Часть 1 (1/2)
Вскоре после отъезда Филиппа пришла пора отправиться в путь и маленькому Кантору. Анжелика не находила себе места; суета сборов в особняке приводила ее в ужас, двор с его сплетнями и шутками раздражал и заставлял чувствовать себя нездоровой, и даже проверенные подруги не могли ее успокоить.
За два дня до отправления корабля молодая женщина внезапно приняла решение и поразилась, как оно не могло прийти ей в голову раньше: отправиться в путешествие вместе с Кантором. Она давно хотела лично посетить консульство в Кандии. Кольбер считал, что месье Роша, который являлся фактическим посланцем французского государства, утаивает истинное положение дел на Крите, ставшем камнем преткновения между мусульманским и христианским миром.Письмо мужу она решила отправить перед самым отъездом, с какой-то мстительной радостью предвкушая, что когда он получит его, она уже будет в Марселе. Анжелике казалось, что уговорить адмирала де Вивонна будет легко, так как он давно числился среди ее поклонников. Тем не менее, ей пришлось столкнуться с отказом: помощь пришла со стороны мадам де Монтеспан, которая начала замечать внимание короля к маркизе дю Плесси. Скрепя сердце, месье де Вивонн дал свое согласие.
Остаток времени ушел на лихорадочный сбор вещей, напутствия Барбе и прислуге и рассылку писем, однако ей удалось уложиться в сроки, и вот, после долгого путешествия по разбитым дорогам, ранним летним утром маркиза дю Плесси взошла на борт корабля.
Анжелика задумчиво следила, как мелькают в волнах, поблескивая и словно играя с белыми гребнями пены, остающимися позади, украшения на обшивке кораблей. Подгоняемые попутным ветром, все шесть галер мчались вперед. Стройные суда с изящно изогнутыми продолговатыми корпусами и роскошно декорированными боками легко взлетали и опускались в темно-синих волнах. Весело вонзались в зыбь позолоченные деревянные фигурки над таранами, сверкая и ослепляя влажным блеском, выскакивали из воды и вновь погружались в нее искусные изображения трубивших в раковины тритонов, амуров в веночках из роз, пышногрудых сирен, которыми была щедро украшена корма каждой галеры. На мачтах развевались яркие ленты, вымпелы и пурпурные королевские знамена.Новизна впечатлений от морских просторов скоро испарилась, и на Анжелику напала хандра. Она запрещала себе думать о Филиппе и их отношениях, но волей-неволей представляла себе, как он отреагирует на ее отъезд, когда получит письмо, в котором она сообщала об отъезде: рассердится? Удивится? Может быть, огорчится?
Со вздохом она признавалась самой себе, что, вероятно, на его лице не отразится ничего, кроме скуки и безразличия, быть может, облегчения от того, что женщина, приносящая в его жизнь неразбериху и хаос, наконец, далеко… Подобные мысли не приносили радости, и даже старания Вивонна и звонкие песни ее сына не могли полностью развеять грусть.
Занавеси палатки, где она расположилась, были откинуты, сквозь них свободно проходил морской воздух, насыщенный ароматами мирт и мимоз, доносившимися с близких еще берегов. Эта роскошная палатка (в шутку ее называли скинией), служившая офицерам корабля кают-компанией, была устроена герцогом де Вивонном на восточный лад — с коврами, низкими тахтами и подушками. Анжелика находила ее довольно удобной и предпочитала узкой, сырой и темноватой каюте, размещенной под мостиком. К тому же в палатке не слышно было ни назойливого дребезжания гонгов в руках надсмотрщиков, ни хриплых криков надзирателей за каторжниками-гребцами; удары волн о корпус судна заглушали эти неприятные звуки; тяжелые мягкие ткани, из которых была сделана палатка, поглощали их. Можно было представить себе, что сидишь в уютной гостиной.Вивонн оказался хорошим собеседником – остроумный, обходительный и жизнерадостный, он с удовольствием развлекал прекрасную маркизу рассказами о морских плаваниях и историями из жизни двора. Несколько раз его действия казались Анжелике откровенными ухаживаниями, но ее это не раздражало, скорей, веселило: она легко переводила флирт в шутку, и Вивонна это нимало не обескураживало.Еще во Франции, в первую их остановку, маркиза попросила герцога оставить Кантора на флагмане рядом с нею; Вивонн принял ее просьбу за тоску матери по сыну и охотно пошел ей навстречу. Доля истины в этом была, – Анжелика до сих пор не была уверена, что поступает правильно, отпуская сына во взрослую жизнь так рано, – но ей и хотелось понаблюдать, как адмирал будет обращаться с юным пажом в плавании. Филипп уверил ее, что в намерениях Вивонна не было ничего дурного, но сомнения все равно ее не покидали. Полный легкой горечи рассказ мужа о своем детстве снова и снова вспоминался ей короткими южными ночами, когда она ворочалась без сна на мерно покачивающейся кровати, и сердце молодой женщины сжималось то от жалости и нежности к Филиппу, то от страха за судьбу Кантора.
Чем дольше корабль находился в плавании, тем сосредоточенней выглядел Вивонн. Постепенно долгие беседы адмирала с маркизой на палубе почти прекратились, и все чаще то он, то его офицеры подолгу всматривались в голубые бескрайние дали, а потом совещались на корме.
Анжелика заметила, что флотилия теперь шла вдоль береговой линии. По ночам она видела мелькавшие вдали огни прибрежных селений.Как всегда поутру герцог вошел в палатку на верхней палубе, где она коротала время:
— Как вы себя чувствуете, моя милая? — Он поцеловал руку молодой женщины.
— Миллеран, заметили что-нибудь? – спросилу стоявшего нескольких шагах от Анжелики молодого офицера, оглядывающего в подзорную трубу видневшуюся вдалеке полоску берега.
— Нет, ваша светлость. Побережье опустело. Рыбаки бросили свои хижины, опасаясь берберов, которые так обнаглели, что забираются и сюда и захватывают людей в рабство. Жители прибрежных поселков ищут укрытия в городах.— Скоро мы будем, кажется, возле Антиб. Если нам повезет, мы сможем воспользоваться сегодня вечером гостеприимством моего доброго друга, принца Монако.— Да, ваша светлость, если только другой наш приятель — я имею в виду Рескатора — не помешает нашему переходу…— Вы что-то заметили? — де Вивонн быстро встал и взял подзорную трубу из рук своего помощника.— Нет, уверяю вас. Но это меня и удивляет, ведь мы его достаточно хорошо знаем.– Вас что-то тревожит? – в конце концов, напрямую спросила Анжелика, когда Вивонн отпустил офицера и вернулся к прерванному разговору.
– С другой женщиной я бы не стал вести такие разговоры, но вы все-таки жена маршала и всегда отличались рассудительностью и спокойствием, – после колебания ответил адмирал. – Мы вошли в широты, где хозяйничают пираты.– Неужели они посмеют напасть на военную эскадру короля Франции?! – Анжелика широко распахнула глаза.
– Увы, сударыня, - Вивонн пожал плечами. – Рескатору нет дела, военный перед ним корабль или же торговое судно. Мы начеку, и это главное; лучше, если вы тоже будете в курсе дела, на случай, если нам придется принять бой.
— Кто же он, этот Рескатор, о котором вы все постоянно думаете? — спросила Анжелика.— Один из тех нарушающих все законы разбойников, которых нам поручено преследовать и, если удастся, захватить, — отвечал, помрачнев, де Вивонн.— Значит, это турецкий пират?— Он пират, это несомненно. А вот турок ли он, этого я не знаю. Одни говорят, что он один из братьев султана Марокко, другие считают его французом, потому что он хорошо владеет нашим языком. Я скорее склонен считать его испанцем. Но трудно сказать что-нибудь определенное об этом человеке, потому что он всегда ходит в маске. Так часто поступают ренегаты, которые даже нарочно уродуют свое лицо, чтобы их не узнали.— Говорят еще, что он немой. Что ему вырвали язык и ноздри. Но кто это сделал? Тут средиземноморские сплетники расходятся между собой. Те, кто считают его мавром, мавром из Андалузии, думают, что он жертва испанской инквизиции. А те, кто называют его испанцем, обвиняют, наоборот, мавров. Во всяком случае, он красотой, очевидно, не отличается, так как никто не может похвастаться, что видел его без маски. – вступил в разговор заместитель адмирала, де Лаброссардьер. Он вошел в палатку вслед за герцогом и тоже хотел обратить на себя внимание прекрасной пассажирки.— Впрочем, это не мешает ему пользоваться у дам определенным успехом, — продолжил он, доставая из кармана серебряную табакерку. — В его гарем попали, кажется, несколько бесценных красавиц, которых он перебил на торгах у самого константинопольского султана. Совсем недавно старший из евнухов султана, знаете, этот красивый кавказец Шамиль-бей, ужасно сокрушался, что не смог перехватить у Рескатора очаровательную голубоглазую черкешенку, просто сокровище! Рескатор бросал к ее ногам мешки золотых монет, пока она не оказалась по колено в золоте.Лаброссардьер сделал понюшку и несколько раз чихнул в батистовый платок.— Да уж денег у него довольно! — воскликнул де Вивонн, охваченный гневом, так что лицо его налилось кровью до самого парика. — Недаром его зовут Рескатором. Вы знаете, что это значит, сударыня?Анжелика отрицательно покачала головой.— Так называют по-испански тех, кто распространяет незаконные деньги, фальшивомонетчиков. Раньше такие рескаторы встречались изредка, и эти мелкие умельцы никому не мешали и опасности не представляли. Теперь же остался только один такой, и зовут его Рескатор.Этот разговор словно навел порчу на эскадру: ночью ветер совсем стих, и путь пришлось продолжать на веслах. На всякий случай на вахту ставили больше людей. Гребла же только одна партия каторжников при свете факелов, в котором размеренно шевелились тени надсмотрщиков, шагавших по мосткам.Первым, что заметила маркиза, выйдя на палубу на следующий день, приготовления к бою. Помощник Вивонна, строгий молодой офицер, резким голосом отдавал команды; на нижней палубе гребцы выбивались из сил.
Де Вивонна она заметила на капитанском мостике. Вид у него был крайне озабоченный: от его обычной жизнерадостности не осталось и следа. Вместо избалованного фортуной придворного, перед ней предстал военный: строгий и собранный. Облокотившись на позолоченную балюстраду, с подзорной трубой в руке, в которую он поминутно заглядывал, адмирал разговаривал со старшим канониром.— Готовы ваши орудия к бою?— Все приказания, ваша светлость, исполнены: орудия осмотрены, смазаны и с баржи взяты запалы, ядра и картечь.— Хорошо. Возвращайтесь на место.Встревожившись, Анжелика велела служанке найти и привести к ней Кантора, и дождавшись, когда та скроется из виду, подошла к одному из офицеров, командовавших матросами.
– Что случилось, месье?
Офицер досадливо поморщился при виде женщины:
– Штиль, мадам, идем на веслах, – пробурчал он.Она на миг подняла глаза к бессильно висящим парусам и снова обратила свой взгляд на мужчину: