Пролог (1/2)

[В ту самую секунду, когда ты встречаешь того, кому суждено навсегда изменить твою жизнь, ты сразу это понимаешь].Последние минуты своей жизни Антон помнил смутно: сначала яркий свет, резанувший по глазам и заставивший парня резко зажмуриться, затем глухой удар и хруст ломающихся костей, ну и напоследок – оглушительные крики прохожих под аккомпанемент воя скорой помощи.Если бы он только знал, что спасение вылезшего на проезжую часть котёнка приведёт к таким безумным последствиям — Шастун бы сначала подумал. Хорошо так подумал, тщательно взвешивая все ?за? и ?против?, и послал бы на хуй свой альтруизм, за километр обогнув злополучное место.

Совесть совестью, конечно, а жизнь всё-таки дороже.

Это как видеоигра с несколькими альтернативными сценариями: решение сейчас предопределяет весь дальнейший ход событий, ведёт тебя по одному из возможных путей, но ты никогда не угадаешь, что могло бы быть, поступи ты иначе.

Антон свой выбор сделал.

В затуманенном адской болью сознании всплывали кадры с носящимися по коридору врачами, а руки парня безостановочно ныли от огромного количества воткнутых в них иголок. Наспех перебинтованного Шастуна везли в операционную, и повязка на его голове успела обильно пропитаться кровью, превратившись в бюджетную версию флага Японии. Только вот солнце на нём скорее клонилось к закату, нежели гордо поднималось на небосвод.

Антон упорно цеплялся за реальность, не желая с ней расставаться, но его попытки раз за разом оканчивались полным провалом, потому что повреждённый мозг думать отказывался и взрывался буквально от каждой мысли. А дальше было лицо женщины, закрытое медицинской маской, и блаженная темнота, укутавшая Антона, словно тёплое одеяло.

Разряд тока — бешеный писк приборов.Жизнь, безусловно, не сахар. Да вообще ничто не сахар, кроме сахара, но даже не это важно. Особенно удивительна она в те моменты, когда отсылаешь своему научнику уже третий по счёту черновик диплома, моля Вселенную сжалиться, и через полдня получаешь ответ а-ля: ?Оглавление и список источников – выше всяких похвал, а вот написанное между ними придётся переделать?. И в конце ещё гаденькое такое, будто с садистским удовольствием напечатанное: ?С уважением…?Кажется, в тот день громогласное ?ублюдок, сука, ебучий, ой, блять, уебан? услышали все соседи без исключения.Вот если убрать подобные инциденты, то жилось Антону вполне комфортно, по самой что ни на есть красоте.

Естественно, разменивать земное существование на нимб с крыльями или, ещё лучше, на личный котёл с регулятором подогрева воды Шастуну не хотелось. Чёрных полос, конечно, побольше будет, чем белых, но оно так даже интереснее.

После очередного удара электричеством цифры на приборах стали мелькать с поистине сумасшедшей скоростью. Алая полоса на мониторе то взлетала вверх, то резко ухала вниз, чертя острые углы. Антону в эти секунды не дано было слышать многоголосые выкрики: ?Колите двойную дозу адреналина!?, ?Его сердце не выдерживает!?, ?Пульс продолжает падать!? – да и наплевать, собственно.

Антон лишь чувствовал, что проваливается в какую-то беспросветную бездну. Не ощущал ни тела, ни окружающего пространства – темнота сгущалась с каждым мгновением всё сильнее, погружая Антона в себя. Стирала Шастуна, как надпись ластиком: вот человек был, а вот его уже и нет. Кто он, кем являлся и куда пропал – неизвестно. Осталось лишь призрачное воспоминание.

Людям свои судьбы знать не дано.

Монитор электрокардиографа разделился напополам идеально прямой линией, и неподалёку послышался резкий звук снимаемых медицинских перчаток.

— Точное время смерти – восемнадцать часов тридцать три минуты.***Открыл глаза Шастун слишком резко и сразу зажмурился, заслоняясь от яркого солнечного света. Не вампир, но неприятно.

Пролежав какое-то время с отключенным зрением, Антон всё же решился поднять веки и медленно сел, давая организму привыкнуть. Под ладонями ощущался шершавый асфальт, и крошки гравия чертовски больно впивались в нежную кожу, оставляя в ней небольшие ямки. Вокруг слышался вполне себе привычный шум улицы: чья-то громкая ругань, гудение автомобилей и хлопанье крыльев пролетающих мимо голубей – столичная, блять, идиллия.

Голова раскалывалась, как после хорошей попойки, и сначала Антон действительно подумал, что случившееся ему просто привиделось. В пьяном угаре. У кого-то, знаете ли, белочка, а у него кот, машина, ДТП и больница. Довольно странный ремейк известного ?ночь, улица, фонарь, аптека?, но тем не менее.

Антон сгрёб свои мысли в кучу, выстраивая из обрывочных картинок логическую цепочку, и осмотрелся, пытаясь понять, где находится. А главное – почему.

Не понял.

Ни через пять минут, ни даже через десять – тупо просидел, переводя взгляд с одного серого здания на другое, и сдался. Потому что если уж и выяснять, что да как, то лучше по старинке: словесно.

Еле-еле вставшего на ноги Шастуна сразу повело в сторону, но по наисчастливейшей случайности рядом оказалась стена. И вот так – медленно, звеня тяжёлыми браслетами и волоча непослушные конечности – Шастун и продвигался.

Куда? А хуй пойми. Он сам не особо по этому поводу заморачивался.

Видимо, очнулся Антон аккурат в разгар рабочего дня, поскольку народу на улице была тьма тьмущая: ленивый офисный планктон, орущие школьники, невыспавшиеся студенты и вездесущие бабки – все в сборе, как покемоны. Лови, кого хочешь, и докапывайся с вопросами, тот здесь свет, этот или, может, вообще другой. На самом деле сложно разобраться, если непосредственных связей с религией или экстрасенсорикой не имеешь.Шастун, например, не имел.Он ловко лавировал между людьми, стараясь никому случайно не отдавить ногу, и параллельно вглядывался в номера домов, пытаясь по названию улиц сообразить, в какой части Москвы находится. И так засмотрелся, что не заметил разговаривающую по телефону девушку, врезаясь в неё на полном ходу.— Простите, я… — Антон рефлекторно опустил голову, готовясь увидеть в чужих глазах праведное возмущение, но внизу, как ни странно, никого не оказалось.

Шастун повертелся на месте, выискивая взглядом незнакомку, которую вроде как сбил, но её уже и след простыл. Да и удара как такового и не было, что само по себе странно.