6 глава (1/1)

"Настоящий мужчина не может бояться трех вещей в своей жизни, - некогда говорил Антуан де Бурбон, почивший в славе и чести и оставивший сыну непростое наследство, - ненастья, войны и смерти".

Юный беарнец внимал словам отца отчаянно и прямо, изредка совершая абсолютно необдуманные поступки, в которых отвага соседствовала с глупостью.С приездом в фамильный замок четы герцогов Лотарингских настроение Анрио сползало в пропасть с каждым часом. Он не знал, чем заняться, а потому слонялся сперва возле замка, а потом и по окрестностям города и винограднику, прилегавшему к Бар-де-Люку так тесно, что возможно было даже у самых его стен обнаружить сочные зеленые лозы.Веселые игры с мячом и на бреттах совсем не привлекали Наваррского в этот час. Размять ноги удалось и обычной прогулкой, так что в обеденный час Анрио даже уснул на конюшне, устроившись на свежем сене. Кувшин молока, хлеб и зеленый лук, испрошенные на кухне, и вовсе вернули юному принцу румянец на пухлые щеки, так что он обошел крепость дважды или трижды и пересчитал все ступени и переходы в башнях, старательно не сталкиваясь с напыщенными дворянчиками католиками, то и дело пытавшимися его задеть или вызвать гнев.Беарнец так бы и проводил время с бессмысленным умиротворением, удрученный лишь последним письмом матери, которая выспрашивала о здоровье сына и просила его поскорее приехать и забыть о путешествии во французской королевской свите, если бы не Эркюль Валуа, который попался на пути.Вернее, во дворе рядом с телегой, с которой не сгрузили часть королевской поклажи, оставив прогреваться на чудесном весеннем солнце. Младший из братьев тихо плакал, тёр кулаками глаза и выглядел абсолютно потерянным и ненужным среди суетливых господ, которые позабыли в очередной раз о своем принце.- Что-то случилось? Кто вас обидел? - Анрио присел перед обычно нелюдимым и даже злым ребенком, с которым находил язык лишь по причине своей открытости и абсолютной доброты. - У меня осталось немного хлеба и молоко... Хотите потрапезничать, мой друг? - беарнец потрепал теплую темную макушку, улыбнулся и помог Эркюлю подняться с холодной земли, ногой отгоняя бродившую поблизости курицу.О, средневековый замок не мог существовать без живности. Наверняка, в прилегающих строениях ухаживали за коровами, свиньями, лошадьми, держали коз и овец...Ведь Карлу Лотарингскому как-то удалось накормить прибывших гостей и даже пообещать им приятный ужин.- Ничего такого... Марго жаль, - младший Валуа искал утешения одиночеству, страхам и слишком крепко прижался к беарнцу, прося о защите.- Может, нам сходить к ней? - спросил Анрио тише, замечая поблизости высыпавших из дверей молодых дворян, заполнивших желудки и искавших развлечений.Некоторые из них изрядно доставали Наваррского и в Париже, за что снискали среди родных чуть ли не геройскую славу - ведь задевать врага Церкви казалось им забавным и даже правильным.- Смотрите, кто у нас тут! - Луи де Клермон ухватился за шпагу и направился в сторону беарнца, поглаживающего Эркюля по плечу. - Давно ли вы играете с Обезьянкой? - пошутил неуместно и некстати, вызывая смех товарищей, облачившихся в привычные щегольские наряды, но до сих пахнущих лошадиным потом сильнее, чем духами.- Давно ли вы стали настолько косноязычны, что не знаете имени принца? - зная, что младшего Валуа никто не защитит, ведь у мерзавцев уже вошло в привычку его шпинать, Генрих не упустил возможность встать на защиту слабого и оскалился, показывая гасконский норов. - Думаете ваши перья чем-то отличаются от куриных?- Нет, я думаю, что это вы деревенский дурачок, которого от чего-то пускают в замок. Может, из вас решили сделать придворного шута? - парировал Клермон, ища одобрения у друзей, которые громко рассмеялись.- Оставьте их, - Эркюль вытер опухший от слез нос и потянул беарнца за рукав.

- Обезьянка научилась говорить, - Луи сладко улыбнулся и продемонстрировал хорошенькое личико в лучшем свете. Возможно, на него даже и часто дышали юные барышни, только вот Наваррского не впечатляли бездушные и глупые мальчишки. И все же он замахнулся... не за тем, чтобы ударить, а лишь желая спугнуть! Кулаком целился прямо в нос! Зло щуря глаза! Показывая всю свою натуру, что не отступит даже перед стаей шакалов, жмущихся к друг другу.- А ну разошлись! - из темноты дверей вынырнул поверенный короля Жан д'Англере, который несомненно был старше и опытнее вороватой и откровенно дурной компании фаворитов, прижившихся на благодатной почве, которую от чего-то называли службой. - Ваше высочество, вас искала королева. И вас тоже звали, Анрио, - молодой человек только дернул руку под коротким плащом, как вся стайка бросилась наутек, явно опасаясь возмездия.Теперь беарнцу оставалось только кивнуть и тем самым негласно поблагодарить за помощь, а еще покрепче сжать пальцы Эркюля, который совсем не желал расставаться с милым сердцу другом, обещавшим сносную, но совсем не королевскую еду.Право, Обезьянка действительно не отказывалась никогда от угощений Наваррского, так что легко расправлялась с его запасами сыра, кореньев, вяленого мяса и молока, если удавалось пообщаться без лишних глаз и ушей.Отметиться у Екатерины Медичи оба успевали обычно за десять минут. В чужом замке очень легко забывали про спутников короля и младших детей. Вот и Анрио почти всегда находился лишь под приглядом старого слуги да пары учителей, тоже отводивших глаза и предпочитавших личные дела. Сколько бы им не платила Жанна д'Альбре, беарнец вел вольную жизнь и вовсю пользовался тем, что не стоит на одной ступени с Шарлем или Александром, вечно влипавшим в неприятности или даже организующим их.Наверху, в небольшой каморке, которую Эркюль делил со слугами, задерживаться совсем не хотелось. Душные помещения давно пропахли холодом, сыростью и болезнями, к которым привыкали лишь столичные крысы, но точно не отпрыск маленького вольного рода.Генрих предпочел забрать маленький "клад", чтобы посетить несчастную маленькую Жемчужину, о которой младший Валуа отзывался как о самой несчастной из принцесс. По пути к комнате Маргариты он жевал жадно хлеб, испеченный в большой печи, закусывал это все чесноком и земляной грушей, да еще и молока то и дело требовал из рук защитника, с которым никогда пытался закапризничать или проявить дурной нрав.Будто длань Господня простиралась над Эркюлем, будто небо разверзалось, чтобы возвратить ему разумение и понимание вещей, не всегда доступных даже взрослым. Да, Марго нуждалась в помощи, а лекари еще не придумали лучшего средства, чем целительная сила улыбки и добрых слов беарнца, чья отзывчивость поражала в самое сердце.- Сюда, - мальчик не путался в узких темных проходах, за которыми скрывались комнаты, назначенные Клод для семейства Валуа.

Наваррский ступал осторожно, опасаясь запнуться и выронить драгоценный кувшин с молоком. После стука в заветные двери он с сомнением растрепал волосы и избавился от мелкой травы и сора, оставшегося после сладкого сна на сеновале.Открыла фрейлина, совсем еще юная девочка, у которой оказались забавные ямочки на щеках и веснушки, рассыпанные по вздернутому носу и щекам.- Мы войдем? Можно ли увидеть твою госпожу? - первым нашелся беарнец, сильно покрасневший от того, что видит перед собой не человека, а только грудь, которая явственно проступает в разрезе платья.- Она спит!

При попытке закрыть дверь Эркюль вставил ногу между комнатой и коридором, в котором горела лишь пара факелов. Ни дать-ни взять крысиная нора.- И все же я хочу ее видеть, - Валуа беспокоился о сестре, которая поругалась с матерью. Подробностей он не знал, но слышал, что Марго кричала и плакала, проклиная все семейство, а теперь и вовсе заперлась от гостей.- Не надо настаивать, малыш, - ласковое слово и касание вынудили младшего принца подчиниться. Анрио протянул фрейлине подношения. - Мы принесли молока и козьего сыра... И только хотели передать, что желаем ей скорейшего выздоровления...- Это Анрио? - голос Маргариты приближался, она выглянула из-за плеча подруги и словно выдохнула. - Входите же, - пригласила обоих внутрь, приподнимая на плечо неловко убранное домашнее платье. - Вы настоящий чародей, кузен. Я думала, все забыли о моем существовании... - девушка забралась с босыми ногами на кровать и устроилась там в явном бессилии, скрывая за бледностью невероятное мужество терпеть недомогание.- Здесь свежий хлеб еще, - Анрио наблюдал, как фрейлина набирает для госпожи простую трапезу, как сама голодно ухватывает кусочки. Он подошел ближе и оказался в свете окна, что удлинило и без того худую тень. - Эркюль, садитесь, вам тоже следует перекусить.Беарнец распоряжался, словно самый настоящий король, всем указывал их занятия с милостивой нежностью, отказать которой не хватило бы сил. Потом с позволения Марго устроился возле нее и взял в ладони протянутую руку, показавшуюся озябшей. - Как вы теперь себя чувствуете?- Чуть лучше, - Марго улыбнулась и приняла от подруги чашу с молоком, чтобы с удовольствием приняться за угощение. Она даже не обращала внимания на чавканье младшего брата. Измученная, брошенная после жестокого наказания, но не сдающаяся и смело смотрящая вперед, Жемчужина Франции очень хотела жить, так что принимала добро с тем почтением, на которое способно лишь юное и неиспорченное сердце.- Я прошелся по виноградникам и дошел до самой реки, - Анрио пытался развлечь принцессу, а потому начал рассказ безо всякой задней мысли. - Там дивно тепло, уже распустились болотные лилии и даже лягушки прыгают по молодой траве. Можно снять обувь и ходить босяком по пологому берегу. Главное - не заходить далеко, чтобы не замочить штаны...Маргарита подняла на Наваррского заинтересованный взгляд. Забавный мальчишка всегда так странно и легко изъяснялся, что хотелось слушать о его простых радостях.- Потом я от скуки бродил у крепостной стены, там греются на солнце ящерки, да и тритоны к вечеру могут славно петь у воды. Но не сегодня... Сегодня точно случится гроза. Облака становятся кучевыми, и если через полчаса ударит первая молния, то я не удивлюсь совершенно... Как считаете?- Мммм, я не очень разбираюсь в искусстве предсказывать дождь, - Марго покосилась на Эркюля, у которого внезапно появились молочные усы.- Батюшка говорил, что весной часты грозы... Они освежают ум и дают дышать растениям. Пора засевать урожай, готовиться к жаркому лету, к купаниям и долгим прогулкам. Я бы взял вас на прогулку... - добавил чуть скромнее и потупил глаза, потому что смущался и понятия не имел, как вести себя со столь прелестной особой, как принцесса.Склонной к преувеличениям Маргарите льстило особенное отношение беарнца. В пылу обид она слишком сильно переоценивала и его доброту, и его доблесть, и даже детскую непосредственность, с которой Анрио восхищался природой и ее разнообразием.Строгие рамки морали, воспитания, при котором основной задачей любой женщины стало только деторождение и подчинение мужу, не позволяли принцессе воспринимать юного Наваррского иначе, чем возможного жениха.Тот любезно проводил время с девушкой и раньше, принимал участие в ее привычных занятиях и играх, помогал в вышивке, подавая ленты, бисер и жемчуг, читал вслух книги для самой Марго и фрейлин. А теперь со всем пылом пытался поднять настроение, обрушенное в пропасть безысходности.Малышка подтверждала дружбу кивками головы, вниманием и даже тем, что приняла скромный поцелуй пальцев, когда Анрио уже собрался уходить, а от самой Екатерины Медичи пришло приглашение в зал.- Если бы не дон Карлос, то я обязательно вышла бы за вас замуж, - Маргарита впервые за вечер улыбнулась, согретая лаской нежданного гостя, которому не стало до сих пор известно об ужасном скандале. - Ни один другой кавалер не способен на вашу деликатность и теплоту, - вздохнула, понимая, что пора расстаться и переодеться, несмотря на недомогание.Эркюль тоже оставил жевание и молчаливое подслушивание и соскочил со стула так, будто вовсе не рыдал еще два часа назад у поросшей мхом старой башни замка.- Если вы однажды захотите стать моей супругой, я почту это за честь, - беарнец поспешил с ответом, совсем не слыша ноток лести в подобных обещаниях. Марго он и правда любил, но лишь как подругу, с которой не приходится изображать глупца, покоренного необыкновенной красотой.Возможно, по негласным канонам юные кавалеры и предпочитали лгать принцессе, возвеличивая ее внешний облик, но Наваррского мало впечатляли мелкие невыразительные черты лица и торчащие под кожей кости. Он предпочитал румяных простушек, а не закованных в корсеты высокородных барышень, и давно определился в том, что не возьмется ухаживать за Маргаритой даже если на то представится случай.- Я запомню ваши слова, - у порога Анрио и принцесса обменялись родственными короткими поцелуями в щеки, а затем расстались в удивительно приятном приподнятом состоянии, от которого ступаешь словно по облакам, забывая невзгоды и горести.Наваррский уже хотел уйти подальше от шума большой королевской свиты, оживившейся перед ужином и заполнившей переходы небольшого замка. Он всего лишь мечтал немного отоспаться после последнего путешествия, когда встретил старого учителя Шалло де Бруна, что сообщил о жестокой ссоре между Шарлем и королевой, которую наблюдали по крайней мере с десяток свидетелей.Не мудрено, что короля под охраной затем сопроводили на пологий холм, вместную часовню,выглядевшую почти заброшеннойна фоне живописной зеленой долины из-за старых могильных плит и поросших густым мхом черных стен. Там Шарля оставили одного для покаяния.Анрио ушам не верил, но, обладая абсолютно непредсказуемым характером, в самый пик бури покинул уютную постель и, накинув на голову плащ, выбрался наружучерез малые врата Бар-де-Люка, что чаще всего предназначались для отходов, и направился в сторону храма, освещаемого белыми всполохами молний.Он не опасался до нитки промокнуть, пока упорно взбирался по извилистой дороге, часто цепляясь за камни из-за потоков воды, пытавшихся сбить с ног. А оказавшись во дворе часовни, и вовсе задержался, поднимая лицо к небу, что разверзлось и сулило долгое ненастье. Желание увидеть Шарля перевешивало любое прежнее упрямство.Часовня соприкасалась с низкими грозовыми тучами и принимала удары стихии так, будто все силы ада устремились к проклятому месту, пока там находился король Франции. Любой смертный убежал бы поскорее прочь, завидев, как молнии ударяют по каменным надгробиям, как ветер хлестает дождем по стенам и окнам.Но не таким уродился отпрыск истинных Бурбонов, чтобы останавливаться всего лишь в полушаге от намеченной цели.

Анрио быстро прошлепал через церковный двор и нырнул к закрытым кованым дверям, проверяя на прочность замки и отчаянно желая попасть внутрь. Охрана словно растворилась в небытие, через узкие окна с витражами разглядеть внутренности почти заброшенной обители не удавалось совершенно. И Наваррскому уже показалось, что он здесь абсолютно один, когда очередная вспышка на небе позволила разглядеть в узком длинном зале одинокую черную фигуру, стоящую перед алтарем.- Шарль... - беранец с двойным упорством попытался вломиться в часовню через окно, но так и не сумел его открыть продрогшими пальцами, что никак не проникали за решетки. Он бессмысленно дергал за круглые кольца дверей и, наконец, дрожащий и уставший от бессмысленной борьбы, забился в нишу за каменную фигуру одного из апостолов, чтобы хоть как-то согреться и обсохнуть. С южной стороны ветер шумел слабее, гудение его не измучивало слух, и несмотря на то, что сапоги совершенно промокли, Анрио не испытывал нисколько дискомфорта от лютой непогоды. Скорее уж - удивление и любопытство человека, которому предстоит пережить грозу поблизости от государя - только не внутри, а снаружи храма.То, что Шарлю одиноко и страшно, Наваррский от чего-то не сомневался. Он даже представлял, что крепким плечом подпирает плечо государя, выражая тем самым свою искреннюю дружбу. Но пока приходилось терпеть холод и согреваться похлопыванием плеч и переминаниями с ноги на ногу, выть от досады и плакать, как потерянному ребенку.Шарль понятия не имел о том, что поблизости глупый беарнец сражается с грозой, словно с игривым щенком. Король был слишком опустошен после многих часов размышлений и разговоров с самим собой, чтобы услышать слабый стук в двери или поскребывание в окна, когда за пределами часовни разыгралась дикая небесная стихия.Не было ничего умиротворяющего в строгих линиях храма, ледяные стены давно сдвинулись и превратились в узкую клетку, в которой едва удается дышать.- Твоя судьба верить лишь себе, - голос старшего Валуа звучал гулко и с потусторонними неприятными нотками и отражался звоном, соединявшимся с шумом дождя. - Они желают тебе погибели... Надеются, что ты проявишь слабость, отречешься от престола. Они желают убить тебя... Да, убить, как несчастного Франциска, которого вынуждали прислуживать прихвостням, строящим планы на королевство.

- Тогда почему ты еще жив? Разве ты отрицаешь волю Господню в тот час, когда было всего тяжелее? Разве у тебя мало сил, чтобы противопоставить лжи истину? Ты можешь сам выбирать путь, - Шарль отвечал себе и делал это совсем иным голосом, полным мольбы, слез и даже отчаяния. Преклонив колени перед алтарем, несчастный не поднимал головы, бормотал под нос и встряхивал влажные волосы, словно дикое животное.- Твоя мать предаст тебя... Предаст в любой момент. Она хуже любого ядовитого насекомого - жалит и не разбирает пути. Придворные плетут заговор. И Лотарингское семейство злится, что уже не станет частью короны. Тебя предал даже родной брат. Сколько ты протянешь? Год? Два? Когда тебя вынудят вылизывать вассалам сапоги? - жуткие нотки ответа слышались рычанием в темноте. Шарля начало трясти, будто одержимого, с уголка губ его стекли капельки пены, глаза закатились на несколько жутких мгновений. - Быть дьяволом - вот судьба любого короля...- Нет... ты добрый король. Ты не станешь творить зло только потому, что тебя не признает мать. Она всего лишь оберегает тебя от ошибок...- Ошибок? Ты же трахаешь родных сестер и брата. Ты хочешь сладострастия. Ты желаешь крови? Много крови, чтобы текла рекой. Тогда тебя станут бояться враги...Шарль вновь тряхнул головой, прислушиваясь к грохоту грозы, но явно не понимая, что буря только нарастает. За несколько часов, проведенных в ложном покаянии, он уже узрел призраков, что появлялись один за другим из стен и бормотали несвязно о том, что готовы служить господину.

Король не сводил с креста ледяного ненавидящего взгляда до тех пор, пока свечи не погасли все до единой, чтобы соединить с иным, внутренним миром, где обитали настоящие чудовища.Да, Шарль сопротивлялся до последнего. Вернее, ему казалось, что можно сохранить прежний лик, что терпеливо сносил любые оскорбления.Глубинная тварь таилась слишком долго на дне души, и теперь она полновластно занимала место прежнего, доверчивого и одновременно нелюдимого юноши, который слишком сильно сомневался в своих силах и политических умениях.- Мы здесь диктуем! Мы есть единственная правда! - король повалился на бок, когда горло сжало неожиданным спазмом. Он отрывал невидимые пальцы противника от шеи, пытался вздохнуть. - Ты будешь слушать? Будешь делать так, как я скажу? - глухой рык сменился зверской гримасой, исказившей лицо. - Довольно делать вид, что тебя волнует чужое мнение. Ты другой! Не такой, как стадо овец, которым нужен пастырь... Сам! Сам стань им пастырем!Шарль замолк. Тяжело дыша и вновь меняясь лицом так, словно его переполняло ужасной болью, выгнулся во внезапном пароксизме, упираясь стопами в каменные плиты, а потом резко вскочил и в ярости направился к алтарю, что казался преградой к заветной цели.По лбу и скулам короля стекали капли пота. Глаза почернели, а пальцы на руках скрючились, словно сломанные ветки.- Никто не получит моей власти. Я буду править этой кровавой охотой, - юноша резко обернулся на вспышку в окнах, где искаженное небесное пламя внезапно стало таким ярким, что мозаики начали двигаться и играть библейские сцены на изъеденных влагой стенах. Грохот молний смешался с внезапным землетрясением - настолько громким, что Шарлю показалось, что небо рушится на голову.В этот момент крыша над королем пошла трещиной, посыпались мелкий мусор и камни, а в следующий миг часть креста, украшавшего часовню, тяжело полетела вниз и разбилась, верхушкой вгрызаясь в пол всего в каких-то десяти шагах от того места, где только что лежал изгнанник.Потоки дождя сразу полились внутрь старого храма. Благочестие сменилось безумием... Шарль не отпрянул, не издал даже крика. Он уселся на алтарь и закинул ногу на ногу, чтобы взирать на гнев Господень в тот час, когда вернулся избранный сын.- Ну, что ты мне скажешь? Тебе нечего сказать, - пробормотал с презрением пустоте, набираясь терпения, потому что гроза внезапно стала стихать, и серые сумерки напомнили о скором весеннем рассвете.Ближе к шести утра, когда в ветвях начинают петь птицы, в предместьях Бар-де-Люка, сильно пострадавшего от бури, сильно похолодало. Вместе с всходящим на дрожащем влажном горизонте солнцем в долину пришли небывалые для этой теплой весны заморозки. Даже на лужах появился тонкий узор льда, суливший гибель урожаю винограда.

Наваррский выбрался из укрытия, преодолевая внутреннюю дрожь, как раз тогда, когда услышал голоса, которые становились все громче. Он пытался согреться, разгоняя кровь движением, не убиравшим ледяных игл, что вонзались под влажной одеждой в кожу.

Охранники, таившиеся в крошечной пристройке рядом с храмом, тоже высыпали во двор, испуганно озираясь и ища причину сильного грохота. Но на нее, высоко задрав голову, уже взирал Анрио. Рот его широко раскрылся, а в глазах появился суеверный ужас, что невольно вынуждал перекреститься. Осенили себя знамениями и прибывавшие к месту покаяния короля многочисленные дворяне, возжелавшие сопроводить Екатерину Медичи до часовни.

Черная женщина чуть ли не последней взобралась по холму. Шурша юбками, испачканными в грязи, вплыла во врата и прикрикнула на толпу, недовольно махая руками и вынуждая людей расступиться, а помогавших фрейлин отойти прочь.- Собаки! Не стойте на пути! - закричала не своим голосом.Наваррского оттеснили ближе к черной от дождя католической святыне, как щенка, что вечно мешается под ногами. И пришлось сильно постараться, чтобы растолкать всех локтями и не упустить мига, когда священник поднимется по лестнице и повернет ключ в замке, а затем поднимет тяжелый засов.Беарнца толкнули между лопаток пару раз. Петли заскрипели, двери отомкнулись. И из них белым туманом схлынул ледяной взвесью туман, а потом из темноты показалась черная фигура короля.Ничего сверхъестественного, но люди при его появлении на пороге часовни опустились на колени. Сначала, первые, видевшие Шарля в рассветном бледном сиянии утра, потом - те, кто ждал в отдалении.Анрио не сводил со старшего Валуа измученного взгляда невинного ребенка, не замечая никого более вокруг, даже драгоценного Анжу, прячущегося за спиной матери. А Шарль смотрел перед собой и молчал, сильно сжимая потемневшие от переохлаждения тонкие губы. Длинный, прямой, с острыми чертами лица и чертовским взглядом, король пугал и завораживал одновременно.Он ступил мимо окаменевших охранников и испуганного побледневшего священника, сделал пару шагов по лестнице, играючись показывая силу и стать хищника, широко развел плечи и как будто разом подрос еще на полголовы.Наваррский сглотнул, теряя под ногами почву. Злая полуулыбка Шарля пугала настолько, что хотелось даже закричать во весь голос. Дворяне же виновато опускали головы и не смели увидеть своего государя при свете дня.

А тот оглянулся и посмотрел на половину каменного креста, который уже никогда не будет стоять на обители, проклятой самим Богом, опять окинул толпу невидящими равнодушными глазами и походя, словно не испытывал холода вовсе, подошел к продрогшему Анрио, стянул с себя шерстяной плащ и накинул тому на плечи с необычайной, тайной и жадной нежностью. Рука Шарля ласково прошлась по влажным светлым волосам, пальцы сжались и... отпустили.

Король вполоборота наблюдал за реакциями матери. И когда та шевельнулась, явно преодолевая изумление, благоговейный ужас и восхищение волчицы, увидевшей, что щенок стал волком, и сложила руки на животе с невыносимо недовольной миной, продолжил путь и почти вплотную приблизился.

Суровым молчанием он выражал скрытую угрозу, сулившую прилюдную ссору при малейшем сопротивлении, если Екатерина Медичи не уступит и не отойдет в сторону. Напирал, нависая сверху, будто глумился над всеми правилами, по которым обязан чтить родителей. Минуту. Две... Глазами сжирая и ненавидя до глубины души.

Наваррский дрожал, наблюдая за происходящим. Нет, он до конца не понимал произошедшего, лишь осмыслял, как связана природная стихия и падение креста с крыши, как вера может обрушиться на плечи тех, кто молится не тем богам. А еще о том, что пережил Шарль, запертый в одиночестве.Тот Шарль, что родился из бури. Тот Шарль, что поставил дворян на колени одним лишь кивком головы. Тот король, перед которым внезапно отступила сама горгона, освобождая дорогу и низко опуская голову.Колени Анрио сделались ватными и слабыми, перед глазами поплыли темные круги. Реальность будто скручивалась и на короткие мгновения наполнялась взвесью капель с тысячами отражений, в которых главный волк зовет следом стаю.Молодые дворяне сходили с мест и направлялись за королем. Толпа редела... И кажется, рисковала превратиться в звенящую пустоту, пока Наваррский медлил.- Идем, ты совсем замерз, - голос Алексиса прозвучал над ухом настоящим медом, горячая рука обняла крепко, накидывая сверху еще один плащ. - Мой птенчик...