Филипп. На тропе войны. (1/1)

—?Вы намерены выдвинуть официальные обвинения, мадам де Пейрак? —?вопрос Филиппа прозвучал максимально холодно и отстраненно.—?Да,?— голос молодой женщины дрожал от возбуждения. —?Да, да! Он должен понести наказание за то, что совершил; он и его прислужница, эта проклятая Богом гугенотка!—?У вас есть доказательства? —?маркиз прошелся по комнате и остановился около стоящей на коленях у камина Марго, которая лишь протестующе качала головой, не в силах произнести ни слова.Атенаис указала на прикроватный столик, на котором находилась серебряная шкатулка с фиалковыми пастилками.—?Вот. Каждая из этих пастилок содержит в себе яд! Какие еще доказательства вам нужны?! Муж намеренно хотел извести меня, чтобы беспрепятственно развлекаться со своей любовницей, этой дрянью…Филипп небрежным жестом оборвал ее.—?Господин де Пейрак обвиняется в похищении девицы де Сансе. Именно на этом основании я уполномочен произвести арест и сопроводить его в Бастилию. Если к этому обвинению добавится то, что он пытался отравить вас и ребенка в вашем чреве, скорее всего, его ждет казнь. Вы готовы к тому, что вашего мужа обезглавят? —?ледяные глаза маркиза впились в лицо молодой женщины.Франсуаза сглотнула. Она некоторое время смотрела на мужчину, как кролик на удава, а потом медленно кивнула.—?Прекрасно,?— Филипп отдал короткий приказ стоявшему у двери гвардейцу, и тот, грубо подняв служанку с колен, поволок кричащую и упирающуюся женщину к выходу.—?Отведите ее в карету,?— равнодушно бросил маркиз дю Плесси им вслед. —?Она арестована по обвинению в отравлении.***Филипп крутил в руках постановление на арест графа де Пейрака, которое ему выдал Николя Фуке. Если бы он был до конца честным с Атенаис де Пейрак, то ему пришлось бы показать ей чистый лист бумаги, скрепленный королевской печатью, на котором не было ни единого слова. Спешка… Безумная спешка вынуждала их действовать наудачу, надеясь в будущем найти реальные причины для ареста и изоляции столь могущественного противника. И через него добраться, наконец, до Анжелики…Когда посланные за беглецами гвардейцы доложили, что граф де Пейрак расстался с мадемуазель де Сансе около ее дома на улице Ада, маркиз тотчас почувствовал в этом какой-то подвох. Расспросив солдат поподробнее, как долго они продолжали следить за графом после расставания с его спутницей, он с досадой выяснил, что они прекратили преследование, едва его карета свернула в сторону квартала Сен-Поль. Движимый недобрым предчувствием, он в несусветную рань, когда еще не рассвело, навестил семью Фалло и узнал, что Анжелика домой не возвращалась. Сухопарая жена прокурора голосила так, что впору было думать, будто кто-то умер. Ее муж, выглядевший чуть поспокойнее, рассказал Филиппу, что ему показалось, будто ночью он слышал какие-то звуки на улице?— грохот колес подъехавшей к дому кареты, стук входной двери, быстрые шаги на лестнице, но сейчас он говорил об этом, как о сновидении. Оба они умоляли высокородного родственника принять участие в судьбе его несчастной кузины, на что он не ответил ничего определенного и поспешил откланяться.Вернувшись в резиденцию Фуке, маркиз дю Плесси-Белльер получил на руки Lettres de Cachet* и расплывчатые инструкции ?действовать по обстоятельствам?. За эту полную неприятных происшествий и волнений ночь господин суперинтендант решил, что графа де Пейрака нужно полностью изолировать от какого-либо общения, а лучшим решением в данной ситуации был арест и сырые стены Бастилии, которые умели хранить самые страшные тайны. Даже если Анжелика ничего не успела рассказать графу, то он мог поднять шум по поводу её возможной пропажи, если им не удастся договориться с ней о возвращении ларца с письмами заговорщиков полюбовно. А если успела… Что ж, тем хуже для них обоих…Филипп ехал в Париж в карете с черными занавесками в сопровождении дюжины гвардейцев. Сидя на жесткой скамье, он вдруг почувствовал себя арестантом, которым вполне мог стать, узнай король о заговоре в Плесси. Утратить навсегда расположение монарха, потерять должности при дворе и все свои привилегии, запятнать позором родовой герб… А еще страшнее?— полное забвение… Говорили, что в подземельях Бастилии есть узники, которые сидят по тридцать-сорок лет, и они уже сами не помнят ни своего имени, ни за что их заточили в тюрьму.Его передернуло от картины низких, сочащихся влагой каменных сводов тюремных застенков с узкими бойницами под потолком, сквозь которые скупо пробивался солнечный свет, прелой соломы, валяющейся прямо на каменном полу, полчищ крыс, которые чувствовали себя там вольготнее узников… Нет, он сделает все, чтобы избежать подобной участи. А прежде всего?— недовольства короля, единственного человека, которому он был полностью и безоговорочно предан.Добравшись до Ботрейи, Филипп сперва решил поговорить с хозяйкой дома, которую господин суперинтендант настоятельно советовал перетянуть на их сторону. Он сразу взял правильный тон с бледной, как полотно, молодой женщиной, которая приняла его, лежа в постели, и сухо сообщил ей, что у него есть постановление на арест ее мужа в связи с похищением девицы де Сансе. Прошение на высочайшее имя ничего не стоило оформить задним числом, а так как Анжелика уехала с приема у виконта де Мелёна с графом де Пейраком, что мог засвидетельствовать слуга Николя Фуке Клеман Тоннель, и не ночевала дома, что подтвердили ее родственники, то Филипп с полным правом мог указать это причиной взятия графа под стражу. Мадам де Пейрак, казалось, совсем не была удивлена этой новостью или же умела безукоризненно держать лицо. В ответ она сообщила ему, что намеревалась предъявить мужу обвинение в покушении на отравление ее и их неродившегося ребенка, в результате чего у нее сегодня ночью произошел выкидыш.Это было очень кстати! Еще один козырь против графа и прекрасное основание для обыска, который мог помочь обнаружить дополнительные улики против него.С разрешения Атенаис де Пейрак они осмотрели комнату и кабинет хозяина Ботрейи, где обнаружилось невероятное количество корреспонденции, записей, научных трудов и книг. Не желая разбираться во всей этой писанине, Филипп распорядился доставить найденное в резиденцию Николя Фуке. Вне всяких сомнений, господин суперинтендант куда лучше представляет, как это можно использовать против графа де Пейрака. Задача же его, маркиза дю Плесси, была в том, чтобы разыскать Анжелику и этот чертов ларец с ядом и письмами заговорщиков.В самый разгар обыска в дом пожаловал сильно помятый, с красными глазами то ли с перепоя, то ли от недосыпа маркиз д’Андижос. Натолкнувшись на гвардейцев, он хотел было ретироваться, но Филипп распорядился привести его к нему.—?С какой целью, сударь, вы прибыли в этот дом? —?высокомерный тон генерал-полковника королевских драгун привел гасконца в неистовство.—?По какому праву вы допрашиваете меня и распоряжаетесь в доме моего друга? —?вскричал он, хватаясь за эфес шпаги.—?Это приказ короля,?— коротко ответил Филипп, не желая вступать в длинные разговоры с этим нелепым толстяком. —?Зачем вы здесь?—?Я… —?д’Андижос внезапно словно стал меньше ростом и начал озираться по сторонам. —?Я пришел, чтобы навестить господина де Пейрака,?— наконец нашелся он. —?Его разве здесь нет? —?в его тоне внезапно проскользнула фальшивая нота.Филипп насторожился. А что, если…—?Как давно вы видели мессира де Пейрака? —?резко, не давая времени на раздумья, спросил он гасконца.—?Вчера… Нет… Позавчера… —?тот смахнул со лба внезапно проступившую испарину. —?Я… я не помню… Мы с друзьями сегодня ночью так хорошо выпили, память совсем ни к черту…Лжет, удовлетворенно заключил маркиз. А раз лжет, значит, что-то знает. Нелишним будет проследить за ним.Когда толстяк поспешно покинул Ботрейи, Филипп приказал одному из гвардейцев незаметно следовать за ним.—?Ничего не предпринимайте. Просто наблюдайте, и как можно незаметнее.Меньше, чем через два часа, маркиз дю Плесси узнал, что д’Андижос вернулся в дом через оранжерею и от камердинера Альфонсо получил весьма внушительный узел, предположительно с одеждой. После, с превеликими предосторожностями, он выбрался через заднюю калитку, около монастыря лазаристов нанял извозчика и неторопливо покатил по узким парижским улочкам в сторону Нового моста. Оттуда по набережной Турнель доехал до бернардинского монастыря и скрылся за дверями постоялого двора ?Серебряная башня?. Не прошло и десяти минут, как он снова возник на пороге в сопровождении высокого худого господина, чье лицо невозможно было разглядеть под низко надвинутой шляпой, но который весьма заметно прихрамывал.—?Я подумал, что это и есть тот самый граф де Пейрак, которого нам приказано арестовать, а потому, когда они распрощались, проследовал за ним,?— четко отрапортовал гвардеец.Филипп одобрительно кивнул.Дальше картина перестала быть такой радужной. Вскочив на подведенного к нему слугой черного жеребца, мужчина устремился в сторону Латинского квартала, где долго плутал между старинными, обветшалыми домами с остроконечными крышами, которые незыблемо стояли здесь уже много веков, хотя казалось, могли развалиться от малейшего дуновения ветра. Провожатый следовал за ним, словно тень, но начал уже потихоньку выдыхаться, поскольку был пешим, и если бы не невероятная узость улиц, наполненных неуклюжими экипажами, разномастными торговцами, шумными студентами, нищими всех мастей и подмастерьями всех гильдий, он непременно упустил бы графа де Пейрака из виду.—?Говорите по существу,?— раздраженно перебил маркиз гвардейца.—?Он снова вернулся на набережную Турнель,?— развел руками солдат.?Видимо, опасался слежки и запутывал следы,?— подумал Филипп. —?Значит, либо хотел увести преследователей от постоялого двора, чтобы Анжелика успела сбежать, либо не хотел привести хвост к месту, где ее спрятал?.—?Дальше,?— нетерпеливо мотнул головой генерал-полковник.—?А дальше он оставил коня на конюшне в ?Серебряной башне? и поднялся в свою комнату.—?Это все?—?Да, мессир дю Плесси, я сразу же побежал сюда, чтобы доложить вам,?— гвардеец вытянулся в струнку перед своим командиром.Филипп отпустил его движением руки. ?Ну что за идиот?,?— раздосадованно подумал он о солдате. Граф де Пейрак ловко обвел его вокруг пальца, заставив петлять за собой по Латинскому кварталу, а увидев, что его преследователь убрался восвояси, спокойно сбежал. Или нет? Нельзя было арестовать его раньше, чем он наведет их на место, где скрывается Анжелика, иначе из него потом слова будет не вытянуть, как бы не усердствовали дознаватели. Если он не побоялся ради этой девчонки ввязаться в столь опасное дело, то, вероятно, не побоится и отдать за неё свою жизнь…Маркиз зашел в кабинет Жоффрея де Пейрака, где несколько гвардейцев переворачивали вверх дном книжные шкафы и ящики бюро, и приказал двоим из них немедленно отправляться следить за постоялым двором, а особенно?— за недавно приходившим сюда д’Андижосом, графом де Пейраком и светловолосой девушкой с зелеными глазами, если они ее там обнаружат.—?За мужчинами следить, ничего не предпринимая, женщину схватить и доставить к господину де Мелёну, но тихо, без скандалов и стычек,?— напутствовал он стражников. —?А еще лучше?— арестовать всех троих одновременно.Когда гвардейцы вышли из комнаты, Филипп подошел к стоящему у окна массивному секретеру из темного дерева. Крышка его была откинута, ящики выдвинуты, пачки бумаг в беспорядке валялись по всей поверхности вперемешку с драгоценностями из резной кипарисовой шкатулки, которую неосторожная рука одного из солдат смахнула на пол. В неярком свете февральского дня этот разгром выглядел удручающе, олицетворяя собой бренность бытия и эфемерность свободы. Старинный перстень с печаткой в виде геммы**, вырезанной на невероятно редком мраморном ониксе, который острый глаз маркиза, прекрасно разбирающегося в драгоценных камнях, не мог не оценить по достоинству, лежал на самом краю бюро, рискуя в любой момент свалиться вниз, прямо под ноги снующим по кабинету гвардейцам. Филипп осторожно взял украшение и повертел его в пальцах, любуясь тонкой работой ювелира и переливами молочно-розовых оттенков камня, которые делали лицо девушки, изображенной на гемме, невероятно живым. Чем больше он всматривался в него, тем более знакомым оно ему казалось.Этот нежный овал лица, широко распахнутые глаза, идеального рисунка губы, непокорную копну вьющихся волос он узнал бы из тысячи, черт бы их побрал! Злость на Анжелику охватила Филиппа с такой неудержимой яростью, что в глазах у него потемнело, а в висках набатом застучала кровь.—?Что ж, ты тоже станешь уликой,?— пробормотал маркиз себе под нос и стиснул кольцо с такой силой, что хрупкая оправа жалобно хрустнула в его судорожно сжатом кулаке.?Нет ничего страшнее, чем когда умирает сердце!?. Кто бросил эту фразу с пренебрежительной печалью избранных? Принц Конде?— мятежник, изменник, заговорщик, а ныне?— один из самых знатных вельмож королевства, богатый и осененный славой. Именно с ним была связана судьбоносная встреча с девушкой, которая единственная смогла разбудить в окаменевшем сердце маркиза что-то похожее на настоящее, не оскверненное ничем чувство. Что было бы, если бы Анжелика тогда не убежала от него? Она никогда бы не узнала о тайне ларца с ядом, а вся их последующая жизнь, возможно, пошла бы по другому пути.Филипп с горькой насмешкой взирал на картину своего такого возможного, но увы, несбывшегося будущего: двое подростков, охваченные несказанным счастьем, тем счастьем, которое можно испытать только на заре юности, когда хочется умереть на перине из мха, целуясь в тени деревьев, поверяют друг другу наивные тайны своих бьющихся в унисон сердец… И вот он встретил Анжелику через много лет и понял, что память порой дарит странные несбыточные иллюзии, особенно когда речь идет о первой любви.Вчера, увидев ее на приёме у Фуке, он словно перенесся в то время, когда рука этой маленькой дикарки дрожала в его руке. Эта встреча сквозь годы вновь всколыхнула в нем былые чувства, которые одновременно и страшили его, и притягивали своей незамутненной чистотой и терпкой свежестью. С ней все могло бы быть по-другому… С ней он мог бы стать другим… Теперь же их ничего не связывало, даже воспоминания. Он, Филипп, заблудился на дорогах, ведущих к гибели, а она уже не могла его спасти, потому что отдала себя уродливому хромому калеке с самой скандальной репутацией во всем королевстве.Филиппа передернуло. Острые грани сломанного кольца больно впились в его ладонь. Сейчас он больше всего на свете, как и вчера в потайной комнате, хотел схватить Анжелику, встряхнуть, насладиться страхом, вспыхнувшим в обращенном к нему изумрудном взоре, рвануть рубашку на ее груди, услышать крик… Ведь они все кричат, умоляют, ползают на коленях, не понимая, что все это бесполезно, что это ничего не изменит…Проходя мимо покоев мадам де Пейрак, маркиз внезапно замер на пороге около приоткрытой двери. Увиденное мельком зрелище буквально пригвоздило его к месту. Распластавшись на полу, Атенаис истово молилась перед тяжелым распятием, украшавшим одну из стен ее покоев. Она стояла на коленях вполоборота к нему, ничего не замечая вокруг, и Филипп видел только ее безупречный профиль, склоненный к судорожно переплетенным пальцам рук, нервно подергивающиеся губы, шепчущие слова молитвы, и белокурые локоны, окутывающие водопадом ее фигуру и спускающиеся до самого пола. Когда вчера он встретил графиню на приеме у суперинтенданта, то отметил и ее выдержку, и королевскую осанку, и железный характер, который нечасто можно было встретить у женщины. А когда лев посмел угрожать этой царственной красоте, он, помимо собственной воли, поспешил ей на помощь. Его редко охватывали подобные порывы, а потому он решил присмотреться к Франсуазе де Пейрак повнимательнее. Он знал, что каждая женщина порочна до мозга костей?— будь то праведная святоша или самая разнузданная шлюха, но эта будила в нем что-то сродни уважению. Лишь однажды он испытал подобное чувство много лет назад, когда его замарашка-кузина внезапно дала отпор гостям замка дю Плесси, которые насмехались над ней. Поистине героический поступок для девушки ее положения. И накануне в тайной комнате, когда он пытался добыть из нее сведения о ларце, она готова была скорее умереть, чем ответить на его вопросы. Это было выше его понимания?— такая твердость у женщины… Но Франсуаза де Пейрак ничуть не уступала, а может быть, в чем-то и превосходила ее. Если Анжелика напоминала скорее нежный полевой цветок, который можно было согнуть порывом штормового ветра, но не сломать, поскольку он упорно поднимал свою гордую головку вверх, несмотря на все невзгоды и удары судьбы, то молодая графиня была похожа на неприступную скалу, которую не могла сокрушить ни ярость бури, ни землетрясение, ни ход времени… Неожиданно ему пришло на ум, что она в чем-то подобна ему?— такая же холодная и обреченная на вечное одиночество, поскольку в безжизненном и совершенном мраморе нет места для любви…Он криво усмехнулся. Неудивительно, что ее муж предпочел подвергнуть опасности свою жизнь, лишь бы держать в объятиях живую и полную огня женщину, а не прекрасную статую, способную лишь на то, чтобы обращать в камень все, к чему прикасается… Филипп вспомнил, как Анжелика доверчиво вложила свои пальцы в ладонь графа де Пейрака, и его вновь накрыло волной ненависти к этому негодяю, который походя разрушил единственное светлое воспоминание из его детства, которое он, вопреки всем своим убеждениям и представлениям о женщинах в целом и об Анжелике в частности, хранил в глубине сердца долгие годы, и которое теперь лежало перед ним грудой тусклых осколков… Но он поплатится за это, с ожесточением подумал маркиз, и расплатой ему будет смерть.Он вышел из комнаты так же бесшумно, как и появился в ней, и не услышал, как с губ Франсуазы де Пейрак слетело эхом:—?Пусть расплатой ему будет смерть. Аминь.***—?Мадам де Пейрак готова выдвинуть обвинения против своего мужа,?— Филипп смахнул невидимую пылинку с рукава затканного серебром камзола. —?Мои люди обнаружили нынешнее местопребывание графа и следят за каждым его шагом. Рано или поздно он приведёт нас к мадемуазель де Сансе, и тогда его можно будет арестовать и отправить в Бастилию, а её…Речь маркиза прервал настойчивый стук в дверь. В комнату проскользнул вчерашний рябой слуга и с поклоном передал господину суперинтенданту плотно скрученный лист бумаги. Николя Фуке аккуратно развернул его, пробежался глазами по строкам послания и торжествующе улыбнулся.—?Вот, прочтите,?— он через стол протянул Филиппу солидный пергамент, усеянный россыпью сургучных печатей, словно кровавыми кляксами.ПРИГОВОРИстец Филибер Вено, генеральный прокурор церковного суда Тулузского епископства, обвиняет в черной магии и колдовстве мессира Жоффрея де Пейрака, графа Морана, который является ответчиком.Вышеупомянутый Жоффрей де Пейрак полностью уличен в богоотступничестве и в том, что он продал душу дьяволу, неоднократно взывал к демонам и вступал с ними в сделки, а также прибегал к всевозможным и многочисленным колдовским действиям…Учитывая это, а также другие обвинения, дело Жоффрея де Пейрака передано в светский суд, чтобы обвиняемого судили за его преступления.Приговор вынесен 16 января 1660 года Филибером Вено. Вышеупомянутый де Пейрак не опротестовал его и не подал апелляцию, и, таким образом, да свершится воля Божья.—?И что все это значит? —?Филипп, скользнув равнодушным взглядом по тексту документа, вернул суперинтенданту свиток.—?На более понятном языке это означает, что церковный суд, рассмотрев дело графа заочно, то есть в отсутствие обвиняемого, и признав его виновным, передал дело на рассмотрение в тулузский парламент, который, я уверен, ничего не сможет сделать, кроме как вынести господину де Пейраку общественное порицание. Поэтому я, в свою очередь, хочу заставить их отказался от этого иска в пользу королевского суда. Думаю, это будет легко устроить, поскольку зачинщиком обвинения графа в колдовстве был сам архиепископ Тулузский, хоть его имя и не фигурирует в приговоре.—?И вы думаете, что король поверит в эти бредни? —?насмешливо изогнул бровь маркиз.—?Я сделаю все возможное, чтобы он в это поверил,?— с нажимом произнес Николя Фуке. —?Этот документ я передам канцлеру Сегье***, президенту верховного суда. Он честный, но бесхарактерный человек, блюститель духа и буквы закона. Король ценит его, как верного пса. Правда, служит он двум хозяевам, но по итогу на благо Франции… —?суперинтендант задумчиво покачал головой. —?Вместе нам не составит труда убедить его Величество в необходимости начать судебный процесс против графа де Пейрака. Достаточно напугать нашего юного сюзерена возможностью новой Фронды, которая может вспыхнуть в любой момент в неспокойных южных провинциях под предводительством столь ненадежного и вольнодумного вассала, как граф Тулузский.—?Однако, если судебный процесс состоится, то ведь решение будут выносить судьи? Стоит ли так рисковать? —?с сомнением в голосе протянул Филипп.—?Несомненно,?— твёрдо ответил Фуке. —?Нет ничего надёжнее официально предъявленного обвинения и законного решения суда… И правильно подобранных обвинителей,?— он хищно улыбнулся, заставив Филиппа внутренне поморщиться. —?Отравления, дуэли, наемные убийцы?— это все так старомодно, мой друг… Сейчас в ходу другие методы, которые, не скрою, мне больше по душе.Да, пронеслось в голове у маркиза, то, что раньше было не под силу скромному советнику парламента, теперь по плечу всесильному суперинтенданту финансов. Никто не сможет избежать ига его поистине безграничной власти…—?Что ж, мессир дю Плесси,?— продолжил свою речь виконт,?— теперь у нас есть все, чтобы избавиться от нашего докучливого и не в меру любвеобильного графа,?— Фуке соединил кончики пальцев обеих рук и поднес их к губам. —?Осталось одно, самое важное дело?— найти вашу очаровательную кузину, которую вы так неосторожно вчера упустили…_________________* Для того, чтобы попасть в Бастилию, было достаточно одного письма с королевской печатью, так называемого ?леттр де каше? (фр. Lettres de Cachet), приказа о внесудебном аресте. Причем арест был на неопределённый срок. Обычно этот бланк королевского приказа о заключении в тюрьму без суда любого человека выдавался полиции с пробелом в том месте, где должна быть указана фамилияобвиняемого.** Гемма (лат. gemma?— драгоценный камень)?— произведение глиптики, ювелирный камень, обычно округлой или овальной формы, с вырезанными изображениями. Различают геммы с врезанными изображениями (инталии) и с барельефными выпуклыми изображениями (камеи).*** Пьер Сегье?— канцлер Франции (с перерывами в 1650—1651 и 1652–1656 годах) и член Французской академии (кресло № 1 (1635—1643)). Происходил из знаменитого рода адвокатов из Керси. Сын Жана Сегье, заместителя парижского прево по гражданским делам, и внук Пьера I Сегье, судьи и магистрата парижского парламента в 1554–1576 годах. Пьер Сегье был первым учеником в иезуитском коллеже Ла Флеш, ему покровительствовал дядя Антуан Сегье (1552—1624), президент счётной палаты парижского парламента.С 1621 по 1624 годы Сегье был интендантом Гиени, в эту пору он тесно сблизился с губернатором провинции герцогом д’Эперноном. За 9 лет пребывания в должности президента счётной палаты (1624—1633), унаследованной от дяди, хорошо зарекомендовал себя перед кардиналом Ришельё. В 1633 году Сегье становится министром, 4 декабря 1634 года?— хранителем печати, а 11 декабря 1635 года?— канцлером Франции. Находясь в тени Ришельё и Мазарини, сыграл одну из ключевых ролей в утверждении абсолютизма во Франции. Участвовал в громких судебных процессах: маркиза Сен-Мара (1642), Николя Фуке (1661).В 1639 году Ришельё направил Сегье во главе вооружённых отрядов на подавление восстания в Нормандии против повышения габели (соляного налога). Канцлер, наделённый чрезвычайными полномочиями, несмотря на просьбы о милосердии архиепископа Руанского де Арле, учинил жестокую расправу над мятежниками.Тесно связанный с кардиналом Мазарини, он был одним из тех, кто способствовал в 1643 году передаче регентства Анне Австрийской вопреки завещанию Людовика XIII. При Мазарини становится министром иностранных дел.Во время Фронды, 27 августа 1648 года, в ?День парижских баррикад? только чудом избежал гибели от разъярённой толпы, однако в 1652 году переметнулся на другую сторону и некоторое время поддерживал Гастона Французского и принца Конде. Однако, когда в августе 1652 года король призвал канцлера в парламент, образованный им в Понтуазе, Сегье бежал из Парижа. Был прощён, и, против желания королевы, снова поставлен Мазарини во главе всей судебной системы.