Арка 0. Глава 7 (2/2)

Попов тогда сидел в министерстве, набирая на машинке письма для руководителей департаментов, как вдруг дверь в кабинет скрипнула и внутрь заглянул немного взволнованный секретарь.

— Арсений Сергеевич, — мужчина нервно сглотнул, поймав внимательный взгляд голубых глаз. — Извините, ради Бога, что отвлекаю, но к вам там это... родственник пожаловал.

— Родственник? — удивился Арсений. — Быть такого не может.

— Вам виднее, конечно, но он представился Леонидом Поповым. Сказал, назначено на четыре. Прикажете не впускать?

После фразы про имя и фамилию в глазах Арсения мелькнуло понимание. Он тотчас нахмурился и для пущей убедительности сжал пальцами переносицу, будто пытаясь что-то вспомнить.

— Ах да, Леонид, — наконец произнёс Арсений. — Я совсем запамятовал. Впусти.

Секретарь понимающе кивнул, и вскоре на пороге кабинета появилась хорошо знакомая Попову фигура в мужской одежде.

— Так вот, где ты пропадаешь целыми днями.

Алёна покрутила головой, с интересом осматривая комнату, а затем прошествовала к окну, открыла его и высунулась наружу.

— Вид красивый, — спустя мгновение выдала Алёна, — но мне всё равно кажется, будто ты заперт в каменной клетке.

— Как ты прошла через охрану? — проигнорировал её реплику Попов.

— Очень просто: наплела твоим нерадивым подчинённым, что я родственница министра (точнее, родственник), и показала вот это.

На стол перед Арсением шлёпнулась потрёпанная книжка, в которой он к собственному изумлению узнал паспорт. Но вместо настоящих данных в документе была указана та информация, которой Алёна искусно прикрывалась.

— Откуда у тебя фальшивый паспорт? А главное, зачем?

Арсений поднял на жену озадаченный взгляд и получил в ответ озорную улыбку— Забавы ради. Решила проверить, насколько хорошо ты справляешь со своими обязанностями Министра внутренних дел. Как видишь, над законностью и порядком в нашей стране надо ещё поработать.

— То есть ты пришла, чтобы указать мне на мои недочёты и предложить реформировать всю систему? — вскинул бровь Арсений. — Изумительно. Нет, ты не подумай, что я возмущаюсь – напротив: я очень рад тебя видеть и всегда готов выслушать, но в данный момент мне непонятно ровным счётом ниче... Алён, это что? — Бог Войны поражённо уставился на свою жену. — Усы?

— Да, бутафорские. Я совершенствую образ.

Алёна пригладила отклеившийся край и вальяжно уселась на стол, вынуждая Арсения отодвинуть пишущую машинку подальше.

— На самом деле, я пришла сюда потому, что мне тебя не хватает.

— Мы живём вместе, Алён, — на всякий случай напомнил Арсений. — И видимся каждый день по несколько раз.

— Знаю, но я имела в виду, что мне не хватает тебя как мужа. Платонически и всё такое, — Алёна сделала неопределённый жест рукой.

— Перестань говорить загадками, пожалуйста. Они не облегчают понимание.

— Господи, Арсений, — вымученно вздохнула Алёна. — Тебе правда нужно всё объяснять?

— Да, если ты хочешь вести конструктивный диалог, а не пародировать общение слепого с глухонемым.

— В таком случае, слепой из нас именно ты.

Алёна перегнулась через стол, обхватывая лицо Арсения ладонями, и прижалась к его губам своими, оставляя на них долгий и преисполненный трепетного волнения поцелуй.

— Теперь стало понятнее?Алёна отстранилась, заглядывая в искрящиеся от эмоций голубые глаза.

— М-м, нет. Я всё ещё не знаю, зачем ты пришла ко мне посреди рабочего дня, — соврал Арсений, приподнимая уголки рта в ослепительно яркой улыбке. — Может, попробуешь объяснить снова?

— Какой же ты невозможный, Попов, — закатила глаза Алёна. — Просто ужас.

— Дай угадаю: знала бы заранее, ни за что бы со мной не связалась?

— Именно.

Когда Алёна наклонилась к Арсению снова, тот потянул её на себя и сам впился в мягкие губы, делая поцелуй пылким и до головокружения опьяняющим. Попов коснулся пальцами тонкой шеи, ласково её поглаживая, и потёрся своим языком о чужой, зная, какие будоражащие ощущения это действие вызовет.

— У тебя ус немного отклеился, — усмехнулся Арсений, проводя костяшками по залитой румянцем щеке, и чмокнул Алёну в усыпанный веснушками нос. — Не думал, что когда-нибудь признаюсь в этом, но в роли парня ты нравишься мне ничуть не меньше.

— Я учту.

Алёна потрогала свою причёску, проверяя, не распустилась ли заплетённая на затылке коса, благодаря которой длинные локоны превращались в обычное мужское каре, и деловито поинтересовалась:

— Мне всё ещё нужно объяснять, почему я здесь, или до тебя наконец-то дошло?

— Ну-у, я начал догадываться... — задумчиво протянул Попов, косясь на жену с хитрой улыбкой, и получил в ответ донельзя укоризненный взгляд. — Шучу, Алён. Я тебя тоже.

***В середине тысяча девятьсот восьмого года у Арсения родилась дочь. И пока Добровольский литрами пил успокоительное, судорожно соображая, как оградить непутёвого друга от гнева Магического Мира, счастливые родители выбирали ребёнку имя.

Внешность Кьяра унаследовала от отца, а вот характером целиком пошла в мать, и уже к шести годам держала в страхе всю усадьбу, начиная от садовника и заканчивая горничными. За Кьярой нужен был глаз да глаз, ведь любая потеря внимания – даже пятиминутная – грозила перерасти в локальную катастрофу с кучей неприятных последствий. Однажды по вине Кьяры чуть не сгорела конюшня, и Арсений с Алёной всерьёз озаботились вопросом наличия у их дочери магических способностей, пока не узнали от дворецкого об истинной причине пожара – упавшей в стог сена свече. Бог Войны был безмерно благодарен Вселенной за то, что Кьяра не родилась абелиткой и о существовании Магического Мира ни малейшего понятия не имела, хотя с её любознательностью и тягой к неизведанному это было настоящим чудом. Арсений привык к тому, что его в любой момент могут утащить за портьеру или впопыхах затолкать в шкаф, приказав при этом молчать, потому что играть в прятки с дочерью один на один для Алёны было не так весело. Другое дело – вовлекать в развлечение всю семью, а то и половину усадьбы. Арсений никогда не отвечал Кьяре отказом, если та приходила к нему с просьбой порисовать или почитать сказки, любил выбираться с дочерью на природу, кататься на лодке и кормить с руки лебедей, а ещё начал постепенно забывать, кем на самом деле является.

Главным мероприятием в жизни Поповых оставались пышные дворянские балы, которые даже в двадцатом веке не потеряли свою светскую помпезность. Алёна от подобных приёмов не была в восторге, но прекрасно осознавала их необходимость, а потому приветствовала гостей дежурно широкой улыбкой и вежливыми фразами, не размениваясь на свойственную высшему обществу лесть. Арсений на правах хозяина обычно чинно расхаживал вдоль уставленных многочисленными блюдами и бокалами столов, следя за тем, чтобы гости ни в чём не нуждались. В один из таких вечеров к Попову подошёл слегка взволнованный Дима и, мельком оглядевшись по сторонам, задал весьма странный вопрос:

— Ты Пашу случайно не видел? Я уже двадцать минут не могу с ним связаться.

— Последний раз он танцевал с какой-то брюнеткой в кремовом платье. К сожалению, не знаю, с кем именно.

Арсений пробежался глазами по парам танцующих, но Добровольского среди них предсказуемо не оказалось.

— А ты...— И через сигил я тоже пробовал. Результат один и тот же, Арсений, — перебил Дима, нервно теребя запонки на рукавах. — Он не отвечает.

— Прошу прощения, господа, что так беспардонно вклиниваюсь, но нельзя ли мне воспользоваться фортепьяно? — спросил возникший из ниоткуда Ваня.

Арсений сначала не понял, о чём речь, но, бросив короткий взгляд в противоположный угол зала, где стоял громоздкий музыкальный инструмент, сразу пришёл в себя.

— Ах да, конечно, — кивнул орудию Попов. — Можешь играть на нём сколько влезет. Только за гнев приглашённых музыкантов я не ручаюсь – они, всё-таки, натуры ранимые и конкурентов не терпят.

— Воспользуюсь своим навыком дипломатии, — широко улыбнулся Ваня, а затем положил руку на грудь и откланялся. — Премного благодарен, хорошего вечера.

Не успел Арсений ответить ?Взаимно?, как к нему подлетел маленький вихрь в украшенном рюшами платье и дёрнул его за фалду расшитого золотом фрака.

— Папочка, папочка, пойдём скорее танцевать! — воскликнула запыхавшаяся после бега Кьяра. — Ты сегодня такой красивый, что мне обзавидуется сама баронесса Кравец!

— Неужели только сегодня красивый? — по-доброму усмехнулся Арсений и еле сдержал смех, когда стоящий рядом Дима вымученно закатил глаза. — По-моему, я всегда такой.

— А по-моему, из дома следует убрать все зеркала, чтобы лишний раз не тешить твоё самолюбие, — передразнила мужа подошедшая следом за дочерью Алёна.

Она обменялась с Димой тёплыми дружескими приветствиями, поправила пояс на платье, которое выгодно подчёркивало её фигуру, и без лишних объяснений взяла Арсения под локоть, утягивая в центр зала.

— Прошу меня простить, вынужден удалиться, — только и успел бросить Попов, прежде чем скрыться в кругу танцующих под восторженный писк Кьяры.

Дима устало вздохнул, в который раз осматриваясь по сторонам в поисках Добровольского, но наткнулся взглядом только на Катю, которая разводила сплетни с придворными дамами.

***У Арсения было много странностей, с которыми Алёна в конечном итоге смирилась, но одна из них заметно выделялась на фоне остальных.

Накануне масштабного или ключевого сражения (а в некоторых случаях – и за несколько дней до него) эмоциональное состояние Арсения становилось крайне неустойчивым: он был постоянно на взводе, нервничал, раздражался без причины, мог резко впасть в депрессию и так же резко из неё выйти, вернувшись в маниакально-приподнятое настроение. Кроме того, подобные перепады сопровождались почти полной потерей аппетита, бессонницей и частичным ослаблением контроля над пламенем, которое грозило вырваться наружу в самый неподходящий момент.

С горем пополам Арсений справлялся. Отсиживался дома под предлогом болезни, переносил все важные мероприятия на потом или, наоборот, переживая прилив необычайной работоспособности, проводил по несколько совещаний подряд, чтобы под конец дня молча пялиться в стену закрытого изнутри кабинета, не в силах пошевелить и пальцем. Алёна об этой особенности, официально именуемой предчувствием войны, знала не понаслышке, а потому старалась на Арсения не давить в такие сложные периоды, с пониманием относилась к его эмоциональным скачкам и терпеливо ждала, когда всё вернётся в норму. И хотя норма – понятие относительное, Попов в неё всегда возвращался.

Меньшим из зол, которые мешали Арсению жить, была, как ни странно, бессонница. Она оказалась даже полезной, когда новорождённая Кьяра просыпалась посреди ночи и единственным, кого её плач не будил, был Арсений. В остальное же время Бог Войны либо корпел над документами, либо читал книги в домашней библиотеке, либо выходил прогуляться по окутанному ночным мраком саду, наслаждаясь умиротворяющим пением сверчков. А зимой эту дивную мелодию заменял треск камина, благодаря которому графский кабинет наполнялся не только теплом, но и уютом.

Начало тысяча девятьсот семнадцатого года выдалось необычайно снежным. К концу января усадьба Поповых буквально утонула в сугробах, а в феврале пережила несколько довольно сильных метелей, которые стучались в окна графского кабинета с таким упорством, будто бы просились войти. Однако ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое февраля запомнилась Арсению своим подозрительным спокойствием, сравнимым разве что с затишьем перед грандиозной бурей, и потоки холодного воздуха, проскальзывающего в чуть приоткрытые ставни, заставляли каминный огонь покачиваться то влево, то вправо, безостановочно облизывая мраморную темницу. И хотя Добровольский изрядно потрудился над тем, чтобы человечество изобрело электрическую лампочку, Попов всё равно предпочитал искусственному освещению живое.

Арсению как обычно не спалось. Последние три года он самоотверженно бился над тем, чтобы Первая мировая не растянулась на добрый десяток лет, но именно в эту ночь предчувствие войны почему-то кружило вокруг Петрограда и за его пределы не выходило. Арсений сидел в своём кабинете, тщетно пытаясь вникнуть в сюжет недавно купленного романа, но постоянно отвлекался на треск каминного пламени, и потому возвращался к прочитанным строчкам снова и снова.

Вдруг в дверь постучали.

Арсений бросил озадаченный взгляд на часы, стрелки которых показывали без десяти шесть утра, загнул край страницы и с тяжёлым вздохом отложил книгу в сторону, понимая, что дочитать её вряд ли успеет.

— Войдите, — разрешил Арсений.

Появившийся в кабинете дворецкий положил перед графом телеграмму с гербовой печатью и, увидев в чужих глазах немой вопрос, пояснил:

— Срочная, Арсений Сергеевич. От командующего Петроградским военным округом.

— Лично?— Да.

Бог Войны нервно сглотнул, сминая в пальцах желтоватый конверт, потому что ничего хорошего его содержимое не предвещало, кое-как поборол волнение и резким движением оторвал край, вытаскивая наружу сложенный вдвое лист.

Положение дел в Петрограде оказалось хуже некуда.

Беспорядки, не утихавшие в столице, начиная с середины февраля, теперь переросли в настоящую катастрофу, которая наводнила улицы города толпами разгневанных протестующих. Арсений был прекрасно осведомлён обо всех митингах и забастовках, пугающих правительство своей массовостью, знал о кровавых столкновениях армии и полиции, десятках погибших, призывах к свержению самодержавия, отчаянно пытался предотвратить то, с чем сталкивался уже не раз и не два, и с ужасом думал, чем всё это в итоге закончится.

— Слушайся маму, ладно?

Арсений опустился на корточки, поглаживая сонную Кьяру по волосам, и с нескрываемой нежностью заглянул в её небесно-голубые глаза – такие же, как у него самого.

— Ладно.

Кьяра сладко зевнула, прикрывая рот ладонью, а затем, под ласковым взглядом матери, обняла отца за шею и робко поинтересовалась:

— Ты скоро вернёшься?

— Я постараюсь не задерживаться, — горячо пообещал Арсений.

Он чмокнул дочь в тёплый после сна лоб и поднялся на ноги, чтобы попрощаться теперь уже с Алёной, которая наградила Бога Войны приободряющей улыбкой и поцеловала на прощание в щёку.

Арсений бы с радостью переждал пик революции дома, с семьёй, но по долгу службы вынужден был ехать на срочный министерский совет в Петроград. И при всей важности своей государственной должности лучше бы Попов этого не делал.

***После нескольких часов постоянных докладов, бесконечных перемещений из одного кабинета в другой и витающей в воздухе паники, которая мешала нормально соображать, голова Арсения раскалывалась напополам, а сводимый голодными спазмами желудок болезненно ныл. Когда российское правительство собралось на последнее в своей истории заседание, день плавно близился к вечеру, но звучащие за окном выстрелы и крики бунтующего народа утихать даже не думали. Арсений скользил взглядом по напряжённым лицам присутствующих, практически не слушая выступающего генерала, периодически доставал часы, чтобы проверить время, и неосознанно дёргал ногой, пытаясь справиться с накатившей с новой силой нервозностью.

Арсения ужасно тянуло домой. Не так, как это бывало обычно, а на уровне животных инстинктов, будто что-то непоправимое должно было вот-вот случиться.

— Господа, вынужден признать, что наше положение безнадёжно, — взял слово Председатель совета министров. — Некоторые из вас сочтут моё заявление фаталистичным – пусть так, но ни одно из прозвучавших сегодня предложений не решает проблему должным образом. Протестные настроения с каждой секундой усиливаются, офицеры переходят на сторону бунтовщиков, а население не только не поддерживает нас – оно нам враждебно.— Я вижу выход только в принудительном подавлении восстания и уже об этом говорил. Но нужно понимать, что пока идёт война, разбрасываться офицерами мы не можем, — высказался Министр иностранных дел.

— Зато у нас есть полиция, — донеслось с противоположного конца зала. — Почему она бездействует?

— Во-первых, она не бездействует. Во-вторых, ситуация с ней ещё хуже, чем с армией, — не выдержал очевидных упрёков Арсений.

Он сцепил пальцы в замок на столе и сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить:— Сколько бы людей мы сейчас ни отправили, большинство из них всё равно примкнёт к восстанию, и повлиять на это ни вы, ни я, увы, не в силах. Приказ о военном положении тоже издать невозможно, поскольку типографию уже заняли бастующие, транспорт почти полностью парализован и в столице творится полная анархия.

— И что вы в таком случае предлагаете, Арсений Сергеевич?

— Ждать ответа от государя императора, — развёл руками Попов. — Сейчас это единственное, что нам остаётся.

Голоса министров смешались в единый ком из взаимных претензий и оскорблений, где каждый пытался отстоять свою личную точку зрения на охватившие столицу беспорядки. В тот момент, когда Арсению стало казаться, что высшие должностные лица Российской империи сейчас подерутся, как самые настоящие дворовые мальчишки, в зал для заседаний ворвался начальник караула и, преисполненный ужаса, выкрикнул:

— Немедленно покиньте здание! Сюда движется колонна протестующих, есть раненые!

В комнате воцарилась гробовая тишина.

Сначала никто не двигался (даже не дышал как будто), а потом все разом ринулись к окнам, выглядывая наружу: толпа возмущённых людей растянулась по улице, полностью её перекрыв, а первые ряды бунтующих остановились прямо у парадного входа здания, в котором заседал Совет, блокируя министрам пути к отступлению. Из оцепенения Бога Войны вывел звон разбитого стекла – один из булыжников, брошенных восставшими, с лёгкостью преодолел препятствие в виде окна и теперь лежал на полу среди груды осколков. Снизу доносился ритмичный грохот, гневные требования сдаться и выстрелы, по которым становилось понятно: мятежники вооружены.

Быстро осознавший это Арсений одним молниеносным прыжком оказался возле двери и рванул ручку на себя, вылетая из зала в направлении спасительной лестницы. Его мало волновало, что могут подумать другие, назовут ли его трусом или диссидентом, лишат графского титула или вменят статью за государственную измену – всё, о чём Попов в эти секунды думал, крутилось вокруг его семьи и необходимости вернуться домой как можно скорее.

Арсений спустился на первый этаж и, периодически замирая, чтобы осторожно выглянуть из-за угла или прислушаться, двинулся к чёрному выходу, откуда выскользнул в пока ещё тихий переулок и скрылся в лабиринте зданий. Чтобы не слишком выделяться на фоне простого народа, Арсений взъерошил идеально уложенные волосы, превращая их в полнейший бардак, специально испачкал брюки, надорвал левый рукав пиджака и на всякий случай посыпал себя снегом, создавая иллюзию недавно пережитой борьбы. И хотя Арсений обратился за помощью к своей магии, чтобы не замёрзнуть (верхнюю одежду он по очевидным причинам захватить не успел), ему даже в голову не пришло воспользоваться защитной невидимостью.

То ли из-за стресса, то ли из-за того, что прожил среди людей слишком долго и успел от всего сверхъестественного отвыкнуть, но Бог Войны о ней не вспомнил, а потому продолжал двигаться по городу короткими перебежками, обходя стороной центральные улицы. Услышав неподалёку гром выстрелов и пронзительный женский крик, Арсений резко свернул за угол и спустя пару десятков метров очутился в просторном внутреннем дворике, который служил продолжением двух арок, расположенных друг напротив друга. Арсений замедлил шаг, аккуратно ступая по холодной земле, и испуганно вздрогнул, когда вместо снега ощутил под ногами нечто твёрдое и рельефное.

Это оказался револьвер. С полупустым барабаном, поцарапанный в нескольких местах и с вмятинами на металлическом корпусе, но, если Арсений не ошибался, рабочий. Бог Войны спрятал оружие за пояс, воровато огляделся по сторонам, убеждаясь, что поблизости нет ни души, и стал экстренно соображать, где достать транспорт, чтобы попасть обратно в усадьбу. К счастью Попова, думать ему пришлось недолго: вдалеке послышался шум мотора, и вскоре в просвете арки показался автомобиль. Почему-то водитель решил не заезжать внутрь дома-колодца и припарковался снаружи, а сам впопыхах влетел в одну из парадных – видимо, торопился, чтобы успеть собрать вещи и в кратчайшие сроки покинуть столицу.

Но этим планам не суждено было сбыться.

Арсений действовал чётко и выверено. Покинул своё укрытие, пулей выскочив из двора на улицу, и уже хотел запрыгнуть в машину, как вдруг столкнулся глазами с чужими – ярко-зелёными, будто чешуя лесного дракона. Мужчина, схватившийся за дверцу одновременно с Арсением, пару секунд сверлил Попова ошарашенным взглядом, а затем шарахнулся в сторону, когда Бог Войны навёл на него револьвер.

— Спокойно, мужик, не пори горячку.

Незнакомец поднял руки вверх, давая понять, что проливать кровь не намерен.

— Давай поговорим без оружия.

— Что тебе нужно? — стальным тоном спросил Арсений, даже не думая убирать палец с курка.

— То же самое, что и тебе: машина.Мужчина кивком указал на стоящий рядом автомобиль.

— Хочу уехать из города, пока нас всех тут не перебили, как скот. У меня родственники в Воронеже – там нынче мирно, если верить их письмам. Поэтому… — на короткий миг незнакомец замялся, подбирая слова. — Нам с тобой незачем спорить, поверь: места в машине всем хватит. Лучше я стану твоимпопутчиком, чем грехом на душе.

— Мне с тобой не по пути, — довольно холодно произнёс Арсений, но револьвер, тем не менее, убрал. — Я тороплюсь к семье, и пустые разговоры в мои планы не входят. Не обессудь, уважаемый.

— Так и я не один, — спохватился мужчина.

Он обернулся через плечо, подзывая робко выглядывающую из-за угла женщину, и когда та подошла к нему вплотную, кутаясь в длинный платок, обнял её за плечи, прижимая к себе.

— Это жена моя, Марина. Пять лет уж как вместе живём, душа в душу. Мы…— Мы бы, может, и остались, — осторожно продолжила Марина, взглянув на болтливого супруга, — но мне рожать скоро, а обстановка в Петрограде сейчас неспокойная. С продуктами-то беда, а про врачей и всё остальное даже подумать страшно. Ну вы, наверное, сами понимаете…

— Понимаю.

Арсений задержал взгляд на долговязом мужчине (ростом, очевидно, метра под два), а затем посмотрел на его жену с сильно округлившимся животом.

В Боге Войны боролись два противоположных начала: одно из них, доставшееся Арсению от старшего брата, настаивало на том, что собственные интересы гораздо важнее чужих, а второе, преисполненное альтруизма и любви к человечеству, просило Арсения уступить.

Попов быстро покосился на арку, боясь увидеть там хозяина автомобиля, запустил руку в волосы, нервно взъерошил пряди на затылке и шумно выдохнул, принимая окончательное решение.

— Чёрт с вами, забирайте машину. Только поторопитесь: её владелец явно не будет в восторге.

— Спасибо.

В зелёных глазах загорелась бесконечная благодарность, и все сомнения Бога Войны тотчас рассеялись.

— Спасибо тебе огромное, я… Я клянусь, что если родится мальчик, то мы назовём его в твою честь.

— Да-да, очень трогательно. А теперь заканчивай трепаться и залезай в машину, — нетерпеливо перебил Арсений.

Он открыл дверь и насильно усадил мужчину в водительское кресло, дожидаясь, когда тот положит руки на руль. Марина оказалась сообразительнее: она быстро обогнула автомобиль, занимая соседнее с супругом сиденье, и едва успела открыть рот, чтобы выразить Арсению свою благодарность, как вдруг сбоку донеслись чьи-то ругательства.

Все трое синхронно повернули головы в сторону арки, из которой выбежал злой до безумия хозяин машины, угрожающе тряся чемоданами.

— Планы меняются, господа. Теперь мы попутчики, — торжественно заявил Попов, запрыгивая на заднее сиденье. — По коням, любезный.

— Как скажете-с.

Долговязый мужчина дёрнул рычаги управления, вдавил педаль газа, дёрнул рычаги управления, и автомобиль, так опрометчиво оставленный с заведённым двигателем, сорвался с места, покидая улицу под пустые угрозы горе-владельца.

— Где водить научился? — поинтересовался Арсений, откидываясь на спинку сиденья и переводя дух.

— Так я ж шофёром работаю. Работал, точнее, — исправился мужчина. — Сначала даже трогать эти железки боялся, всё стороной обходил, а потом ничего – приноровился, прикипел сердцем, и как по маслу пошло.

— Хорошо платили?

— Не жаловался.

Мужчина похлопал себя по нагрудному карману, давая понять, что сбережениями не обделён, а Арсений невольно схватился за свой пиджак, проверяя, всё ли на месте. Документы и револьвер оказались в целости и сохранности, но украшенные инициалами часы, которые были Попову особенно дороги, бесследно исчезли.

?Наверное, выронил где-нибудь, — с грустью подумал Арсений, рассматривая собственные ладони. — Вот же…?— Почему ты не стал отстреливаться? — внезапно спросил мужчина.

Арсений поднял голову, сверля его затылок вопросительным взглядом.

— А от кого я должен был отстреливаться? — на всякий случай уточнил Бог Войны.

— Ну, от того, кому эта машина по закону принадлежи… ла, — снова поправился мужчина. — Принадлежала.

— Сейчас с законом сплошные беды – это во-первых, — со знанием дела заявил Арсений. — Во-вторых, у меня не так много патронов, чтобы ими разбрасываться, а в-третьих… — Попов деловито сощурился, смотря вдаль. — Притормози-ка у поворота.

— Вот здесь?

— Да, спасибо.

Арсений выпрыгнул из машины так же ловко, как в неё забрался, отряхнул брюки и распрямился, одаривая супружескую пару лучезарной улыбкой.

— Ну что ж, друзья. Был очень рад с вами познакомиться, пусть и не слишком вежливо держать людей на мушке при первой встрече, но тем не менее. Мне пора, прощайте.

— Стой!

Мужчина перегнулся через дверь, хватая Попова за локоть.

— Погоди, — уже мягче попросил он, расслабляя пальцы, — ты же так и не сказал, как тебя зовут.

Бог Войны на мгновение растерялся, не понимая, шутит незнакомец сейчас или правда не узнаёт в нём Министра внутренних дел, но быстро совладал со своими эмоциями и выпалил:

— Арсений. Арсений меня зовут. А теперь отпусти, пожалуйста – я тороплюсь.

Попов кивнул напоследок Марине и повернулся к машине спиной, бегом направляясь в противоположную от неё сторону.

***Без часов Арсений чувствовал себя абсолютно потерянным, но по небу, приобретшему чернильно-синий оттенок, становилось понятно, что время давно перевалило за шесть часов. Весь Петроград гудел, точно осиное гнездо, которое разворошили палкой, и Арсений лишь чудом не попался полиции, когда безвозмездно ?одалживал? чью-то лошадь.

Хотя Бог Войны и видел ужас, происходящий в столице, но он понятия не имел, что вооружённое восстание успело выйти за её пределы, стремительно расползаясь по пригородным территориям. Группы мятежников врывались в поместья, убивали их обитателей, выносили всё мало-мальски ценное, а потом устраивали пир на костях, опустошая запасы продовольствия. Арсений предполагал, что ситуация давно вышла из-под контроля и превратилась в неуправляемый хаос, но не мог себе представить, насколько всё в действительности кошмарно.

Те несчастные полчаса, которые Попов потратил на спасение чужих жизней и поиски транспорта, стоили ему самого дорогого – семьи.Уже на подъезде к усадьбе Арсений стал подозревать, что случилось нечто трагичное: всегда закрытые ворота были распахнуты настежь, на снегу тут и там виднелись следы от колёс, валялись осколки разбитых бутылок, бусины украшений, и свет ни в одном из окон не горел. Арсений слез с лошади, оставив её стоять возле ворот, и стал медленно пробираться к дому, перебегая от дерева к дереву и выглядывая из-за них с зажатым в руке револьвером. Добравшись до главного входа, Бог Войны приложил ухо к двери и старательно прислушался, но вместо гула знакомых голосов и топота ног его встретила гробовая тишина.

Арсений выждал пару мгновений и распахнул дверь сильным ударом ноги, вихрем врываясь внутрь здания, но от той картины, что предстала его глазам, Попов замер на месте, боясь сделать вдох. Повсюду: на парадной лестнице, в гостиной и во всех залах первого этажа – были разбросаны трупы. С огнестрельными ранениями, колотыми ранами, вывернутыми под неестественным углом конечностями и мутно-остекленевшими взглядами. В ком-то Арсений узнавал своих слуг, а кого-то видел впервые в жизни, но по запачканной кровью одежде догадывался: это либо вернувшиеся с фронта военные, либо заключённые, которые покинули тюрьмы, благодаря неразберихе с восстанием.Мысль, пронзившая голову Арсения, словно выпущенная снайпером пуля, растеклась по телу убийственным холодом и скрутилась узлом где-то в желудке.

Бог Войны взлетел по лестнице на верхний этаж и принялся судорожно обыскивать комнаты, лелея надежду, что самые дорогие для него люди успели покинуть усадьбу.

Но надежда, как известно, умирает последней.

Звук открывающейся в спальню двери ударил по нервным окончаниям, заставляя Арсения поёжиться, а потом его сердце сделало кульбит и камнем рухнуло в пятки: на полу, в луже собственной крови, впитавшейся в ковёр устрашающе-алым пятном, неподвижно лежала Алёна, держа в своих объятиях Кьяру.

Арсений, словно во сне, сделал пару шагов на негнущихся ватных ногах, а затем упал на колени возле жены, отказываясь верить в реальность происходящего.

— Нет, пожалуйста, только не это... — сбивчиво зашептал Бог Войны, касаясь трясущимися руками сначала русых волос, а затем угольно-чёрных. — Нет...Ощутив чужое присутствие, Алёна с трудом открыла глаза и едва успела растянуть побелевшие губы в улыбке, как всё её тело сотряслось от страшного кашля.— Молчи, — дрожащим голосом попросил Арсений. — Ради всего святого, Алён – просто молчи. Я прямо сейчас отвезу вас к врачу, мы успеем, всё будет хорошо... — Бог Войны запнулся, уже тише добавляя: — Обязательно будет хорошо.

Арсений дотронулся до непривычно холодных щёк дочери, списывая всё на суровый зимний мороз, мягко по ним похлопал, приник к ледяной коже губами, передавая через поцелуй магическое тепло, и позвал Кьяру по имени, надеясь, что это приведёт её в чувства.

— Ну же, солнышко, открой глаза, — ласково произнёс Арсений, гладя дочку по голове. — Больше нечего бояться: я здесь.

— Арсений, не надо, — тяжело сказала Алёна, и по всему её телу пошла крупная дрожь. — Она тебе не ответит. Она...— Кто? — убийственным тоном спросил Попов, сглатывая подступающие к горлу слёзы.

— Не знаю.

Алёна запрокинула голову, пытаясь сделать полноценный вдох, но поперхнулась воздухом и снова закашлялась, прикрывая ладонью рот. А Арсений не мигая смотрел, как на чужом животе всё шире и шире расползается насыщенно-красное пятно, высасывающее из тела последние крупицы жизни.

— Они ворвались в дом посреди ужина и начали крушить всё... что только видели. Мы успели спрятаться здесь, хотели вылезти в окно и сбежать через задний двор, но... не смогли.Дыхание Алёны стало совсем сбивчивым, и среди прерывистых хрипов с трудом можно было разобрать полноценные слова.

— Арсений, я... прошу тебя лишь об одном.

Алёна вытянула руку вперёд, кладя её Попову на щёку, и слабо улыбнулась, когда Бог Войны накрыл ладонь жены своей – широкой и тёплой.

— Живи за нас троих, хорошо? Живи и будь счастлив, Арсений, кем бы твоя новая избранница или избранник ни были.— Алёна, что ты...

— Обещай мне, — на секунду в орехово-карих глазах промелькнула прежняя решительность. — Обещай мне, что будешь счастлив.

— Обещаю, — эхом отозвался Попов.

Его плечи затряслись в беззвучных рыданиях, и он уже не сдерживал градом катящиеся по щекам слёзы.

Алёна улыбнулась. Улыбнулась Арсению так, будто это был тот самый пасмурный день возле театра, но теперь уже она протягивала Попову шляпу-котелок и говорила: ?Вы обронили?. На короткий миг Богу Войны показалось, что всё действительно будет хорошо, повернётся вспять и станет как раньше, но он ошибся: эта встреча с Алёной не была первой.

Она была последней.

Пальцы Алёны, поглаживающие кожу Арсения всего мгновение назад, внезапно замерли, перестав двигаться, и вскоре рука женщины безвольно опустилась вниз. Алёна обмякла, роняя голову на свою грудь, и прежде лучистые ореховые глаза подёрнулись мертвенной пеленой.

Арсений бесчисленное множество раз видел, как люди уходят из жизни: такие беззащитные перед лицом смерти, такие хрупкие и трогательно уязвимые – они сгорают стремительно, точно зажжённые спички, и практически никогда не возвращаются обратно.

Арсений привык, что со смертью человека надо просто смириться. Существам из Обычного Мира не дано жить вечно, как Богам или демонам; срок их пребывания на земле крайне мал по магическим меркам, и лишь немногим людям удаётся его продлить.

Арсений всё это знал. Знал слишком хорошо, чтобы сейчас винить других в своих ошибках, но в глубине души верил, что его семья обязана стать исключением из общего правила. А на деле всё оказалось так, как и предрекал Паша: связавшиеся со сверхъестественным люди второй шанс не получают.

Жестоко, но это закон. Суровый и беспощадный.

Вместе с истошным воплем Арсения наружу вырвался красный огонь, рассыпавшийся по комнате пламенным веером, и вся усадьба разом потонула в чудовищном по силе пожаре. Огонь рвался из окон яркими вспышками, обжигая своим жаром уличную метель, вгрызался до треска в мебель, плавил металл, скользил наверх по портьерам, чтобы удариться в потолок с удвоенной яростью, и обращал всё вокруг в пепел. За считанные доли секунды воздух в комнате нагрелся до такой степени, что смотреть прямо перед собой было уже невозможно, но Арсению мешало отнюдь не это – ему мешали слёзы, которые катились из глаз не переставая и полностью застилали обзор.

Бог Войны не помнил, в какой момент сумел совладать со своими эмоциями и встать на ноги, поднимая с пола два безжизненных тела, зато в памяти Стаса надолго отпечаталась картинка, где окружённый огненным вихрем Арсений выходит из портала, неся на руках трупы дочери и жены.

***Хранитель Судеб намотал на пальцы две алые нити, заставляя энергетическое волокно натянуться струной, и уже намеревался их перерезать, как вдруг ему в спину ударил мощный порыв горячего воздуха.

— Стас, умоляю тебя: сделай что-нибудь!Из открывшегося в пещере портала вышел Арсений, держа на руках женщину и ребёнка.

Пару секунд шокированный происходящим Стас переводил взгляд с лица Арсения на его ношу, затем на языки пламени, выбивающиеся из открытого между мирами прохода, а потом возвращался обратно к Арсению, делая для себя какие-то выводы. И только после этой паузы Хранитель Судеб решился Попову ответить.

— Увы, — вздохнул Стас, поудобнее перехватывая ножницы, — я ничем не могу тебе помочь: их время вышло.

— Что за бред? В смысле вышло? — мгновенно ощерился Арсений. — Разве не ты решаешь, кому и когда суждено умереть?— Пф-ф. Нет, конечно.

Стас немного ослабил натяжение нитей, но руку от них не убрал.

— Дату и обстоятельства смерти теперь определяет только Вселенная, а я лишь транслирую её волю. Я могу понять твою боль, Арсений, могу понять и то, почему ты так поступил (хотя это было до безумия глупо и самонадеянно), но им, — Стас кивком указал на Алёну и Кьяру, — не суждено прожить с тобой целую вечность. Никогда не было. И дело даже не в том, что ты нарушил закон, лишив их возможности переродиться – просто так сошлись звёзды.

— Но можно же всё изменить, — с жаром выпалил Арсений. — Можно же попросить Настю вернуть их…

— Нет, нельзя. Даже думать об этом забудь, — ледяным тоном отрезал Стас. — Нам уже одного такого умника хватило – теперь и тебя в некромантию потянуло? Остановись, Арсений.

Взгляд Хранителя потеплел, а голос приобрёл по-отечески мягкие нотки.

— Вы с Аресом уже достаточно бед натворили, но теперь пора взяться за ум. В идеале – вам обоим, в контексте последних шести веков – только тебе. Я не скажу о твоих преступлениях Пантеону, можешь не волноваться, но имей в виду: это не покрывательство, а долгосрочное планирование, ориентированное на результат,потому что твоя бандитская шкура Вселенной ещё пригодится.

Стас усмехнулся, глядя на запутавшегося в словесных загадках Арсения, лицо которого выражало весь спектр эмоций, начиная от гнева и заканчивая смятением, и одновременно не выражало ни одной.

— Отпусти их, — ласково попросил Хранитель. — Прошлое, свою человеческую жизнь, сожаления о допущенных ошибках – всё, что не даёт тебе двигаться дальше. Дай им уйти, Арсений – так будет лучше.

Стас переплёл две красные нити между собой и решительно щёлкнул ножницами, разрезая получившийся моток пополам, а затем повязал одну из получившихся частей на левое запястье Арсения: чтобы тот никогда не забывал, насколько тесно могут быть связаны судьбы.

Бог Войны не шелохнулся – он провожал взглядом сноп мерцающих искр, появившийся вместо человеческих тел и вскоре растворившийся под потолком пещеры. Арсению всё ещё казалось, что он чувствует чужой вес на своих руках, но его ладони держали лишь воздух – пустой и удивительно лёгкий.

— Пройдёт не меньше ста лет, прежде чем ты встретишь ваш компас, — внезапно произнёс Стас, и его радужки поглотило белое свечение. — Если зеркальное число станет последним, то он укажет правильный путь.

— Что? Какой компас?

Арсений протёр опухшие от слёз глаза и шмыгнул носом, ощущая разливающуюся в груди горечь утраты.

— Причём тут числа вообще?

— Не знаю – сам разбирайся, — пофигистично заявил Стас, накидывая на голову капюшон. — Я же говорил, что только транслирую информацию, а не занимаюсь её дешифровкой. Хорошего вечера.

Арсений смотрел вслед Хранителю Судеб до тех пор, пока огромные швейные ножницы не скрылись за бесконечными рядами прялок, а после – тихонечко взвыл, сворачиваясь калачиком на холодном каменном полу.

— И как я должен искать чёртов компас, если я даже выход отсюда найти не смогу? Портал ведь случайно открылся... Стас!***Бог Войны бродил по улицам ночной столицы вот уже часа два – как-никак изгонять распоясавшуюся не на шутку Нечисть вместо него никто не будет, а если этого не делать, то скоро обитатели Нижнего Мира обнаглеют настолько, что будут встречать Арсению на его же балконе, ненавязчиво интересуясь: ?Может, чайку???

Допустить такой беспредел Бог Войны никак не мог.

От ношения тяжёлого магического меча его рука начинала потихоньку затекать, а глаза слипались от адского трёхдневного недосыпа, но Арсений самоотверженно держался бодрячком (что в переводе означало: ?сохранял вертикальное положение, благодаря убойной дозе кофеина?). Бог Войны почти покинул один квартал и свернул в направлении другого, как вдруг услышал душераздирающий мужской крик, донёсшийся с ближайшей детской площадки.

Буквально в ту же секунду в районе левого запястья – там, где находилась алая нить – растеклось довольно сильное жжение. Пёстрая огненная змейка, состоящая одновременно из красных и голубых прожилок, скользнула по арсеньевской коже, сплетаясь с энергетическим волокном, и тут же погасла, стоило Богу Войны опустить взгляд на магический браслет. Арсений нахмурился, стараясь понять, откуда могло взяться столь странное чувство, а потом его озарило: даты, метафоры, мудрёные символы и события последних веков зажглись перед глазами единой мозаикой, и всё сразу встало на свои места.

Бог Войны приподнял уголки губ в робкой улыбке и крепче сжал меч, выдыхая в ночное небо:— Ну здравствуй.