Кролик (1/1)

Muse - Undisclosed Desires- Усаги... а какое желание ты загадаешь, если победишь? - с твоих уст этот вопрос звучит робко, почти пугливо, как шелест крыльев потревоженных голубей, потому что "если" в случае самого сильного бойца Двенадцатой войны не существует.Он точно знает, что кровью и потом добьётся титула короля жестокой битвы, как только ваш временный союз станет бесполезным для него. Оставалось лишь растягивать время до неизбежной кончины, пытаясь зачем-то углубиться в природу кровожадного маньяка, который на самом деле при всей своей непосредственности не выглядел таковым.Усаги возвёл глаза к полотну ночного неба, в котором собрались жемчужинки звёзд, сверкающие не хуже бриллиантов.- Я хочу подружиться со всеми в мире, - задумчиво, с налётом мечтательности сообщил некромант; и звучало это так невинно, что ты ни за что бы не предположила, что именно на руках этого человека покоилась пролитая кровь многих обезображенных воинов, если бы не видела собственными глазами, как лезвие в его ладонях, враждебно блестящее при лунном свете, рассекало чужие головы, как растопленное масло.Учитывая его оригинальный подход к заведению крепких связей, твои внутренности должны были свернуться в тугой узел. Но, вопреки здравой логике, для тебя он походил на одинокое облако, дрейфующее в течениях ветра, неспособное ни набраться влаги и пролиться благодатным дождём, ни просто рассеяться, прекратив своё бессмысленное странствие в поисках чего-то незримого. По-итальянски облако - "Nuvola", и чем дольше ты перекатывала на языке полупрозрачным леденцом это слово, тем больше оно становилось похоже на "Неволя". Невольное облако, пойманное в плен какой-то печалью, лишающей истинной цели. Возможно, причина его одичалого поведения крылась за его трагическим прошлым, что окутывал таинственный и плотный, как мех речной выдры, туман. Потому что этот гротексный ребёнок в нелепом костюме, что имел такое трогательное желание, не походил на разумного убийцу. Возможно, он просто не умел правильно дружить. Изгой, не признанный обществом, что нашёл утешения в некромантии, благодаря которой рождались его личные, безвольные и преданные куклы, никогда не покинувшие бы его и не осудившие за странный внешний вид или звериные повадки.- Усаги, а ведь можно подружиться с людьми другим путём, - осмелилась озвучить ты свою идею, о чём где-то в чертогах трезвого разума сумела пожалеть; он непредсказуем и с лёгкостью может разрубить чересчур тонкую нить вашей связи, как только ему надоест выслушивать твои миролюбивые тирады. - Не обязательно их убивать.Кролик вскинул на тебя любопытный взгляд, больше походящий на взор голодного волка в полнолуние, поймав в себя оцепеневшую девичью фигуру. Но тут же отпустили и спрятались в тени ресниц, вновь лишая бледное, как снежное полотно, лицо признаков жизни.- И как же я ещё могу подружиться с ними? - на минуту его голос тянет бесстрастной меланхолией, но затем нотки набирают оборот, отдавая больной одержимостью, а зрачки в обрамлении кровавой каймы бешено трясутся. Усаги по-заячьи подскакивает к тебе на алых каблуках, припечатывая крупные, но гладкие и нежные, как у младенца, ладони в твои плечи. - Расскажи мне, не томи! Расскажи о других способах подружиться со всеми! - возбуждённо бормотал молодой человек, вынудив тебя остолбенеть и ошеломлённо хватать урывками ледяной воздух, который недружелюбно шипел и вился в груди.Усаги таращился на тебя своими жуткими глазами, похожими на две бездонные ямы, где на самом дне хранились резервуар со свежей кровью и горкой выпотрошенных тел, которые продлевали жизнь багрового источника. Не находишь в себе сил сразу дать ему ответ, потому что гулкие стуки сердца, разгоняющие горячую кровь по телу, заглушает адекватные мысли. Сквозь твою кожу начинают просвечиваться васильковые русла вен.- М-можно... - начинаешь ты сдавленно, будто тебе наступили на горло, вынудив сухо откашливаться. - Можно общаться с ними, гулять, обнимать... любить... Впрочем, это всё как раз и относится к платонической любви.- Любить? - некромант отстраняется, приобретая на доселе устрашающем лице, походящее на страшную латексную маску, какие светятся в ночь на Хэллоуин, озадаченные черты. Он отпрянул, вызволив тебя из стального захвата своих цепких рук, и снова огляделся по сторонам, заставляя чёрные уши на ободке покачиваться. - Я думал, любить - это гладить по голове и говорить, какой ты молодец... - с сомнением протягивает он. - Я любил так кроликов на своей ферме. Они милые. Хвостики пушистые.Нет, ты бы ни за что не подумала, что этот сумасшедший с лицом юноши в расцвете сил является опасным убийцей, учитывая его совершенно детский лепет, из-за которого лёд в твоих голубых глазах трескается и ломается; поднимается половодье, снося все плотины смятений, затапливая по самое горло. Он говорил о своих домашних питомцах с какой-то сладкой ностальгией, и речь его окутывал невидимый флёр упоения. И взгляд его был опиум, тёмный дурман, исподволь вползающий в вены и растворяющий в себе разум, здравый смысл, страх.- Любовь бывает разная, - осторожно начинаешь ты. - Друзья должны дарить друг другу живое тепло.- Тепло...? - растерянно спрашивает в пустоту альбинос, пробуя будто бы новое слово на вкус, бережно смакуя его и посылая импульсы испытанных ощущений в мозг, чей механизм помогал анализировать содержимое фразы.Пристальный взгляд чёрно-красных глаз Усаги жёг кожу сквозь столь ненадёжную, кажущуюся сейчас слишком тонкой, ткань светлого платья - и одновременно замораживал всякую волю к сопротивлению, когда его руки снова настойчиво и уже изучающе впились в твои локти.- Тёплая... - туманно произносит Кролик, вдобавок непозволительно приблизившись к твоей вытянутой шее, вдохнув с кожи, покрытой россыпью мурашек, аромат амбры, апельсина и бергамота. От Усаги исходил совершенно противоположный, не такой приятный фимиам, от которого бы кружило голову. Железистый запах крови буквально въелся в него, пустил свои крепкие корни, и больше не вдохновлял своим однообразием. То, что пришлось впустить в свои лёгкие парню, покорило его, пустило по плоти будоражущую вибрацию, заставило распуститься где-то в глубине тот самый мускатный шалфей, который ему теперь захотелось увидеть воочию. - И приятно пахнешь. Ты не такая, как другие мои друзья. Тёплая, вкусно пахнешь... Значит, ты мой настоящий друг, которого я полюблю!Его голос, как весенняя капель, звенел восторженно и наивно, точно влюблённое бормотание школьника. Усаги радовался так, будто получил лотерейный билет, способный привести его к несметным богатствам. Ты же обескураженно уставилась на него, не понимая, какие чувства сейчас владеют тобой; этот непредсказуемый, местами безумный человек вводил тебя в ступор. Дикий взгляд устремился на то, как парень, чьё мускулистое дело было будто приделано к ребяческой голове, воодушевлённо улыбался и кружился, как в детском хороводе, смеясь на грани истерии. Ты нервно сглотнула, чисто инстинктивно прикрыв рукой мягкое, беззащитное горло в узком треугольнике разреза. А затем он снова бесцеремонно овладел твоим каменеющим телом; натиск Усаги на твои руки неосознанно усиливался. Он походил сейчас на всепожирающее, не знающее границ и рамок пламя. Бледное, как медицинский халат в размытом изображении, с резким металлическим и мускусным запахом. Кровь в твоих жилах машинально стынет, словно некогда горячая лава, поддерживающая благоприятную температуру тела, залитая льдистым водопадом.- Холодная, - теперь уже огорчённо замечает Кролик, глаза из крови и смоли рассеянно разбегаются, в чернильных зрачках читается первобытная паника, сотрясающая былую выдержку. - Это плохо. Нужно, чтобы ты была тёплой, иначе мы больше не сможем дружить.Ладони Усаги начинают проделывать монотонные движения вверх-вниз вдоль чужих рук. Пламя, которым он является, так близко, так рядом - дразнит гитарными изгибами широких бёдер, взглядом подёрнутых пеленой предвкушения получно-чёрных глаз. "Тёплая... Ты становишься снова тёплой!", - триумфально кричит альбинос, безмятежно хохоча и запрокидывая голову. Пламя так близко и так рядом - ты только протяни руку, зачарованная его смертоносным танцем, и оно поглотит бледный воск былой невинности, переплавив его в ответный огонёк. Его прихотливо изогнутые язычки как приоткрытые губы, в которых твоя мольба остановиться алхимически и непостижимо превращается в приказ продолжить. Чувствуешь, как под ногами хрустят догорающие обломки здравого смысла, что теперь суть немой пепел, не способный достучаться ни в чьё сердце.- Ты не такая, как другие мои друзья. Ты тёплая, как я. Мы одинаковые. А значит, ты - мой самый лучший друг, которого я люблю! - теперь бархатистый голос Усаги касается обнажённой кожи, как крылья траурного мотылька - с безжалостной лаской, от которой что-то сладко сжимается внутри. - Ты тоже любишь меня, (Твоё имя)-чан?- Я... - осекаешься, не зная, что ответить; парень смотрит так, будто на грани находится его последняя надежда, которая рухнет в бездну, если ты не дашь ему положительный ответ. - Люблю... Я тоже люблю тебя, - меланхолично тянешь ты, стараясь сделать голос ровнее и выдавить из себя хотя бы вымученную улыбку, но и эти жалкие старания становится для Усаги приторным мёдам на мёртвенно-белых, сухих губах, чьи уголки расходятся в удовлетворённой улыбке.Почему-то на этой ноте в твою голову закрадывается действительно безумная мысль: а что будет, если ты попытаешься приручить этого раненного зверя, превратив его в полноценную домашнюю и ласковую зверюшку? Это ведь возможно; древние люди приручали диких волков, обращая их в покорных псов, а львы под чутким присмотром дрессировщиков становились покладистыми кошками, что с радостью ластились к хозяину за кусочек любви. Мысль плотно засела в голове и скреблась крупными когтями леопарда, толкая к решительным действиям. Кровь ныне бушевала не столько из-за трений Кролика, сколько из-за зашкаливающего адреналина.Ты обхватила ладонями лицо напротив себя и, преодолев рубеж стеснения и страхов, выпятила вперёд губы, коснувшись уст Усаги. Омерзительный привкус металла, от которого пощипывало кожу на губах, причинял дискомфорт только первое время. Дальше, как можно крепче зажмурив глаза, ты привыкла к новым ощущениям, замерев в целомудренном соприкосновении. Глаза Усаги были широко распахнуты, но он не смел и шелохнуться - тоже, как и ты, пережёвывал новые ощущения, которые поразили, как удар молнии. Ты чуть отстранилась, смотря в глаза некроманту, который, выбравшись из вязкого транса, выдохнул тебе в губы:- Очень тепло...И, словно свихнувшись вторично, он, смелея, бросился осыпать поцелуями всё твоё лицо. Не ожидая от него подобного рывка, ты опешила, сделав несколько шагов назад, но была прижата к холодной, каменной стене. Будто пропитавшись альтруистичным инстинктом, Кролик обвил горячими, как раскалённый прут, руками твою спину и начал хаотично водить по ней ладонями, создавая смятые складки на платье, но пробуждая внутри новый огонь. На миг тебе показалось, что его ногти, которые он выпустил в твой позвоночник, обратились медвежьими когтями, потому что от их сдавливаний едва ли не хрустели и скрипели кости; в спешке он забыл о тактичности и проявлял себя дико, жадно, импульсивно, тёр спину ещё сильнее, словно боясь, что его единственный тёплый друг остынет, как неожиданно потушенная свеча, что осветила тёмные закоулки его одинокой души.- Тепло, тепло, тепло... - благоговейно шептал некромант, восхищённо смотря в твои глаза и судорожно вдыхая твой аромат, который дурманил голову, как фруктовое вино.- Усаги... - полустон-полушёпот, которым ты останавливаешь Кролика от ещё одного болезненного слития. Его взгляд впервые выражает какую-то благодарность, покорность, рот, обычно искривлённый акульим оскалом, удивлённо и выжидающе приоткрыт, словно готовый принять в себя любой твой приказ, переварить его и выдать согласие подчиняться ему, как его неживые марионетки. Неужели тебе всё-таки удалось что-то доказать ему? От этой мысли накрывает такое облегчение, будто ты выиграла спустя вековые продирания через других воинов-терновиков Двенадцатую войну, а не научила предаваться трепету сумасшедшего. - Это ведь лучше, чем убийства, так?Некромант еле слышно вздохнул, ощущая, как его быстро, точно скоростной экспресс, и неумолимо засасывает трясина первой привязанности к живому человеку. И да, это было действительно лучше, чем размахивать кровавыми клинками направо и налево, сотворяя лишь холодных марионеток, которых нельзя обнять - обожгут колющим льдом своей омертвевшей плоти. К тебе он мог подойти в любой момент, чтобы, как паразит, выпить вместо крови тепло, точно он представлял из себя экзотический коктейль. Ведь ты никогда не станешь холодной, как суровый северный ветер. В твоих жилах всегда будет течь почти что горячая влага. Он не позволит ей остыть ни на минуту.- Да. Мне очень нравится твоё тепло. Ты похожа на меня... и на кроликов. У них тёплый мех, - безмятежно бормочет Усаги, совсем как ребёнок, который с первого взгляда влюбился в необычное и милое существо - дети ведь впечатлительные натуры. Он зарылся кончиком носа в твои карамельные волосы, всё чаще вдыхая с них аромат, как одержимый героином человек, подтверждая свою нынешнюю зависимость от естественной температуры твоего тела.Он не додумал другие мысли и не дал подумать тебе - просто закрыл глаза, обнимая и пряча в своих сильных, белых руках, как в гнезде, твою персону. Конечности у Усаги были раскалённые, как кипяток - так, что ты невольно вздрагивала и коротко, шипяще, выдыхала сквозь стиснутые зубы от прикосновений, словно тебя прижигали сигаретой. Но не вырывалась, разрешая вершить над собой эту возникшую любовь - невыносимую, как Страшный Суд, и желанную, как смерть после долгой пытки. Если таким образом тебе удастся приручить его, научить это Облако, которое наконец-то обрело смысл и цель, по-настоящему любить, то пусть будет так - подобная судьба, схожая со вкусом зыбких грёз, была вам обоим по душе.Как я хочу вкушать тебя почаще,Вдыхать твой аромат, забыв про всё.Прильнуть губами, впитывая влагу.Почувствовать на языке твоё тепло.