Глава 19. Правда (1/1)

Как только Петя услышал громкие шаги в коридоре, немедленно поднялся с кровати, низко опустил голову и застыл в виноватом поклоне. Шаги были вовсе и не громкими, просто Петя был до того напряжен и напуган, что его чувствительность повысилась до крайней ?отметки??— любой звук в пределах дома воспринимался им до того отчетливо, словно разговоры, скрип полов и мельчайшие шорохи происходили у него в голове. Пожалуй, эту фантастическую способность, проявившуюся сравнительно недавно?(пять минут назад, или даже меньше),?можно было бы сравнить с увеличением громкости звука на какой-нибудь современной аппаратуре: колонке, радиоприемнике, мобильном телефоне. Но поскольку Пете не было известно о вышеупомянутых технических приспособлениях, он не стал это чувство ни с чем сравнивать. Ему вообще было не до этого. Увидев на пороге комнаты Якова Вилимовича, Петя не знал, чего ожидать. Эта таинственная неизвестность страшила его. Трезво рассуждать в таком тяжелом положении было просто невозможно. Поэтому, как всегда, мальчик поддался необратимой воле судьбы и на одном дыхании пролепетал: —?Ваше сиятельство… Он не смог бы оценить, насколько Яков Вилимович зол и в каком расположении духа находится?— боялся поднять глаза. И без того ясно, что не в самом для Пети выгодном. Он серьезно провинился?— неприлично влез в разговор взрослых, о какой поблажке могла идти речь? Брюс, наверное, уже пожалел о том, что баловал мальчика лаской, что позволил ему непозволительно приблизиться к себе. Теперь эта самая близость переросла в неуважение… По мере приближения Якова Вилимовича Петя все ниже опускал голову и выше поднимал плечи. В желудке у него надрывно урчало от тошноты и страха, а переплетенные между собой пальцы выписывали какую-то замысловатую путаницу. Теперь, когда Брюс оказался так близко, Петя был уверен в том, что после ссоры, да еще и столь разгоряченной, он вообще не захочет его видеть?— ни то, что простить… Петя почти не дышал, неосязаемыми волнами от него исходил страх. Выглядел он так, будто его затравили самым жестоким образом. Осторожным движением, словно боясь спугнуть, Брюс взял мальчика за подбородок, поднял его голову и заглянул в глаза. —?Извини меня,?— сказал он растроганно. —?Я совершил ошибку, повысив на тебя голос. Петя сглотнул и быстро заморгал ресницами: это правда или он снова бредит? —?Не в моем се духе,?— продолжал, однако, Яков Вилимович. —?Вовсе я не хотел тебя напугать. —?В-вы… —?запинаясь, сказал Петя,?— н-не… должны п-просить у меня… прощения, ваше сиятельство… Яков Вилимович стиснул Петю в теплом объятии, погладил по волосам. Однако успокоение не спешило проникнуть настолько глубоко, чтобы мальчик хоть немного расслабился. В этом объятии ему было неудобно, что-то внутри его сковывало; хотелось как можно скорее отстраниться, замкнуться в себе и не попадаться Брюсу на глаза ближайшее время. Свойственные его возрасту подростковые отрицание и непокорность не могли соперничать с положением?— стыд и вина пустили корни глубоко под кожу. Да, действительно ничего страшного не произошло?— Петя просто попал Якову Вилимовичу под горячую руку. Он совершенно не хотел расстраивать, пугать, доводить до паники и без того впечатлительного мальчика. Натиск эмоций захлестнул его без предупреждения, в такие моменты совсем не думаешь о последствиях. Пока близкий тебе человек страдает от несправедливости, можно ли сдержаться и не вступиться за него? Стоит ли говорить о том, какие чувства испытал он в тот момент, когда обнаружил Петю без сознания, лежащего одного на дороге? Яков Вилимович доверился Розочке, и вместо того, чтобы оберегать мальчика, она воспользовалась его безотказностью и заставила работать. О каком же благоразумном эмоциональном состоянии могла идти речь? Как мог он после того, что случилось, сдержать в себе разочарование и злость? Безразличным к мальчику Брюс уже быть не мог. Когда он отстранился от Пети, оробелый вид которого наталкивал лишь на жалость, предложил ему присесть и серьезно поговорить. —?Пойми,?— начал Яков Вилимович,?— я вовсе не хочу, чтобы ты при виде моем дрожал, словно осиновый листок. Такожде, будь добр, не воспринимай любое мое слово столь близко к сердцу. Ты должен, нет?— ты обязан заботиться о себе, Петя! Страхи в силах и уничтожить, а совестливость столь безмерная?— с ащо большей силою. Ничего страшного не случилось, ан ты побелел весь, дрожишь. Стоит ли оно того? Что бы ни случилось, помни: сейчас важно?— быть самому себе опорой, и не позволять никаким беспокойствам одолеть себя. Что бы я не сказал, это?— всего лишь слова; мое отношение к тебе неизменно. Ну, а то, что было, то прошло?— забудь обо всем и улыбнись. Я хочу видеть тебя счастливым. Если снова подвергнуть оцепеневшего Петю сравнению с современными благами?— в данном случае с электричеством, то сейчас у него явно произошло ?короткое замыкание?. В голове не укладывалось, что Яков Вилимович только что просил у него прощения и уговаривал забыть об очередной провинности. ?Функции восприятия извинений уважаемого человека? не было предусмотрено конструкцией мыслей мальчика, что жестоко нарушило привычную работу. Хотя она, эта привычная работа, уже давно стала неправильной?— исказилась донельзя еще в начале пути, когда Яков взял его на руки перед разрушенным мостом. Невозможно привыкнуть к тому, что Брюс так осторожен с тобой, так ласков и заботлив, когда ты против него?— козявка, недостойная его внимания, да что внимания?— взгляда! Петя скованно улыбнулся. —?Нет, Петя,?— сказал Яков Вилимович. —?Как бы широко уста твои не растянулись, глаза скажут всю правду о твоих чувствах. Петя быстро заморгал, словно пытался сморгнуть этот страх. Яков Вилимович едва сдержал смех. —?Простите, ваше сиятельство,?— пробормотал Петя,?— я не должен был… —?Ты поступил достойно,?— перервал его Брюс,?— ты заступился за женщину, совсем не глядя на ее отношение к тебе. Ты поступил как настоящий мужчина. —?Но я… неприлично повел себя… —?Чтобы заступиться,?— твердо сказал Яков Вилимович, из чего Петя понял, что спорить с ним?— бессмысленно. —?Твой благородный поступок достоин уважения. Что ж, ежели на тебя возможно повлиять лишь подобным образом, то я запрещаю тебе расстраиваться из-за всяких пустяков! С кем не бывает, верно? Петя неуверенно кивнул и улыбнулся, но спустя секунду его лицо резко изменилось. Желудок, уже давно свернутый в трубочку, жалобно и громко заурчал. Он словно нарочно ждал паузы, чтобы его наконец услышали и перестали бестактно игнорировать. Тут уж Яков Вилимович не сдержался?— так и залился смехом. Растерянная физиономия Пети, призывное недовольство его желудка и виноватый вид, кричащий ярким румянцем на щеках, только сильнее его разжалобили… Петя подхватил заразительный смех Брюса, несмотря на все свое глубокое смущение и растерянность. —?Ну вот,?— сказал Яков Вилимович, погладив мальчика по пылающей алой щеке,?— такой ты мне больше нравишься. —?Голодный, ваше сиятельство, аль улыбающийся? —?Голодно улыбающийся. Новый взрыв смеха покрыл до этого тихую, беспокойную атмосферу комнаты. Теперь Петя расслабился?— действительно расслабился и почувствовал себя легче. Теперь все было, как прежде. Ему снова стало удобно и тепло. Сутки без пищи серьезно сказались на аппетите мальчика. Припасенная со вчерашнего дня еда, а именно?— румяные пирожки с мясом, приготовленные на судне, вызвали в Пете острое желание проглотить все одним махом; но стоило только приступить к трапезе, как к горлу подкралась тошнота?— весьма упрямая и наседающая. К счастью, теперь Пете разрешалось пить столько, сколько он захочет, и Яков Вилимович не стал возражать, когда он скромно попросил ?один глоточек?. —?Ничего страшного,?— сказал Яков Вилимович, макнув перо в чернильницу,?— ешь понемногу и запивай; мы никуда не спешим. Но Пете не очень хотелось есть после нешуточных приступов, поэтому он то и дело прикладывал к губам шершавый ободок канопки. Пить, к слову, тоже было неприятно: в горле стоял ком, вода трудно глоталась. Обжигающе холодная, она скользила по пищеводу вниз, тошнотворно опускаясь на дно желудка… Пете необходимо было отвлечься от этой неуместной чувствительности, поэтому он спросил: —?Яков Вилимович, могу ли я поинтересоваться, что вы пишите? —?Прошение к местному портному,?— объяснил Брюс, не поднимая глаз от листа пергамента. —?Чтобы благополучно пересечь границу, нам следует посетить одно место, где обязательно соответствующее платье. —?А что за место, ваше сиятельство? Отложив перо, Яков Вилимович счел момент подходящим, чтобы посвятить Петю в тайные тонкости плана. За долгожданной беседой мальчик отвлечется и, стоит полагать, без затруднений насладиться своим скромным ?завтраком?. Правда, в начале повествования Петя и не думал о еде, на сей раз спокойствие и легкость, с которыми говорил Яков Вилимович о столь серьезных вещах, глубоко его поразили. План не внушал Пете доверия?— он боялся возложенных на себя обязанностей. Все-таки ему отведена значимая роль, и если по какой-нибудь глупой ошибке замысел сорвется, то Брюсу будет грозить заключение, а Пете?— смерть. Но Яков Вилимович был уверен в победе, и Пете стоило бы постыдиться сомнений в силах своего покровителя. Возможно, сейчас, еще не привыкнув и хорошенько все не осознав, мальчику только казалось, что роль его опасна и трудна. Ему определенно понадобиться время, чтобы досконально изучить и подготовиться к новому амплуа. То, что придется врать, Петя и так знал, также?— что снова придется ?стать? сыном Брюса, но поступление в школу?— епархиальную школу! —?никак уж не мог себе представить… В его времени образование становилось более светским: богословие теперь преподавалось только в церковных школах для детей духовенства. В их святую обязанность входило обучение чтению и письму; тем же, кто отказывался, грозила военная служба, что в условиях непрекращающихся войн являлось опасным для жизни. Раньше Пете не приходилось задумываться о том, каково его сверстникам приходится в таких школах?— церковных. Наверное, они знают всю библию наизусть и весь день молятся о благе человечества. А, может, и нет. Как бы там ни было, а Петя так и не понял, зачем, чтобы пересечь границу, ему нужно поступление в какую бы то ни было школу. —?Епархиальная школа,?— объяснял Яков Вилимович,?— одна из тех школ, куда поступить не так уж и просто. Из сорока юношей отбор пройдут пятеро. Приемные экзамены проходят раз в месяц; удача улыбнулась нам?— мы не опоздали, и у нас есть некоторое время для подготовки. —?То есть… —?немного придя в себя, сказал Петя,?— мне всего-навсего надобно принять участие в предвыборных экзаменах, чтоб нас пропустили за границу? —?Мы уже будем за границей. Тех, кто поступает в епархиальную школу, торжественно пропускают без церемонной проверки. На границе сейчас неспокойно, нас могут разоблачить за сомнительный вид, а так… есть шанс пройти незамеченными. Петя задумался. Странно все это. Очень странно. Незаметно для самого себя он приступил к трапезе, задумавшись о возможных опасностях. Впервые в жизни ему предстоит нарочно провалить все экзамены?— провалить ради того, чтобы попасть туда, куда ему нельзя. В голове не укладывалось! С другой стороны, вполне логично и даже ничуть не странно, что Якову Вилимовичу пришло в голову пойти на обман и перехитрить целое государство с его жестокими законами. Исходя из положения, в котором они оказались, обман?— единственный выход. Погост несправедлив к слабым, и Петя тут ни при чем. В Погосте он?— гость. Погост?— не его мир, в конце концов. В его мире никто не пытается подвергнуть уничтожению сирот. Поэтому Петя решил, что неправильно было бы считать себя виноватым перед теми, кто считает его лишним. И ложь эта казалась ему уже не столь серьезной?— не столь неправильной… —?Как только экзамены подойдут к завершению,?— добавил Яков Вилимович,?— мы без лишних хлопот продолжим путь. Услышав это, Петя расслабился. Все потихоньку становилось на свои места; также мимолетно иссякали и вопросы, мучившие мальчика. Темный маг?— приятель Брюса?— находится где-то за границей, из чего следует, что дом сей?— не его. Да и как о таком только можно было подумать? Эдаких странных друзей у Якова Вилимовича точно быть не может, которые украшают комнаты вещами абсолютно не сочетающимися друг с другом. Но и этому чудному явлению нашлись свои объяснения. Оказывается, незамысловатое жилище принадлежало местной вдове, которая сдавала его на время путешественникам за определенную плату. Наличие же дополнительной комнаты с диковинными предметами заслуга покойного мужа и пятерых сыновей хозяйки дома?— в связи с тем, что отныне иностранцы часто посещают ?дикую? Россию, заинтересованно ищут в ней различные недостатки и превозносят собственное превосходство, было решено пристроить к горнице дополнительную комнату и постараться придать ей более-менее приличный вид. Откуда простым крестьянам было знать, как выглядит обстановка иностранных домов? Разумеется, они сделали дом таким, какими примерно представляли иностранные жилища; и, пожалуй, самое главное?— ?слепили? дом из того, что смогли достать и на что хватило средств. —?А Чернолесье-то далече от границы будет? —?спросил Петя. —?Да,?— сказал Яков Вилимович,?— далече. —?Почему же вы не решили остановится где поближе? Опасаетесь, что кто-то сможет нас обличить, как… как Федор Александрович?.. —?Вовсе нет, Петя. —?Яков Вилимович улыбнулся. —?До экзаменов чуть меньше двух недель. Комната в городском трактире, среди шуму и духоты, не самое подходящее место; а здесь простор, здесь?— замечательно. К тому же, такая комната значительно дороже бы нам обошлась, чем дом в Чернолесье. Петя задумчиво кивнул, абсолютно солидарный с учителем. Чернолесье действительно представлялось единственным удобным способом дешевле обосноваться здесь, пусть и неблизко. —?Неужто и впрямь получится пройти незамеченными, ваше сиятельство? —?Получится, не тревожься о сем. —?А ежели кто остановит? —?Петя тревожно вздохнул. —?Быть может, многие поступают так, как мы… ну… нечестно… То есть… я вовсе не то хотел сказать! Я хочу сказать, что вполне возможно, что есть здесь, в Погосте, какой-нибудь добрый человек, навроде вас, ваше сиятельство, способный протянуть руку помощи чужому… сироте, и он, сей добрый человек, запросто сможет переправить своего… э-э-э… любимца за границу… Почему сие проверке не подвергают? —?Вряд ли кто-то осмелился бы поступить столь опрометчиво,?— ответил Брюс. —?Не забывай о родословной. Клеймо исчезнет, коли тот добрый человек и его любимец друг другу не родные. —?Ах да! —?воскликнул Петя. —?Родословные! Я совсем забыл… Петя опустил взгляд на запястье, где были выведены три заглавные буквы?— ненастоящие инициалы. Тату приобрело заметную блеклость: светло-серый оттенок в середине и расплывчатый по краям, будто краска находилась не под кожей, а на ней. На судне, когда от скуки было нечем себя занять, Петя подолгу разглядывал запястье, и с досадой думал о том, что ярким родственное отличие будет недолго. Сейчас же, когда ?родословная? почти стерлась, он почувствовал себя более чем уязвимо. —?Пустяки,?— сказал Яков Вилимович. —?Перед отъездом в город сделаем новые. —?А здесь есть мастера?.. —?Здесь кого только нет! Что ж, деревня и впрямь весьма обширна; даже, кажется, безгранична. Когда Розочка отправила Петю к колодцу, он не видел ни конца ее, ни края. Заново вспомнив о Розочке, Петя понурил голову; все его спокойствие вмиг иссякло, пустив на отвоеванное место прежнее беспокойство. —?Да, здесь есть мастера,?— сказала Розочка, проходя из сеней в горницу. Петя вздрогнул от неожиданности, сердце опустилось в пятки. Она появилась так незаметно, точно нарочно угадав мысли мальчика. —?Здесь есть також и портные,?— остановившись рядом с ним, продолжала Розочка, —и пекари, и кузнецы, и солдаты, и немцы, и богачи, и нищие, и пьяницы, и убийцы и старые девы. Ащо есть,?— она бросила небрежный взгляд в сторону Якова Вилимовича,?— сумасшедший, избалованный графский сынок, его новая забава?— хворающая маленькая сиротка, сбежавшая с корабля шлюха и целое море тягот. Все мысли в голове у Пети перемешались. Не зная, как реагировать на сказанное, он затаил дыхание в предвкушении новой стычки. Яков Вилимович пусть и выглядел внешне спокойным, но мальчик был уверен, что внутри у него все вскипало от раздражения и неудобства. —?Роза,?— сказал он,?— остановись… —?Мне неясно токмо,?— говорила она почти слезно,?— на кой черт тебе все это?.. Ты богат и… ты можешь все!.. Каждый грезит твоей жизнью, ан ты отвергаешь собственное счастие, подвергая себя опасности!.. И чего ради?.. Яков Вилимович встал из-за стола. —?Остановись. —?Почем ты пользуешься мной?.. —?Из глаз Розочки брызнули слезы. —?Мной и моей слабостью… и… и… Ты не понимаешь!.. Ничего не понимаешь! Твой мальчик… совсем не тот, каким ты его видишь!.. —?Я сам обо всем догадался,?— сказал Яков Вилимович твердо. —?Он всеми правдами и неправдами за тебя заступался! Это ты видишь его таким, каким он не является. Розочка опустила налившиеся кровью глаза на Петю. Он не стал скрываться от нее и опускать голову. Он смотрел на нее с недоумением и жалостью. Прямо в глаза, полные слез и отчаяния. Вместо того, чтобы забыть все ложные обиды и попытаться все исправить примирением, Розочка вспыхнула: —?Зачем ты позволил мне быть рядом?.. Ты мог… отстраниться… одначе ты… как все они?— ты не думаешь о моих чувствах!.. Ты просто… воспользовался мной, когда тебе того хотелось!.. —?Я полагал,?— сказал Яков Вилимович,?— мы все решили. —?Ты решил, а я?— нет! —?Чего ты добиваешься? —?Я?— не лишенная чувств девка! —?воскликнула Розочка так громко, насколько сильно ей хотелось бы, чтобы ее чувства услышали и приняли. —?Полно, поговорим наедине. —?Брюс протянул к Розочке руку, но она вырвалась. —?Не трогай меня!.. Нечего меня жалеть, без твоих ласк, чай, не помру! С этими словами она выбежала из горницы, заливаясь навзрыд. Петя слышал из приоткрытого оконца ее истеричный плач во дворе и торопливые, удаляющиеся шаги. Яков Вилимович последовал за ней, оставив Петю одного осмысливать случившееся. Впрочем, осмысливать было нечего. Разве что теперь Пете стало абсолютно понятно, почему Розочка ?путешествует? одна и почему у нее нет семьи. Только непонятно, зачем нужно было выставлять свое не самое завидное прошлое напоказ? Она так сильно отчаялась и разозлилась на Брюса, что решила его тем самым проучить? Но кому от этого стало легче? Пете вот безразлично, кем она была раньше. Да, удивительно, кончено, и как-то диковато было об этом услышать, однако сейчас Розочка помогает им, и главными остаются ее самоотверженность и бесстрашие, с которыми она пошла на побег. Не встреть она Брюса там, на судне, быть может, так и осталась бы прозябать на дне человеческом? В конце концов, кто другой, если не она, согласился бы помочь им? Несмотря ни на что, Петя искренне сочувствовал Розочке и жалел ее. Страшная судьба! Какой нелегкой должна быть жизнь, чтобы пойти на добровольные унижения? А может быть, она и не выбирала?..