумя пальцами свернуть ей шею и проломить хребет. Ох, какой бы был звук! А они лишь пыхтит, тихо постанывая, пытаясь выбраться, трепыхаясь в его руке, как надоедливая мышь. Слишком просто. Слишком скучно. Одно мгновение?— и темно-карие глаза переводятся на него, смотря с издевкой и смехом, будто не она в плачевном положений, а он. Снова же какой-то диссонанс. Локдаун не понимает. Что смешного? Он давит ощутимо сильно, а значит, ей больно и это?— факт. Но снова же эта чертовка сквозь боль смеется. Смотрит и молчит. Она будто знает, что его дни сочтены… Забывая, что ее секунды жалкой жизни Локдаун уже счел. —?Убивать не хочешь, а мучая, не получаешь желаемого,?— шепчут сухие серые губы, растянутые в кривой ухмылке. —?Проверяешь свою выдержку и терпение?.. Удиви меня?— докажи, что нет ни первого, ни второго! Локдаун теряет свое самообладание, выкинув ее прочь и ударив огромной ладонью… прямо перед ее лежащим телом, срывая злость на небольшой подставке. Афина лежала спиной к нему, роняя от боли в теле слезы, сдерживая всхлип, стиснув руку в кулак. Жалкое и слабое тело против абсолютного и всемогущего корпуса… На что она надеялась? Язык?— тот еще враг, но она оказалась права. Снова же. Он не может ее убить по каким-то своим мотивам. Но и мучать не видит смысла?— не получает удовольствия от криков мольбы. А искать грань, где она закричит не рискнет, ибо она может умереть. Опасная игра для двоих. Умрет она?— планы кона сорвутся. А самой Афине, ясное дело, умирать не хочется. —?Смерти не боишься,?— зарычал Локдаун и зеленая оптика хитро щурится. —?Это ненадолго… —?Ты усложняешь себе свое же существование. —?Даже так?.. Букашка, считающая себя кем-то. Локдаун будто с глупцом говорит, и это забавляет, хоть и злит. Самоуверенное ничтожество. Ничтожество, от которой он временно зависим. —?Предлагаю сотрудничество,?— наконец-то решил перейти к делу охотник. —?А потом? Ты возьмешь свое, а меня убьешь. Меня такая перспектива не радует. Если суждено умереть, то чего тянуть с этим?.. Афина кряхтит, пытаясь безболезненно встать, но не получается. Садится, щадя руку, приживая к телу, словно ребенка. Сломалась? Интересно, что еще она повредила в попытке такой игры? Тяжело, но она старается?— притворяется, что ей не больно. Словно она актриса театра, пытающая развлечь зрителей. А зритель?— Локдаун. Ведь когда она станет не интересной, то единственный зритель решит от нее избавиться. —?Могу и сейчас убить,?— предупреждает стальным тоном охотник за головами. —?Ты блефуешь,?— самоуверенно отвечает Афина. -… Локдаун усмехнулся. И рассмеялся. Удобнее сев на свой трон, бывший десептикон приложился пальцами к широким губам, неотрывно смотря зелеными пронзительными линзами на человека. Он понял ее. Хочет без фальши. Игры надоели, значит? Широкая ладонь скользит по панели управления. Раз кнопка. Другая. Экран загорелся. Где-то глубоко внутри корабля что-то заскрипело и заскрежетало, словно она транформировалась изнутри. А Локдаун с упоением слушал эти звуки, вскинув голову наверх, своими зелеными линзами осмотрев потолок, словно пытался удостовериться. Афина же в непонимании щурится, поднимаясь на ноги. —?Автоботы… Десептиконы,?— скривившись, произнес Локдаун, продолжая водить длинными пальцами по сенсорной панели, смотря на огромную карту непонятно какой территории, все сближая и сближая, будто искал и целился. —?Как же Земля укроется от бед, когда нет их бравого Прайма? Афина сглотнула, смотря на маленький голубой шар с зелеными пятнами, так одиноко и так беззащитно находящаяся в объятиях космоса. —?Как обычно,?— сохранив маску хладнокровия, отвечает девушка. —?Без автоботов мы как-то справлялись. Мы не нуждаемся в няньках. Локдаун сдержал высокомерный смешок, откинувшись на спину, полностью расслабившись, готовый к феерической победе. Собрав пальцы в замок на прессовой броне, охотник за головами выдержал паузу. —?Ты не сможешь. Это невозможно,?— хмыкнула Афина, пытаясь убедить себя в обратном. —?Десептиконы не могли… А ты один тем более. -… —?Даже если и так, то… И что? —?Усмехнулась девушка и повернулась к своему ?хозяину?. —?Мне не вернуться туда. Что ее есть, что ее нет. Мне всё равно. Снова молчание. Но Локдаун немного сдвинулся вперед, взявшись за два выступа, как за штурвал, и потянул на себя. А весь корабль дрогнул, словно его встряхнуло. И Афина не удержалась на своих двоих, упав на колени. —?Раз ?всё равно?, то отлично. Турбины зашумели. Внутренние кольца корабля, служащие неким мостом для перехода на другие ярусы, снова закрутились. И ощущение, будто корабль готовился к атаке, заставляет руку заныть от боли. По спине пробегают мурашки. Колени от страха подкосились, что пришлось поджать ноги. Неконтролируемо чувство собственной никчемности… Чужая сила сдавливает, расплющивая собственную волю. —?Не надо!.. —?Срывается с уст Афины полу крик. И взгляд зеленой оптики с издевательским высокомерием переводится на девушку. Афина опускает взгляд, рука заныла с новой силой. К горлу подступил тошнотворный комок, или… Будто за нее схватились, перекинув веревку, затягивая все плотнее и плотнее. Задевает гордость. —?Ничто, чтобы иметь право голоса. Пыль да кровь, а решила вести мою игру. Другие и за меньшее умирали,?— предупреждает Локдаун, напоминая кто он. —?И почему я должен давать тебе привилегии? Афина молчит. Взгляд темно-карих глаз опущен. Поднявшись с места, ноги неуверенно повели в сторону Локдауна. Стоять подле его манипулятора опасно?— может прихлопнуть. Но на этот раз этим правилом она не сильно обеспокоена. Афина молчала какое-то время, смотря на голубой маленький шарик, называемый ?Земля?. —?Потому что ты ?некто?, не имея ?что-то?? И она резко поднимает голову, фокусируя взгляд на огромном механическом организме, чей истинный возраст ей невозможно даже представить. Он будто понял ее вопрос и принял ответ, признав, что она что-то большее, чем что-то ничто. Она?— некто. Некто такой же странный? Некто такой же затворник разума, горящий в пламени своих же мыслей? Действительно, почему он должен давать какие-то привилегии человеку, если он выше всех этих низменных чувств, как желание показать свою силу и демонстрировать свою власть? Увидел что-то интересное? Чутье подсказало? Или наметанная оптика видит чернильную душу без притворства и лести, что его такой же чернильной искре ближе, чем всякие святоши? Знать хотелось и ему самому. Локдаун плавно поднимает манипулятор, вытянув в сторону прозрачного бронестекла, смотря сквозь свои пальцы на Землю. И стоит ему собрать пальцы в крепкий кулак, как за его широкой кистью кроется этот маленький шар голубого цвета. И это так… пугает. Локдаун буквально мог затмить весь людской мир одной рукой. Стоит только захотеть. ?Людской? мир?— это слово ключевое для Афины. Не значит ли это, что нелюдь посчитала себя человеком? —?Пожалуйста,?— собственный голос узнать сложно из-за покорности, а самой становится тошно. Локдаун скривился в победной улыбке. Ей есть что терять. У нее все еще есть дом, как бы она не отрицала обратное. А у него есть рычаг давления. —?Проси еще,?— надменно и заранее уже зная, что оппонент согласится, проговорил охотник. Это так низко… Бьет по гордости. Это так унижает… Когда ты никогда ни у кого ничего не просил. —?Локдаун,?— сиплым голосом произнесла Афина, сглотнув мерзкий ком в горле. —?Прошу тебя… —?На колени. Ниц. Бой проигран, но войну Афина победила. И пусть будет свидетелем Земля, что ее творение склонило колено перед тем, кто сковал ее свободу. Не ради себя. Ради других. Вот и черта, за которую даже психопат не смог переступить.

1...Чей мозг при сканирований не проявляет никакие активности эмоций и чувств. Это было странно, потому что при ней протоколы самообороны всегда начеку, словно инстинктивно.* - чувство страха и недоверия перед теми, чьи эмоции не читабельны - это естественная животная реакция, как если бы один хищник встретился с другим. 2. Психопа?тия (от др.-греч. ψυχ? ?дух; душа; сознание; характер? + от греч. π?θο? ?страдание, боль, болезнь?) — психопатологический синдром, проявляющийся в виде констелляции таких черт, как бессердечностьruen по отношению к окружающим, сниженная способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций. 3. Социопатия (диссоциальное расстройство, антисоциальная психопатия) – расстройство личности, которое характеризуется отсутствием соблюдения социальных предписания и норм, крайней импульсивностью, проявлениями агрессивности, а также крайним затруднением или невозможностью создания межличностных связей. 4. Билингвы – это люди, одинаково владеющие двумя языками. При этом каждый из них считается родным. 5. Гроссмейстер (нем. Gro?meister ?большой мастер?) — высшее шахматное звание.