Жоффрей. Серебряная башня. (1/1)

Выйдя на крыльцо Ботрейи, Жоффрей в нерешительности остановился. Ну, и что теперь делать? По-хорошему, ему не мешало бы переодеться?— нож разбойника, с которым ему довелось столкнуться на улице Ада, изрядно попортил его камзол и рубашку, но в комнате графа сейчас находилась Франсуаза, продолжать выяснять отношения с которой у него не было ни малейшего желания. Переночевать у тетушки тоже было плохой идеей?— достаточно того, что она приютила у себя Анжелику, и его присутствие в ее доме, полном незамужних благочестивых девиц, будет выглядеть неуместно и против правил приличий.Черт возьми! Стоя на пороге собственного дома, Жоффрей ощущал себя бродягой, которому негде преклонить голову в чужом и враждебном городе. Что ж, оставалось только одно место, где ему, вне всяких сомнений, будут рады…Зайдя в конюшню, он быстро оседлал черного жеребца, который радостно заржал при виде хозяина, и направился в ?Серебряную башню?, где, как он знал, расположились на постой его друзья-гасконцы.В 1582 году между Сеной и бернардинским монастырем появился весьма изысканный постоялый двор, примыкавший к одной из башен городской стены. Он получил название ?Le Tour d'Argent?*, и в нем утомленные долгим путешествием аристократы могли получить качественную еду за весьма умеренные деньги, а также поиграть в карты. Бытовало мнение, что свое название постоялый двор, созданный в стиле итальянского Ренессанса, получил от белого камня, из которого был построен. Камень был привезен из Шампани и отличался особым серебристым отблеском. Второй вариант названия был более прозаичным: не исключено, что здесь когда-то собирали таможенные пошлины.Но было и еще одно возможное происхождение названия данного заведения, более романтичное и импонирующее поэтической натуре Жоффрея?— башня казалась серебряной в утренние часы, когда солнце играло на прожилках слюды в каменной кладке здания. Зрелище было поистине завораживающее, но, как бы то ни было, сейчас графу не удалось бы полюбоваться на солнечные лучи, отражающиеся от стен постоялого двора, поскольку вокруг стояла непроглядная ночь.Кинув поводья подбежавшему к нему слуге, Жоффрей распахнул двери ?Серебряной башни?, над которыми висел герб, служивший заведению вывеской,?— щит с серебряной башней на красном фоне и второй щит?— с черной тарелкой с крышкой в окружении трех корон из зеленого плюща на серебряном фоне. Говорили, что этот герб даровал владельцу, мэтру Рурто, сам Генрих IV, который любил лакомиться здесь паштетом из цапли. Граф часто захаживал сюда, навещая земляков, и каждый раз наслаждался изысканностью обстановки и особым настроем, царившим здесь. И, что особенно важно, повар всегда мог удивить и удовлетворить его гурманские наклонности угрем на углях, курицей по-африкански или мясом быка, приготовленным тридцатью различными способами… Что и говорить! У Жоффрея даже немного закружилась голова от запахов, нахлынувших со всех сторон, поскольку он ничего не ел с самого обеда.—?Пейрак! —?раздался радостный возглас д’Андижоса, и вот уже он сидел на дубовой скамье, блаженно вытянув ноги, в его бокале плескалось густое бургундское вино, а на тарелке перед ним дымилось нежное суфле из филе щуки под грибным соусом… La vie est belle! ** Утолив первый голод, он натолкнулся на вопросительный взгляд друга.—?У тебя все в порядке? —?Бернар кивнул на рассеченный камзол Жоффрея и окровавленные лоскуты рубахи, проглядывающие сквозь прореху. —?Очередная дуэль? —?он тихонько хмыкнул.—?Если считать уличную драку с двумя головорезами, которые напали на юную девушку под покровом ночи с целью ограбления, а может чего и похуже, дуэлью?— то да,?— усмехнулся Пейрак, с аппетитом поглощая суфле из щуки.Д’Андижос расхохотался.—?Надеюсь, красотка тебя отблагодарила за такое горячее участие в ее судьбе?Граф промолчал. Взгляд его, внезапно потемневший, устремился к оконному проему, за которым чернел величественный силуэт собора Нотр-Дам де Пари.Бернар, словно не замечая его настроения, хлопнул друга по плечу.—?Неужели неудача? У мэтра любовных искусств? Да она должна локти себе кусать, что не пригласила тебя к себе на часок… А может, и на всю ночь,?— он шутливо подмигнул.—?Я отвез ее в безопасное место и откланялся,?— нехотя произнес де Пейрак, поднося к губам бокал с вином, и одним махом осушил его. —?Что я был бы за рыцарь,?— криво улыбнулся он, ставя опустошенный кубок на стол,?— если бы за спасение дамы требовал награду?—?Это тост! —?воскликнул д’Андижос и тотчас же наполнил бокалы снова. —?До дна!Неизвестно, что повлияло на графа?— выпитое вино, бесподобное суфле из щуки, жар от камина, жизнерадостность друга или все вместе взятое, но он вдруг произнес:—?Я решил расстаться с Франсуазой.Изумление Бернара, повисшее в воздухе, можно было есть ложкой.—?Ты серьезно? —?наконец выдавил из себя он. Невероятно!—?Серьезнее не бывает. Я уже поговорил с ней,?— Жоффрей снова пригубил вино.—?И что она?—?Если честно, то мне все равно,?— граф стиснул ножку бокала до боли в пальцах. —?Жить с ней под одной крышей выше моих сил.—?Братство Святого Причастия сживет тебя со свету,?— озабоченно проговорил д’Андижос. —?Да и архиепископ Тулузский будет вне себя. И как ты уладишь этот неслыханный скандал с ее отцом?—?Да мне плевать! —?взорвался вдруг Жоффрей. —?Пусть все они катятся к дьяволу! Моя жизнь принадлежит только мне, и я не хочу прожить ее рядом с ненавистной мне женщиной!—?Получить развод непросто,?— подпер рукой щеку толстяк.—?Мне будет достаточно раздельного проживания,?— отрывисто бросил Пейрак. —?Пускай остается здесь, в Париже, а я уеду в Тулузу.—?Ты уверен, что не погорячился? —?покачал головой Бернар. —?Твоя жена так красива, умна, она умеет вести себя в обществе, у ее родни огромные связи… И она, как мне кажется, искренне любит тебя…Жоффрей саркастически усмехнулся.—?Да, и именно поэтому упрятала в Консьержери! Истинно благочестивая и любящая супруга! Ведь это она сообщила маршалу де Тюренну о месте и времени нашей дуэли с Монтеспаном.—?Не может быть! —?д’Андижос даже подпрыгнул от возбуждения. —?Зачем ей это было нужно?—?Она сказала, что боялась за меня… Лживая дрянь,?— голос Пейрака звенел от ярости.Бернар посчитал наиболее разумным промолчать. Встревать в размолвку супругов ему не хотелось?— кто знает, что там произошло между ними, и какова доля правды в словах Жоффрея. Франсуаза де Пейрак казалась ему божеством, сошедшим прямиком с Олимпа, невероятно красивая и величественная, и если бы ему выпала неслыханная удача стать ее мужем, он бы разбился в пыль у ее ног за один только благосклонный взгляд синих глаз этой богини. Как можно не любить ее, воплощенный идеал женщины, и желать с ней расстаться?! Нет, Жоффрей сейчас говорит не всерьез. Он просто выпил лишнего и, скорее всего, завтра уже пожалеет об этих опрометчивых словах… Поэтому д’Андижос осторожно, тщательно подбирая выражения, проговорил:—?Обычно о раздельном проживании задумываются после того, как обзаводятся… наследниками. Разве не это главное предназначение супружества? —?граф неопределенно мотнул головой, но ничего не ответил, и Бернар продолжил:?— Возможно, именно в этом причина ваших разногласий? Женщины всегда становятся спокойнее и покладистее, когда Бог награждает их счастьем материнства.Пейрак опрокинул в себя бокал с вином и со стуком поставил его на стол. Наследник… Когда он надумал жениться, ему было тридцать лет, и он уже несколько пресытился любовными похождениями. Он вовсе не ожидал открытий от того, что поначалу было для него всего лишь сделкой, коммерческим контрактом. Но, увидев Франсуазу, он был поражен ее красотой, грацией, умением держать себя, ее острым и быстрым умом?— сейчас в это было сложно поверить, но он был влюблен в нее, гордился тем, что у него самая очаровательная жена в Лангедоке, а может, и во всей Франции. И когда он узнал о ее беременности, то был на седьмом небе от счастья. Тогда он верил, что их сыну суждено прославить его род, что он станет достойным потомком графов Тулузских и продолжателем традиций, которые попытался возродить под жарким солнцем Юга он, его отец, Жоффрей де Пейрак. Но вот в Тулузу приехал король, и все мечты развеялись пеплом. Беременность Франсуаза переносила тяжело, и граф настаивал на том, чтобы она не участвовала в шумных празднествах, которые могли самым трагичным образом отразиться на её положении. Но жена пришла в ужас от одной мысли о том, что ей придётся пропустить визит его Величества. ?Король здесь, в Отеле весёлой науки, а я его не увижу!??— рыдала Франсуаза, как неразумное избалованное дитя, и он, скрепя сердце, уступил… Бесконечные танцы, прогулки, игры завертели молодую графиню головокружительным хороводом, а ей непременно хотелось быть в центре событий, всегда рядом с королём… И он, наивный дурак, прозрел. Как оказалось, его жена никогда не принадлежала ему, в ее честолюбивой головке теснились совсем другие планы и устремления, нежели посвятить всю себя будущему материнству. Жоффрей отчетливо увидел, как мало он значит для женщины, которую называет своей, как все, что ему дорого, она перечеркивает одним насмешливым взглядом сапфировых глаз, одной презрительной улыбкой, одним небрежным жестом… Его словно больше не существовало?— все мысли Франсуазы занимал его Величество Людовик Богоданный, его желания, его прихоти, и даже угроза выкидыша не удержала ее от той роковой конной прогулки… Тогда он потерял и своего наследника, и свою жену. Той, которую он вознес для себя на самый высокий пьедестал, больше не существовало. Осталась хитрая, изворотливая, лицемерная женщина, которая по какой-то нелепой прихоти судьбы теперь носила его имя. Хотя при чем здесь судьба? Ему некого было винить, кроме себя самого…Когда он взял ее с собой в Париж, в который раз решив, вопреки всем доводам разума, поверить дрожащим на длинных ресницах слезам и трепещущим губам, произносящим с мольбой его имя, он надеялся, что, возможно, то чувство, которое он питал к ней, вернется; он почти убедил себя в том, что лишь ее молодость и дурное воспитание были причиной того, что произошло в Тулузе. Но нет. Увы, ему предстояло убедиться, что с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга, все сильнее расходятся во взглядах, пока однажды не осознал, что они стали врагами. А плод их несчастливого брака?— заложником в той непримиримой войне, которая должна была вот-вот разразиться. Жоффрей не испытывал никаких чувств к этому еще неродившемуся ребенку?— ни любви, ни ненависти?— только глухое раздражение оттого, что теперь у Франсуазы появился еще один козырь, который она может разыграть против него в любой момент. Сегодня, когда он услышал от Анжелики о своем возможном отцовстве, он до последнего не был уверен в том, что Франсуаза не солгала ей, чтобы побольнее уколоть соперницу. И когда убедился в обратном, карточный домик его убежденности в том, что все можно исправить, решить мирным путем, рассыпался в прах. Не стоило даже сомневаться, что Франсуаза будет бороться за этого нежеланного ребенка, за их ненавистный им обоим брак, только чтобы соблюсти приличия, сохранить свою драгоценную репутацию; она перетянет на свою сторону всех, до кого сможет дотянутся?— свою многочисленную родню, архиепископа Тулузского, и?— кто знает! —?может даже дойдет до короля… После истории с Консьержери Пейрак уже не надеялся на то, что сможет как-то повлиять на нее или же силой заставить принять нужное ему решение. Похоже, он недооценил свою жену, и теперь ему придётся дорого за это заплатить. Возможно, даже больше, чем он может себе позволить.Жоффрей обхватил голову руками. Этот ребенок… Как он мог быть так неосторожен, так недальновиден! Поистине, нет греха горче, чем глупость… Господь всемогущий! Да он сам, собственными руками разрушил свою жизнь, перечеркнул саму возможность счастья?— жить в браке с любимой женщиной и иметь от нее детей, законных наследников его имени и состояния… А теперь его род продолжит потомок Мортемаров, этого лживого и лицемерного племени придворных интриганов, которого, если он останется с матерью, воспитают в ненависти к нему, его отцу, и тому краю, который должен был стать его отчизной…А ведь все могло сложиться по-другому. Смири он в свое время непомерную гордыню и уступи требованиям отца Анжелики?— вполне разумным, надо признать?— он мог бы держать сейчас на руках своего сына или дочь, у которых глаза отливали бы теплой зеленью, а волосы?— солнечным светом. И рядом была бы она?— женщина всей его жизни, его неразгаданная тайна, его любовь, его несбывшаяся мечта… И самое главное?— он смог бы защитить ее от тех врагов, которые открыли на нее смертельную охоту. Ведь, бесспорно, куда сложнее подобраться к жене могущественного графа Тулузского, чем к дочери разорившегося барона, торгующего мулами. Пейрак сжал кулаки. Он должен попытаться все исправить; Анжелике больше не на кого рассчитывать, кроме него, он?— ее единственная надежда.Жоффрей наполнил еще один бокал вином до краев, безнадежно залив при этом манжеты рубашки, и мрачно глядя куда-то поверх голов посетителей таверны, осушил его до дна. А что, если просто уехать? В Голландию, в Испанию… Да хоть в Новый свет! Начать все сначала, как будто и не было всех этих лет, проведенных во Франции, в Отеле веселой науки с его неповторимыми праздниками и волшебной атмосферой возрожденных им, последним из графов Тулузских, традиций аквитанских трубадуров… На этом этапе своих размышлений граф поразился сам себе?— неужели он готов пойти на это ради девушки, которую едва знает? Неужели он окончательно сошел с ума? Все, что было столь важным для него еще вчера, сейчас казалось чем-то далеким и словно нереальным. Он не узнавал сам себя и от этого приходил в замешательство.Но вот перед его глазами предстала белокурая головка прелестной лесной феи, ее дерзкий прямой взгляд, ее лукавая улыбка, трепещущая на нежных губах, ее трогательная целомудренность?— тем более волнующая, что каким-то непостижимым образом сочеталась со скрытой чувственностью страстной натуры, которую он интуитивно угадывал в ней. Ее честность, ее отвага, ее решимость идти против всего, что противоречит ее натуре, убеждало Жоффрея в том, что он никогда не встретит никого, подобного ей, что если сейчас он откажется от нее, то обречет себя на одиночество до конца своих дней. Да, наконец решил для себя Пейрак, он точно сумасшедший, потому что готов отдать все, что было ему дорого, ради души, которую лишь недавно обрел, ради возможности любить так, как никогда никого не любил раньше, ради шанса быть любимым той, без которой не представляет своей жизни. Неважно, дар это или проклятие, он больше не будет идти против Судьбы, что бы это ни сулило ему в будущем… И в конечном счёте все образуется наилучшим образом. А с Франсуазой он договорится?— Бог свидетель, он найдет способ смирить ее!—?Бернар, друг мой,?— Жоффрей положил руку на плечо д’Андижосу,?— не окажешь ли ты мне одну услугу? Съезди в Ботрейи, привези мне смену одежды и передай Альфонсо, где меня найти в случае необходимости. Думаю, я на некоторое время останусь здесь, пока… —?он не закончил, поскольку аппетитная черноглазая красотка, сидевшая до этого за соседним столом в компании пестро одетых мужчин, судя по всему?— актеров, присела перед графом в таком низком реверансе, что его взору открылось самое роскошное декольте во всем Париже. Д’Андижос поспешно вскочил ей навстречу, едва не опрокинув скамью, но она не удостоила его даже взглядом.—?Ваша светлость,?— проворковала молодая женщина, затрепетав густыми ресницами и обнажив в улыбке жемчужные зубки,?— я не верю своим глазам! Вы здесь…—?С кем имею честь? —?граф де Пейрак почувствовал, что его язык слегка заплетается после выпитого вина, а лицо незнакомки расплывается перед глазами.—?Тереза Дюпарк, монсеньор, актриса труппы Мольера,?— она стрельнула глазами за соседний стол, и все, кто были там, почтительно поклонились. Жоффрей учтиво кивнул в ответ.—?Ваша супруга,?— в глазах актрисы промелькнула тень,?— была на нашем спектакле…Граф невольно поморщился, отчего его лицо приняло сардоническое выражение, а уголок рта, перечерченный шрамом, дернулся вниз. Тереза Дюпарк поспешно продолжила:—?К нашему сожалению, она осталась недовольна представлением, и вскоре после премьеры постановку запретили…—?Весьма прискорбно,?— Жоффрей скрестил руки на груди. Какого дьявола надо этой Терезе?! И почему все снова крутится вокруг Франсуазы? Что за нелепые гримасы Провидения!—?Труппа понесла огромные убытки,?— на ресницах красавицы блеснули слезы. —?Возможно, нам придется уехать из Парижа и гастролировать по провинции. Грязные постоялые дворы, тупая и ограниченная публика, простокваша на завтрак и репа на обед… О, я этого не переживу! Я умру!?Отличная актриса?,?— невольно усмехнулся про себя Пейрак, глядя, как высоко вздымается грудь прелестницы, как картинно она заламывает холеные руки и подносит их к залитому слезами прехорошенькому личику.—?Мадемуазель Дюпарк,?— Жоффрей указал рукой на лавку перед собой,?— присядьте. Мэтр! —?негромко позвал он трактирщика, и тот мгновенно возник рядом, словно соткался из воздуха. —?Принесите даме вина, фруктов?— всего, чего она пожелает… Я хотел бы, чтобы мадемуазель улыбалась, а не проливала горькие слезы.—?Один момент, ваша светлость,?— мэтр Рурто испарился с той же быстротой, что и появился минутой раньше.—?Итак, вас обидела моя супруга? —?в голосе графа причудливо сплелись ирония и участие. —?Бедное дитя…—?Нет, нет, мессир де Пейрак,?— Тереза молитвенно сложила руки перед собой,?— вы меня неправильно поняли! Мадам де Пейрак…—?И вы хотите от меня компенсации за то, что из-за ее недовольства запретили ваш спектакль? —?перебил ее Жоффрей. —?Кстати, как он назывался?—??Смешные жеманницы?,?— опустив глаза, еле слышно произнесла молодая женщина.—?Как?! —?переспросил граф, подавшись вперед через стол, а потом резко откинулся назад и расхохотался. —?Господи помилуй, еще бы! —?проговорил он сквозь смех. Жоффрей видел недоумение в глазах сидевшей напротив него пышногрудой Терезы, д’Андижоса, чьи усы от удивления поднялись вверх, как пики, почтительно застывшего с подносом в руках в шаге от них трактирщика, но не мог остановиться. —?Наших драгоценных высмеяли прилюдно… Как жаль, что я не присутствовал при этом лично! —?он поднялся на ноги и воскликнул:?— Господин Мольер, вы здесь?—?Да, ваша светлость,?— из-за соседнего стола поднялся невысокий крепкий мужчина средних лет со спутанной гривой темных волос, небрежными прядями падающими на потертый камзол. Большая голова на короткой шее, маленькие глаза, толстый плоский нос, большой рот, густые черные брови?— и это он, скандальный драматург, из-за которого поднялся шум на весь Париж?! Жоффрей не верил собственным глазам. Не будь он уверен, что видит перед собой именно Мольера, подумал бы, что это какой-то лавочник с Нового моста… Как обманчива порой бывает внешность!—?Позвольте пожать вам руку,?— граф крепко сжал протянутую ему широкую ладонь, перепачканную чернилами. —?Вы, несомненно, самый выдающийся автор нашего времени. К черту Корнеля с его утомительными трагедиями, которые навевают на зрителя лишь скуку! Оставим это козлиное пение*** нашим утонченным жеманницам. Комедия?— вот будущее театра! И пусть сейчас ваш жанр недооценен современниками,?— он выразительно взглянул на потрепанные манжеты и небрежно завязанный воротник рубашки мэтра,?— но, безусловно, он будет вознагражден по достоинству потомками.—?Какая прекрасная речь, мессир де Пейрак, но увы, слова нынче дешевы****,?— притворно вздохнул драматург, но его карие глаза задорно сверкнули.—?Думаю, эту несправедливость стоит исправить немедленно,?— Жоффрей отцепил от пояса внушительный кошель и вложил его в руку Мольера. —?Пусть в Париже останется хоть один здравомыслящий человек, который не побоится сказать правду в лицо каждому глупцу, не глядя ни на его состояние, ни положение в обществе. Если у вас снова возникнут затруднения?— смело обращайтесь ко мне, мэтр,?— он дружески хлопнул актера по плечу. Тот низко поклонился.—?Благодарю вас, монсеньор. Ваша помощь поистине неоценима для нашей труппы, которая сейчас пребывает в весьма… стесненных обстоятельствах. Но самая приятная награда для нас,?— он засунул кошель в карман и приложил руку к груди,?— это похвала просвещенного человека. Поверьте, она доставляет ни с чем несравнимое наслаждение,?— с этими словами он вернулся за свой стол, где был встречен восторженным хором голосов актеров.—?Мэтр Рурто,?— граф наконец обратил внимание на терпеливо стоявшего все это время около него трактирщика. —?Вина за стол господина Мольера. И не скупитесь, пусть оно будет самое лучшее!—?Сию минуту будет исполнено,?— тот сгрузил с подноса кушанья, предназначенные для Терезы, и махнул рукой подавальщице.—?Мессир де Пейрак,?— проворковала актриса. —?Умоляю вас, не будьте безжалостны к сей скамье, которая призывает вас в свои объятия, снизойдите к ее желанию прижать вас к своей груди*****,?— она весьма многозначительно улыбнулась.—?Милая мадемуазель Дюпарк,?— Жоффрей присел рядом с ней и склонился к самому уху красотки,?— вы превосходно знаете текст своей роли. Это заслуживает самого горячего восхищения и достойной награды,?— с этими словами он снял с мизинца серебряное кольцо с розовым топазом и надел его на палец актрисы. —?Этот огненный камень подобен вам, прекрасная Маркиза, пусть он приумножает пожар, пылающий в вас, а я, пожалуй, пойду, иначе вы своим призывным взором испепелите мое бедное сердце,?— он поцеловал ее руку и встал. —?Мой друг составит вам компанию. Бернар,?— обратился он к гасконцу,?— не забудь про мою просьбу.***Жоффрей не помнил, как донес голову до подушки. Наскоро ополоснувшись в тазу с горячей водой, принесенной расторопной служанкой к нему в комнату, он рухнул на кровать и тут же уснул. Выпитое вино кружило ему голову, превращая сны в разноцветную карусель?— парадная зала особняка Николя Фуке слепила светом огней, синие глаза жены обдавали холодом, белые зубы Терезы Дюпарк обнажались в льстивой улыбке, глухой голос Мольера звенел в ушах, повторяя бесконечное количество раз: ?Здесь человека сначала вешают, а судят после?******…А потом все заслонило лицо Анжелики, которая склонилась над ним, положив на пылающий лоб прохладную ладонь. Он потянулся к ней пересохшими губами, как изнывающий от жажды путник к живительному источнику в бескрайней пустыне, обхватил руками ее тонкий стан и с наслаждением вдохнул исходящий от нее аромат юности, свежести, лавандовых полей и летнего солнца…—?Моя колдунья,?— шептал он между поцелуями, которыми покрывал ее лицо, золотистые завитки у основания длинной шеи, хрупкие ключицы… —?Как же я люблю тебя…Ее зеленые глаза?— огромные, бездонные омуты?— казалось, заглядывали ему прямо в душу, переворачивая там все с ног на голову, и он уже и сам не знал, по какую сторону реальности находится. Сон и явь перемешались в его голове: Анжелика была одновременно и шаловливым эльфом в садах Тюильри, и блистательной красавицей на приеме в Ботрейи, и испуганной нимфой в темной карете, тесно прижатой к его груди, и коленопреклоненной послушницей в исповедальне Сен-Ландри, и мимолетным восхитительным видением, сидящим сейчас на краю его постели в этой комнате, в которой был явственно слышен гул гуляющих внизу гостей трактира и мерные удары большого колокола собора Нотр-Дам, призывающего к поздней обедне…Жоффрей рывком сел на кровати и обвел мутным со сна взглядом свою спальню. Виски нестерпимо ломило. Он с силой прижал ладони к голове, пытаясь усмирить эту боль, но у него ничего не вышло. Со стоном он обвалился обратно на подушки и закрыл глаза.В этот момент дверь с шумом распахнулась, ударившись о косяк, и в комнату вихрем влетел д’Андижос. Подбежав к постели, он начал с силой трясти графа за плечи.—?Да ты с ума сошел! —?воскликнул тот. Перед его глазами плыли темные пятна. —?Дьявол тебя раздери! Что случилось?—?В Ботрейи гвардейцы, обыск, там все перевернули вверх дном,?— выдохнул Бернар. —?У мадам де Пейрак ночью случился выкидыш, и она говорит, что это вы с Марго ее отравили…—?Что?! Это какой-то бред… Неужели я все еще сплю? —?Жоффрей спустил ноги на пол и протянул руку к висящему на спинке стула камзолу.—?Если бы… —?д’Андижос начал поспешно вываливать на кровать принесенные с собой вещи: рубашку, жилет, плащ, кошель с деньгами… —?Там находится доверенное лицо его Величества, маркиз дю Плесси-Белльер*******. У него предписание арестовать вас…____________________* ?Серебряная башня?.** Жизнь прекрасна!*** Трагедия?— др.-греч. τρ?γο?, ?козел? + ?δ?, ?пение?.**** Жан-Батист Мольер ?Мещанин во дворянстве?.***** Жан-Батист Мольер ?Смешные жеманницы?.****** Жан-Батист Мольер ?Господин де Пурсоньяк?.******* Согласно правилам, лишь капитан королевской охраны имел право арестовывать высокопоставленных дворян. Но этим капитаном на тот момент был Пегилен де Лозен, который состоял в тесной дружбе с Пейраком, о которой знали все. Следующим по чину за капитаном королевской охраны следовал маркиз дю Плесси-Белльер, любимец Людовика XIV, который отдал Филиппу гвардейский драгунский полк и придумал специально для него должность генерал-полковника драгун, потому он имел полное право совершить арест такой важной персоны, как граф Тулузский.