Глава 15. Дом с привидениями. Часть 4 (1/1)

Свет с трудом пробивался сквозь рваные лохмотья, оставшиеся от тяжёлых гардин некогда алого цвета. Сейчас же это были просто грязные тряпки, в которых поколения пауков плели свои сети. Старый, оставленный всеми дом грустил и скучал в одиночестве, тихонько скрипел половицами, вздыхал сквозняками в давным-давно нечищеных дымоходах, в которых истлела сама зола… Всё здесь носило следы запустения и разрухи.Шаги Фабио подхватило робкое эхо, когда он направился к парадной лестнице, разделяющейся затем на два крыла, ведущих в галерею этажом выше. Осторожно ступая по останкам и фрагментам ковровой дорожки, устилавшей ступени из светлого эсилианского мрамора, принц взошёл на площадку, над которой, в тяжёлой бронзовой раме висел семейный портрет последних членов Великого Дома Эшли. Света было недостаточно, чтобы должным образом разглядеть все детали и потому, прошептав коротенькое заклинание, Фабио создал магического светлячка. Маленький шарик, сияя, воспарил над картиной…С портрета на принца смотрела изумительно красивая женщина. Аристократические черты лица, тонкая, миниатюрная фигурка… У неё были длинные, пышные волосы насыщенного медного оттенка, забранные в сложную, высокую причёску, украшенную сверкающей диадемой, инкрустированной тёмными рубинами, подчёркивающими глубокий алый цвет губ красавицы, в уголках которых притаилась злая, жестокая улыбка. Возможно, кому-то она и могла показаться очаровательной нимфой, но в тёмных, непроницаемых глазах Эллеоноры Эшли царила тьма. Облачённая в платье багровых тонов, она сидела в большом, массивном кресле, как глава Дома, а на её коленях удобно устроился милый мальчуган в матроске и коротких штанишках. Альфред – само воплощение юности и невинности, счастливо улыбался, а на его бархатных круглых щёчках играл здоровый румянец.Фабио приказал огоньку подняться выше, чтобы сорвать покров тайны с последнего из Дома Леопарда, встретить насмешливый, знакомый взгляд вождя мятежников Тейна Лораса, но как бы ни старался магический светлячок, фигура мужчины за троном Эллеоноры продолжала скрываться во мраке. Полотно было сильно повреждено и по какой-то случайности время не затронуло изображение главы Дома.«Наверняка, в особняке найдутся и другие его изображения», - стараясь скрыть разочарование, бодро решил Фабио и направился на галерею. Здесь царил страшный беспорядок, так, словно дом покидали в спешке: лежали тюки с какими-то вещами, громоздились стопки истлевших книг, стояли в ряд явно коллекционные вазы… Слуги старательно подготовили всё самое ценное к вывозу, но, видимо, за вещами никто так и не приехал. Фабио с любопытством заглянул в оружейную, повертев в руках лазерный карабин с разрядившейся в незапамятные времена батареей, отметил неплохую коллекцию вибро-клинков и боевых алебард с итронным напылением. Такие уже давно не выпускались, да и эти экземпляры сохранились в удручающем состоянии, как, впрочем, и само поместье.За окнами неотвратимо темнело, низко висящее над горизонтом солнце посылало свои прощальные лучи, косыми столбами багрового, зловещего света падавшими сквозь окна дома. Фабио шествовал анфиладой покинутых комнат, вышел в широкий коридор, напоминающий затхлый склеп. Казалось, ещё немного, и он действительно поверит в призраков, оживающие воспоминания, притаившиеся в густых тенях наступающей ночи. Тишину обнаруженной им библиотеки можно было сравнить с могильной. Бесконечные ряды стеллажей, полки, шкафы, витрины с запылившимися стёклами. Фабио преследовало навязчивое чувство, будто кто-то пристально наблюдает за ним. Передёрнув плечами, принц оглянулся. Разумеется, за спиной не было никого. В читальном зале стояли два больших кресла с проеденной молью и жучками обивкой, журнальный столик с вазой, в которой вот уже несколько столетий нашла своё пристанище мумия иссохшего букета. Опавшие лепестки чёрными хлопьями падали на страницы книги, хозяева которой отлучились, казалось, на миг, а прошла уже целая вечность. Остро блеснуло что-то, отразив свет магического огонька. Застеклённая рамка с голофотографией.Фабио стёр слой пыли и велел светлячку подплыть ближе, а в следующий момент у него перехватило дыхание: с фотографии на него смотрел отец, обнимающий Эллеонору Эшли, державшую на руках свёрток с новорождённым Альфредом. У Тимо Лайтонена был вид бесконечно гордого отца и счастливого мужа. На памяти Фабио, насчитывающей уже полторы сотни лет, отец никогда не улыбался так – светло, мягко, ласково. Словно ему принадлежит величайшее сокровище во всех мирах. И для Тейна Лораса, неизвестного, безродного солдата с границ обитаемой вселенной, так всё и было. Он выглядел иначе, чем сейчас – короткие, золотистого цвета волосы, легкомысленная прядка, падающая на синие, лучившиеся счастьем глаза, нет горьких складок у губ и морщинок в уголках глаз… Молодой, красивый, полный жизни и надежд, открытым взглядом смотрел он со снимка, будто бросая вызов всему миру. Тейн Лорас, Тимо Лайтонен… сколько имён сменил он за всё это время? Какие несчастья и утраты заставили его волосы поседеть, а душу – закрыться в стальную раковину доспехов? Почему в его улыбке нет и тени прежнего счастья и тепла? Император Галактики, совершенный, идеальный во всём, безжалостный, мудрый, прекрасный, бесконечно ледяной… Отец.Фабио горько рассмеялся. Он прижимал к груди найденную фотографию, будто пытался скрыть, спрятать глубоко внутри только что сделанное открытие. Как же он был слеп! Как все они – принцы и принцессы Короны – были всё это время слепы и глухи к тому, кто привёл их в этот мир. Они хотели от него чего-то, требовали, сердились, если не получали нужного ответа… А отец молча сносил все их капризы, учил, если было нужно, порой – жестоко. Готовил к жизни и тем ударам, от которых пострадал сам, надеясь, что на длинном пути им повезёт больше, что им не придётся преждевременно стареть и взваливать на себя неподъёмный груз забот… Он любил их, пусть и не показывал этого, потому что проявление чувств для Владыки Галактики – непозволительная роскошь, словно сигнал для врагов – вот моё слабое место! Ответили ли они на эту невысказанную любовь? Сделал ли это сам Фабио?Это не Тейн Лорас был вождём. Совсем не он. Глупо возглавлять сопротивление против себя самого. Значит, оставался лишь один кандидат на эту роль. Отняв от груди снимок, Фабио посмотрел на свёрток в руках женщины. Альфред Эшли, наследник крови Эгеров, первенец и законный сын Тимо Лайтонена. Законный! Рождённый в браке от женщины знатного рода и если отец не был дворянином, то его сын считался таковым автоматически, ибо в те времена род передавался не по отцу, а по матери. Альфред – настоящий, истинный наследник Империи, вот почему его портреты украшают знамёна мятежников. Они – его непризнанная армия и он готов к нападению. Осталось немного, почти все приготовления завершены и если ничего не предпринять в самом ближайшем будущем, Империю ждёт крах и гражданская война.Сказать, что Фабио был напуган сделанным открытием – не сказать ровным счётом ничего! Он был в ужасе! Почему Араши ничего не докладывал отцу, позволил всему зайти так далеко? Или он заодно с Альфредом? Почему настоящий наследник таится, вместо того, чтобы в открытую предъявить свои права на престол?Повернувшись, чтобы уйти, оглушённый откровением Фабио случайно задел плечом книжный стеллаж и среди рухнувшего на него водопада пыли, паутины и пергаментной трухи под ноги принцу упала небольшая деревянная шкатулка. С трудом заставив себя расстаться с голоснимком отца, Фабио поднял свою странную находку и положил на столик. Внутри оказалась пачка писем. Самых обыкновенных, написанных от руки корявым детским почерком. С любопытством принц развернул одно из таких посланий. Буквы уже почти выцвели, однако эмпату, каким являлся Лестер Турио Барр Амадо, не нужно было читать, чтобы понять смысл послания. Маленький Альфи писал, как соскучился по маме и папе, как хочет, чтобы они снова были вместе. Он старательно выводил крупными буквами, как сильно любит своих родителей, даже пытался рисовать на полях – неумело, но с детской, чистой верой в то, что когда-нибудь они снова встретятся, а тот злой человек, что забрал его к себе, будет наказан.Но с каждым новым письмом детская надежда умирала, угасая, точно догорающая свеча. Одинокий мальчик, презираемый, отвергнутый всеми, свою глубокую тоску мог доверить только письмам, которые никто и никогда не прочитает, потому что у изгнанных из галактики родителей не было адреса, на который можно было отправить эти наполненные поистине недетским горем послания. С каждым разом боль его становилась острее, он взрослел и понимал, что остался совсем один, что ему не помогут, и он до конца своих дней будет вынужден терпеть издевательства и унижения, которым ежедневно подвергал его Кан Сатор. И в какой-то момент боль эта превратилась в ненависть, неприкрытую, чистую, и она огненным безумием разрывала Альфреда на части. Отравленный собственной жаждой мщения, одержимый неутолимой страстью вновь воссоединиться с родителями… чтобы медленно, мучительно убивать их. Он сожалел только об одном – что не умеет воскрешать, дабы муки Эллеоноры и Тейна, невольно ставшими причиной его страданий, длились вечно.Если у Альфреда и был Дар, то только проклинать. Он делал это с изощрённостью художника, творящего картину кровью и слезами своих жертв. Кан Сатор породил чудовище, извратив, сломав и опорочив чистого ребёнка, но в оставленных письмах ненависть к Императору была не столь яркой – Фабио чувствовал это и с каждым ударом сердца боль Альфреда вонзалась в сознание принца, как раскалённый до бела нож, яд его безумия проникал в кровь и отвращение к этому заставило пальцы Лестера разжаться, выпуская пачку бумаг. Облегчение было настолько невыносимым, словно он, задыхающийся в заколоченном гробу, вдруг оказался освобождён, но это было только эхо тех чувств, что испытывал несчастный лорд Эшли. Какой же ад носил он в себе всё это время? Сколько веков провёл, упиваясь этой беспросветной тьмой, находя наслаждение в одной лишь мысли – отомстить?! Не Кану Сатору, сделавшему его таким – Тейну Лорасу и Эллеоноре Эшли, давшим ему жизнь.Знал ли он, что в его письмах истинным было лишь презрение к себе?