Часть 7.Солнце видит твоё дело, а луна — душу (1/2)
Вначале круиз выглядит очень многообещающе: огромный корабль, дорогой номер (не чета тому, в котором они жили в Бостоне), роскошная еда и, что важно для Зака, — большое количество девушек. Их так много, и они такие красивые, что он просто теряет голову. Коди на это только закатывает глаза. Всё это кажется раем и блаженством после долгого учебного года для мальчиков и нескольких лет работы без отпуска для Кэрри. Им скоро семнадцать, и с каждым годом у Зака всё лучше получается лгать и скрывать правду. Поэтому до самого вечера Кэрри даже не подозревает, что круиз — это никакой не отпуск, и что вечером ей снова придётся работать, развлекая постояльцев плавучего отеля своим красивым голосом. Коди не поддерживает идею брата, но корабль очень заманчив, и он позволяет себе это малодушие. Когда правда всплывает, Кэрри очень разочарована. Она отказывается работать из-за чистого упрямства. Их дорогой номер для особых гостей меняется на ужаснейшую маленькую каюту с одной двухъярусной кроватью, в которой пахнет сыростью, темно и очень тесно, а помимо них там проживают клетки с животными, потому что специально отведённый для этого отсек переполнен. День, обещавший закончиться потрясающе, плавно перетекает в тесную, тёмную ночь, наполненную шорохами животных и запахом плесени.
Кэрри устраивается на первом ярусе дребезжащей кровати, которая грозится развалиться при первом вздохе, и демонстративно молчит, впервые на памяти мальчиков не желая им спокойной ночи. Её можно понять.
Зак устраивается на втором ярусе и отказывается пускать Коди к себе: — Слишком тесно и троих эта старушка точно не выдержит.
— И где я, по-твоему, должен спать? — возмущается Коди.
В ответ ему прилетает подушка и пододеяльник. Зак отпускает шуточку про одеяльце, которое всегда с Коди и сейчас как раз будет очень в тему.
На полу не очень удобно, над головой шуршат животные в клетках, дверь постоянно открывается и ударяет его по ногам. Заснуть, конечно, не получается. Кэрри заснула ещё до их перепалки, а понять, спит ли Зак невозможно.
Зак не спит. Он слышит, как ворочается Коди, и мысль о том, что он обещал себе уважать брата раздувается у него в голове до огромного шара, грозясь лопнуть. Лезут ненужные воспоминания о том, когда они только приехали в Бостон, и Коди тоже никак не удавалось уснуть. Спустя пятнадцать минут Зак сдаётся, садясь на кровати и шёпотом зовёт брата:
— Эй.
Он не знает, что говорить дальше, поэтому просто ждёт, что Коди поймёт его сам, но этого не происходит. Брат поднимает голову с тихим ?чего тебе?? и смотрит куда-то в темноту. Там, где силуэт Зака подсвечивается только сиянием луны из крошечного иллюминатора над самой кроватью.
— Переставай кряхтеть и поднимайся сюда, — Зак пересиливает себя и двигается к стенке, слыша, как дребезжит кровать под ними, пока Коди совершает торжественное шествие наверх вместе со своим одеяльцем и подушкой. В этот момент Заку очень хочется поддеть брата, но он молчит. Они долго пытаются устроиться на кровати, а им уже не по десять лет, так что это довольно проблематично. Зак несколько раз шипит на Коди, Коди огрызается в ответ, и они вроде бы находят нужную позицию, свернувшись немыслимым крючком. Какое-то время близнецы лежат в тишине и молча смотрят друг на друга. Иллюминатор над их головами открыт, и слышно, как тихо дышит море, выпуская солёный воздух прямо в их маленькую каюту. Это приятно. Это успокаивает. Настолько, что в какой-то момент Коди осторожно разгибает ногу и касается ступнёй икры брата. Зак хочет спросить, какого чёрта, но не может перестать смотреть в поблёскивающие глаза Коди. Близнецы смотрят друг на друга слишком долго. Коди не хочет убирать ногу, ему приятно и хорошо, и впервые он не желает думать о последствиях. В голове тысяча и одна мысль, в груди — столько же непонятных чувств. Он видит поджавшиеся губы Зака, его сузившиеся глаза и тут же накрывает чувство чего-то ужасного, неумолимо несущегося ему на встречу со скоростью литерного поезда.
Спустя бесконечные несколько минут Зак вытягивает ноги в ответ и кладёт руку на щёку брата. Они сокращают расстояние и целуются, даже не осознавая этого. Коди в какой-то момент кажется, что всё это — глупая шутка Зака, что сейчас он отстранится и рассмеётся ему в лицо, сказав, что нашёл его настоящий дневник. Коди даже думать не хочет, что будет, если это произойдёт на самом деле. Но Зак не отстраняется — он притягивает Коди ближе к себе, глубоко вдыхает его запах и закрывает глаза.
Зак даже представить себе не мог, как сильно хотел простого поцелуя с Коди. Ему кажется это чем-то смешным и серьёзным, значимым и волнующим. О череп бьётся мысль ?какого чёрта ты творишь, полудурок??, потом он снова валит всё на гормоны… вся эта свистопляска продолжается до тех пор, пока Коди не обнимает его в ответ. Они расслабляются в руках друг друга, Коди приоткрывает рот и шумно втягивает воздух, как мгновение назад это делал Зак. Пахнет по-прежнему плесенью, морским воздухом и человеческими телами. Они целуются очень долго. По ощущениям — всю ночь. И оба в какой-то момент осознают, что на нижнем ярусе кровати лежит их мать, но от этого момент становится только острее и приятнее. Внутри что-то бурлит, набирает обороты и огромной волной поднимается наверх, ударяя по самым мозгам.
Засыпают братья в полной тишине, не меняя позы.∞ ? ∞ Круиз подходит к концу. Кэрри прощается со своими мальчиками и возвращается в Бостонский ?Тип-топ?, в то время, как Мосби пакует чемоданы, чтобы отправиться работать в плавучий отель. После короткой передышки друг от друга Мэриону и близнецам снова придётся провести вместе не один месяц и теперь всё немного хуже, чем может показаться на первый взгляд: отель на корабле и сбежать при первой же возможности не получится, а число тех, на кого можно было бы свалить все их проделки, резко сокращается. Но есть в Школе Семи Морей и свои плюсы: новые люди, новые одноклассницы, новые возможности и приключения. Но самое главное — никакой мамы (а, значит, никакого надсмотра и конец ужасной еде и выпечке, которой можно было убить). Коди этому не рад. Он вообще ничему не рад, потому что после ночи на тесной двухъярусной кровати, когда они проснулись в обнимку, Зак даже не нашёл в себе сил посмотреть брату в глаза. Он сбежал, трусливо поджав хвост и даже старался не смотреть на Коди лишний раз, не говоря уже о разговорах.
Коди бы понял. Он бы понял всё, если бы Зак сказал, мол, прости, но ты же сам понимаешь, какую чертовщину мы творим. Или что-то в этом роде. Но Зак не сказал. Он просто решил избежать этого, нацепить на себя ещё более яркую и неправдоподобную маску балагура и скрыться за ней. Коди втиснулся в свою старую раковину, из которой брат так старательно выковыривал его всё это время. По крайней мере, он не собирается веселиться и радоваться жизни, как это делает Зак. Он не собирается лгать себе, потому что страницы его настоящего дневника по-прежнему знают о нём всю правду и будут с презрением пялиться на него, если он скажет, что всё той ночью вышло случайно.
Нет. Он хотел этого. Зак этого хотел. Они оба желали того, что произошло. Коди знает наверняка, он помнит взгляд Зака и это — точное отражение его собственного, который он видит в зеркале уже несколько лет. Кроме того, он помнит все те разы, когда Зак раздевал его глазами. Захочешь такое придумать — фантазии не хватит.
Но Зак поджимает хвост, а Коди не хочет просто так отпускать свои чувства. Он влюблён в брата, и оторвать от себя кусок мяса будет так же больно, как закрыть на всё происходящее глаза. Либо он живёт с трудностями и принимает их, либо потом они настигают его и надирают ему зад. Коди выбирает первый вариант. Он сидит на краю своей новой мягкой кровати, уткнувшись лицом в ладони, и желает распасться на атомы, а потом ещё и на протоны.