Перевод в Нью-Йорк (1/2)

Сразу после отлета Адриена во Францию мы с Томми вернулись в квартиру Романо. Надо было спешить, так как скоро мог появиться домовладелец, у которого еще отец Романо снял квартиру. А значит, вещи моего любимого, переставшего из-за болезни платить за квартиру, могли оказаться на улице. Я упаковала документы Романо и самые необходимые ему в будущем вещи. Когда мы собирали его учебники, из одного выпала фотография: я и он незадолго до моего отъезда в Нью-Йорк. Романо тогда еще не знал, что я скоро уеду. Мы были и выглядели счастливыми... Ах, каким далеким кажется то время! Я печально опустила голову, но ностальгировать времени не было. Мы продолжили складывать вещи, а фотографию я положила во внутренний карман пальто. Унесли мы и урну с прахом отца Романо. Теперь неизвестно, когда этого несчастного человека предадут земле... Ведь он просил сына похоронить его на Кубе. Я вновь постаралась отогнать уныние. Вскоре мы нужное забрали в мой гостиничный номер. Это был единственный раз, когда я нашла время, так сказать, выбраться в люди. Когда через три дня улетела в Нью-Йорк Роза, я и мама остались в Чикаго ухаживать за Романо. французскиеунылые, однообразные дни. Мы вставали в семь, наспехзавтракали в ресторане гостиницы, а затем я отправлялась в больницу, где сидела фактически сутками. Когда я уж очень уставала, то просила маму сменить меня. Иногда к нам в гостиницу с утра приходил Томми, и мы шли в больницу вместе. Пару раз заходила Дон. Я подарила ей те французские духи; это ее очень тронуло. Моя старая подруга сочувствовала моему горю, но ее личная жизнь сложилась лучше, чем моя. У них с Томми зародились серьезные чувства. Я была уверена, что они скоро поженятся. Тем более, их то родители не возражали. Я пыталась проявлять радость за них, максимально возможную в моем положении. Лекарства, прописанные Розой, не так-то просто оказалось достать. Помог отец Томми, мистер Джон Райли, вертевшийся в медицинской сфере. И лечение помогло. Наметились положительные тенденции. У Романо восстановилось дыхание, это было большой победой. О ней я поведала Розе по телефону, задыхаясь от чувства благодарности. С нею мы созванивались каждый день:она хотела знать, как идут дела у моего любимого. Джулиано тоже звонил нам в гостиницу. Он пришел в ужас, когда узнал, что случилось с Романо. Я была благодарна своим замечательным родственникам за столь живое участие. Но все же этот месяц дался мне очень тяжело.Сидя у постели Романо, я испытывала двойственные чувства. Было настоящей пыткой видеть этого молодого, крепкого, энергичного парня в таком состоянии... Сердце разрывалось на части. Подчас мне казалось, что я горю на костре и никак не могу сгореть. А с другой строны беспрестанное нахождение рядом с ним было давало странное счастье. Он рядом... Я могла разговаривать с ним. Я верила - он меня слышит. Оставлять его даже с мамой было тяжело... Мне казалось, что то, как я ухаживаю за Романо, делает меня к нему еще ближе. И, выходя за порог больницы, я начинала почти сразу безумно скучать по нему, и часто, несмотря ни на какие уговоры матери, возвращалась обратно, толком не отдохнув. Прошло три недели. Наступил март. Погода была совсем весенняя. От графа до сих пор не пришло никаких вестей. В то утро я Томми по обыкновению направились в больницу. Вдруг нас окликнул грубый голос:

- Эй, Белоснежка, у тебя новая девка?! А Дон уже по боку?! Я так поняла, обращались к Томми. Мы резко обернулись. Напротив нас стоял чернокожий парень с дерзким до отвращения выражением крупного лица.

- Это он, - сказал Томми и крепко сжал мою руку. Я вся обмерла. Тот урод, что искалечил нашу жизнь, стоял сейчас передо мной и самодовольно ухмылялся. Я узнала его: когда мы с Романо еще учились в одном классе, этого негра исключили из школы за грабеж и насилие. Самое неприятное заключалось в том, что ему было все известно все про наши отношения с Романо, и он узнал меня.

- А ты... Чего приперлась?! Опоздала, крошка. Замочил я твоего паршивого латиноса. А он, конечно, уверен в том, что Романо умер.

- Куда претесь вместе? Неужели на могилку?! Кровь ударила мне в голову и, не думая о последствиях, я до разрыва горловых связок закричала:- Ах, ты, грязная свинья, не смей разговаривать со мной после того, что сделал! Подонок, не смей произносить даже имя Романо!

- Дрянь французская... Я тебя все равно урою! - Он кинулся ко мне с явным намерением ударить, но Томми загородил меня собой и негр испугался. Да, он боялся Томми после их последнего боя на ринге, когда тот его победил.

- Идете на фиг вы оба! - крикнул негр. - В отличии от вашего разлюбезного дружка, у меня-то все в шоколаде. Представляешь, Белоснежка, - обратился он к Томми, держась от него на безопасном расстоянии, - нашелся богатый спонсор, который видел мои бои, и предлагает мне заняться более прибыльным делом. Через три дня я уезжаю с ним в Лондон. Я отныне в конном спорте. Вот так, голубки, кусайте локти...

Мы круто развернулись и перешли на ту сторону улицы, не оборачиваясь, а его гнусный голос долго еще рычал что-то нам вслед. Томми видел, что меня всю трясет от этой встречи, и попытался меня успокоить. Но меня колотило дрожью не только от нахлынувшей ненависти, но и от страха. Этот мерзавец видел, что мы с Томми вместе куда-то идем... Как-никак, он будет тут, в Чикаго еще три дня. А если он или его "штурмовики" (подходящее словечко, не правда ли?), выследят, куда мы ходим? Вдруг он захочет довершить начатое и убить Романо? В той больнице это будет несложно! Томми успокаивал меня, говоря, что у бандита теперь другие заботы, но мне было очень страшно... И, уже приходя в себя у постели Романо в больничной палате, я неожиданно для себя, в волнении, горячо прошептала:- Адриен, Адриен, где ты? Пожалуйста, поторопись. Ты нам нужен...

Граф действительно был моей единственной спасительной надеждой на то, чтобы вытащить любимого из этой дыры. И, да: я впервые признала это. Адриен стал мне как никогда близок и необходим. Я позвонила матери из больницы, так как боялась оставить Романо даже на несколько минут, и рассказала о том, с кем увиделась сегодня. По голосу я поняла, что мама тоже испугалась возможных последствий этой встречи. Она сказала, что подъедет сменить меня через час, а пока позвонит Адриену. Ей необходимо узнать, чем он занят в Париже и поторопить его. Она действительно примчалась ровно через час. На лице ее застыло выражение благоговейного удивления, так бы я охарактеризовала эти смутно радостные чувства. Я не могла добиться от нее, где Адриен и что с ним. Она лишь качала головой и наотрез отказалась говорить. Лишь потом, спустя долгое время, я выяснила, что, собственно, произошло.

Мама сразу после нашего разговора позвонила Адриену. Сначала она набрала номер его квартиры в Антибе. Но вместо его голоса услышала в трубке приятный мягкий баритон незнакомого молодого мужчины. На вопрос, где господин граф де Монфор, мужчина ответил, что точно не знает, но граф обещал приехать на днях. Тогда мама осведомилась, с кем имеет честь разговаривать. И тут получила совершенно неожиданный ответ:

- Я - Этьен Морсе, агент риэлторской фирмы купли-продажи недвижимости "Сокол". Господин граф обратился в наше агенство с целью продажи своей квартиры на Лазурном берегу. Мама в шоке повесила трубку и лихорадочно кинулась набирать номер парижской квартиры графа на Елисейских полях. Там история повторилась, только ответиладевушка из агентства "Заря". Мама повесила трубку и тихо сказала: "Я вышла замуж за святого. Адриен! Я не знала, что ты такой!" А тем временем в Париже.ФлешбэкАдриена. Я - Адриен, граф де Монфор. Я - наследник сСредстваи древнего рыцарского рода и огромного состояния моих предков. Я - единственный сын своих родителей, их надежда и отрада. Однако я сроду не был избалованным и залюбленным ребенком. Отец всегда был строг, занимался мной со всем пристрастием и дал мне прекрасное обучение. При всем спартанском воспитании, конечно, я учился в лучшей школе Парижа, и мне была открыта дорога к безоблачному будущему. Я с детства знал, что рожден для жизни в определенном круге людей и владения имуществом, доставшимся мне по праву наследования. Были ли для меня в жизни важны деньги? Я совру, если скажу, что не были. Средства давали возможность жить, как я хочу, заниматься любимым делом, путешествовать. Но все же, куда более, чем деньги, меня волновала память моей семьи. Самой страшной мыслью для меня с детства была мысль о том, что я могу уронить честь рода де Монфор. Я старался жить так, чтобы моим предкам было за меня не стыдно. Мои воспоминания... Наверное, с каждым человеком однажды случается событие, которое каким-то образом влияет на всю его дальнейшую жизнь. Так у меня произошла в восьмилетнем возрасте одна встреча, на детском Рождественском балу. Я заметил девочку, мою ровесницу, не особенно красивую, даже можно сказать, простенькую. Рыжие кудряшки, вздернутый курносый носик, веснушки и ямочки на озорном личике, ясные-ясные голубые глаза... Она привлекла мое внимание тем, что отдала пакет с дорогими шоколадными конфетами, подаренными ей, мальчику, который расплакался отчего-то. Не помню сейчас всех подробностей этой сцены - они изгладились из памяти, как начертанное на песке. Но выражение мордочки смешной девчушки, жертвующей свой законный подарок для маленького капризника, до сих пор ясно стоит у меня перед глазами. Я познакомился со щедрой девочкой. Ее звали Шарлотта де Шантли. Тоже из богатой семьи, живущей на Елисейских полях, всего через два дома от нас. Мы сдружились и все детство провели вместе. Я - Адриен, граф де Монфор, прочитавший уже тогда, в столь молодом возрасте, в добрых светлых глазах юной Шарлотты свою судьбу. Когда нам было по четырнадцать лет, я понял, что люблю Шарлотту, но в силу воспитания и привитой скромности возможности поговорить все не было. Может, я просто не решался. Потом она серьезно заболела. Что-то серьезное с дыхательной системой, о чем она предпочитала не говорить. Ее отец для лечения продал роскошную квартиру на Елисейских полях и уехал с семьей в город Антиб на Лазурном берегу. Там здоровье его дочери восстановилось, но ее переезд все равно оторвал нас друг от друга. Я очень скучал по ней, заполненость души куда-то исчезла. Но время шло; я закончил школу, а после получил экономическое образование в Гарварде. Воспоминания о подруге детства словно бы спрятались в дальний уголок памяти, но я не мог совсем забыть ее. Я отверг всех невест, предложенных мне отцом для вступления в брак по окончании моего образования. Теперь я понимаю, что ждал ее... И совершенно неожиданно дождался.

Я - Адриен, граф де Монфор, после смерти родителей вступивший в право владения всем своим огромном наследством. Я стал обладателем папиного ювелирного магазина на улице Риволи в Париже. Однажды я решил отдохнуть от дел и,поручив магазин умелому прохвосту-управляющему, поехал на Лазурный берег. Мне очень хотелось попасть в Антиб, к Шарлотте. Впрочем, Шарлотта, наверное, уже замужем, думал я безрадостно. Но все сложилось для нас наилучшим образом. Как во сне Я - Адриен, граф де Монфор; в Антибе меня пригласили на гонку яхт, проходившую тут каждый год. Я заметил одну небольшую, легкую и красивую белую "Чайку", которой лихо управляла худенькая рыжеволосая девушка. Я прослушал момент, когда объявляли фамилии участников гонки, но эта яхта и ее капитанша привлекли мое внимание. "Чайка" выиграла гонку, и, когда победительница ловко спрыгнула на пирс, я остолбенел. Эти летящие по ветру рыжие кудри и озорной взгляд я узнал бы из тысячи. Она, Шарлотта! Мы снова разговорились. Оказалось, яхта - это подарок ее отца на ее последний День Рождения. Сам он умер три месяца назад, и дела семьи пошли с тех пор не очень хорошо. Но продать яхту Шарлотта не решалась - все же это была живая и яркая память об отце. Позже я признался ей в верной любви, и она ответила взаимностью. Мы стали вновь встречаться, и вскоре я сделал ей предложение. Я - Адриен, граф де Монфор, нашедший свое счастье, свою любовь и свою судьбу. Мы поженились с Шарлоттой летом 1975-го года, а в 1979-ом она подарила мне нашего единственного сына Кристиан. Моя жена казалась (да и была) уникальным человеком. Она была очень добра ко всем, я не встречал в нашем обществе столь душевных, милосердных, любящих людей. Она посещала больницы и занималась их обустройством, помогала бедным и сиротам. Но в то же время сама умела жить шикарно и со вкусом и могла позволить себе весьма дорогие увлечения. Шарлотта обожала машины и скорость. За рулем она чувствовала себя особенно счастливой. Если бы я знал, чем закончится ее интерес к автомобилям!.. Шарлотта, веселая Шарлотта никогда не унывала. Солнечный Лучик, рядом с которым все мрачное преображалось... Вот тогда я понял до боли ясно, что главное в жизни. Эти два человека - жена и сын, ради которых я, не задумываясь, отдал бы все свое состояние. И, наверное, такое не полагается говорить мужчине, но Шарлотта многому учила меня. Она отличалась от всего светского общества, в котором мы вращались, и это не могло не волновать столь приятно мою душу.

Однажды, это было в апреле 1983-го года, Шарлотта узнала об одном бедном семействе, матери которого нужны были деньги для срочной операции сына. У мальчика были больные глаза. Я видел, как эта история задела Шарлотту. Она несколько недель не находила себе места, а потом вдруг уехала к матери в Антиб, оставив меня и Кристиана в Париже. Я был огорчен и

удивлен тогда ее внезапным отъездом. А потом выяснилось, что она продала свою "Чайку", подаренную ей покойным отцом и, по возвращении в Париж, нашла эту бедную семью и отдала ей все деньги. Я, тронутый до глубины души поступком жены, все-таки спросил:

- Как ты смогла продать "Чайку"? Ведь это память об отце, его последний подарок. И как сейчас я помню слова Шарлотты:

- Дорогой, что, по-твоему,важнее: вещи или живые люди? Почему-то меня как огнем обожгло в тот миг.

Я - Адриен, граф де Монфор, счастливый и гордый муж и отец. Я и представить себе не мог, как легко потерять все самое дорогое в жизни. Последние полгода Шарлотта была сама не своя. Грустная; огонь, мерцавший в ней годы нашей семейной жизни, погас. Часто, уложив в постель Кристиана, она уходила на кухню и полночи сидела там в одиночестве, тупо, невидяще глядя в окно. Я пытался взбодрить ее, но ничего не помогало. Она стала ездить к знакомому адвокату. Я не знал, зачем она это делает... Приближалось лето 1984-го года. Мы отвезли пятилетнего Кристиана к его бабушке в Антиб, и вдвоем остались в Париже. Вдобавок, я затеял большой ремонт в родовом замке и периодически уезжал туда, чтобы контролировать рабочих.

Стоял конец августа 1984 года. Мне хорошо помнится этот день. Я сидел в гостиной, попивая свежий чай из старинного сервиза моей матери. Шарлотта на пианино почему-то играла одну и ту же пронзительную грустную мелодию. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль. Вдруг она сказала:

- Адриен, любимый, если со мной что-нибудь случится, пообещай мне кое-что. Моя рука непроизвольно дрогнула, и я чуть не пролил чай. К чему молодой женщине говорить о смерти?!

- Что ты твердишь такое?! - Явспылил. - Не смей даже думать об этом! С чего тебе это пришло в голову?! Мы ведь счастливы, у нас прекрасный сын.- В жизни разное бывает. В один миг все может измениться, - пожав плечами, спокойно сказала Шарлотта. - Пообещай мне.- Ладно. Что пообещать?Мне было не по себе от этого разговора и хотелось скорее покончить с ним.Тем более, вечером я отбывал из Парижа в замок (возникла серьезная необходимость моего присутствия там). А уезжать не хотелось с тягостными мыслями не хотелось.

- Пообещай, что женишься вновь, если встретишь достойную женщину. - Она посмотрела на меня умоляюще. Я поспешно дал вырываемое у меня обещание, но сразу стал заверять ее, что с ней ничего не случится, что она молода и здорова, а дурные мысли надо выкинуть из головы. Я так горячился, что случайно задел рукой чашку из маминого любимого сервиза, и та разбилась. Я ошарашенно смотрел на ее осколки, и был раздосадован и из-за странного состояния Шарлотты, и из-за любимой маминой чашки из тонкого мейсенского фарфора. Шарлотта перехватила мой расстроенный взгляд, брошенный на пол. Она посмотрела на меня с укором и сказала:

- Память о близких людях, она здесь, - и Шарлотта показала на сердце. - А это - всего лишь вещь. Не грусти о ней. И мне отчего-то стало стыдно за свой порыв. Вечером мы попрощались с Шарлоттой. Я вновь просил ее не брать в голову нелепые и ненужные мысли. А потом сел в машину и уехал на вокзал. И сейчас закрываю глаза и вижу ее стройную фигурку в легком летнем платье, стоявшую рядом с нашим домом. Если бы я знал, что это прощание не на несколько дней, а навсегда!