Глава 3 (2/2)

— Я знаю, чего я хочу. Стать смертным и предаться всевозможным низменным развлечениям, многие из которых недоступны вампиру. Хочу идти на поводу у любых порывов, создаваемых живым и несовершенным организмом, чтобы он, за потакание всем капризам, в ответ награждал меня бесконечным ощущением удовольствия. За эти несколько лет существования в виде вампира я понял, что только удовольствие имеет смысл, а всё остальное — лишь способы так или иначе прийти к нему.

— Ваше представление о подходящем для вас способе — ошибочно. Вам вовсе не требуется становиться смертным, чтобы получить желаемое. Смею вас заверить, что я ничуть не меньше, чем вы, раздосадован от того, что являюсь вампиром. И прошу прощения, что разочаровал вас, если вы полагали это своей исключительной особенностью. Но существуют более важные вещи, в свете которых можно пренебречь личными неудобствами. Важно беспокоиться в первую очередь о правильности своих идей.— О каких идеях ты говоришь?! У меня не осталось ничего; все, кто был мне важен — давно умерли, моя страна исчезла с карт более ста лет назад, и всё, чего я хочу — это поразвлечься напоследок, прежде чем навсегда покинуть этот чужой мир. Просто ответь мне наконец, существует или нет способ снова стать смертным?

— Даже если предположить, что такой способ есть, вы должны сначала кое-что понять. То, что умерло однажды — никогда и ни при каких условиях больше не вернётся в своём первоначальном виде. Оно может вернуться только искажённым подобием себя, и обязательно будет таить в себе разложение и разрушительное начало. Это издевательство над теми, кто заслуживает покоя — в высшей степени неправильно и негуманно. Мёртвое должно быть мёртвым. Именно поэтому каждый вампир заслуживает освобождения от извращённых, противоестественных сил, превративших его в ожившую тень самого себя. Именно поэтому вы не должны даже помышлять о возвращении того, что перестало существовать, будь это человек, страна или идея.

— То есть всё, что ты можешь мне посоветовать — это окончательная смерть?— Нет, отчего же. Вы вправе продолжать искать свой способ и убедиться самостоятельно, что он вам не поможет, даже если вы его найдёте. Если предположить, что технически получится придать телу свойства смертного, вы не обнаружите ни малейшего облегчения. Очень скоро вы перестанете ощущать вкус даже от самых изысканных кушаний, и никакой алкоголь, вместе с любыми другими, сколь угодно сильными средствами воздействия на разум, не сумеет заглушить голос смерти, зовущей вас. Ведь вы принадлежите ей ровно с того момента, когда были убиты, две с половиной сотни лет назад.

— Даже если и так, я не собираюсь отказываться, не попытавшись. Всё равно других задач у меня не осталось.

— Как пожелаете. Кстати, считаю нужным сообщить, что у вашей крови очень насыщенный и приятный вкус. К какому поколению вампиров вы относитесь?

— Не знаю, и мне всё равно. О моей крови можешь больше не мечтать, и если ещё раз попробуешь так сделать, я тебя прикончу.

— ?Ещё раз?? Стало быть, вы собираетесь меня отпустить? Прекрасно, хоть и на встречу я немного опоздал.

— Постой, что? Его нельзя отпускать! Он же безумен и опасен.

— Что не мешает ему собирать информацию и помочь мне в поисках нужного средства.

— Да он убьёт нас обоих, тебя — за то, что ты вампир, а меня — за нож в спину.

— Бросьте, я не стану вас убивать за такую мелочь. Как я уже говорил, меня устроит компенсация стоимости костюма за счёт вашей зарплаты. И не забудьте про отчёты.

— Допустим, со мной понятно, но у вас нет ни единой причины не трогать офицера. Почему я должен вам верить, что вы откажетесь от своего принципа уничтожать всех вампиров?

— Не всех, и моя скромная персона — прямое тому доказательство. Когда вампир занимается освобождением своих сородичей от проклятья, то его существование временно оправдано. Если ваш друг согласится занять вакансию, которую вы освободили…— Исключено. Я не собираюсь заниматься убийствами, да ещё и ради безумной идеи.

— Напомните, пожалуйста, чем вы занимались при жизни, офицер?— Это другое.

— Отчего же ?другое?? По-вашему, стрелять в принудительно завербованных людей, ради того, чтобы границы одной страны стали немного больше за счёт границ другой страны, это правильная и разумная идея?

— Не всё так просто.— Напротив, всё предельно просто. Не существует более бессмысленного явления, чем война. Огромные траты всевозможных видов ресурсов, включая человеческий, взамен на что? На клочки земли, большая часть из которых всё равно остаётся неосвоенной в экономическом плане, представляя собой сотни километров бесхозных, никак не обрабатываемых полей и лесов. На ощущение удовлетворения очередного тщеславного лидера, мечтавшего остаться строчкой в учебнике по истории, который будут невнимательно читать ленивые школьники будущего, мечтая скорее захлопнуть скучную книжку и пойти развлекаться. Что хорошего даёт война человечеству?— Смысл существования.

— И это меня ещё называли безумным…— Война — главная причина развития человечества. В любом аспекте, хоть в технологическом, хоть в культурном.

— Далеко не всякая технология, созданная изначально в военных целях, находит применение на гражданской стороне. А военная промышленность всегда работает в ущерб всей остальной промышленности, необходимой обществу. Столько ресурсов, которые можно было бы пустить на улучшение качества жизни, тратятся на очередное средство угрозы для соседа, которое хорошо если никогда не будет задействовано.

— Не так. Это не военная промышленность что-то забирает у общественной. Промышленность как таковая существует и развивается только потому и для того, чтобы лучше обслуживать потребности армии. Профит для гражданских — как дополнительный бонус.

— Не могу с этим согласиться, однако меня больше интересует, почему вы считаете влияние войны на культуру столь значительным. Неужели вы полагаете, что людям в гипотетическом случае полного отсутствия военных конфликтов было бы нечего сказать? Вы считаете, было бы не о чем снять фильм, написать книгу?— Нет, темы бы нашлись. Только кому интересно смотреть фильм, в котором нет конфликта? А именно это и предполагается в гипотетическом случае с отсутствием войн — принципиальное отсутствие у людей возможности конфликтовать. Даже комедии нужно основываться на разногласиях, и, более того, ей необходима подпитка проблемами из реальной жизни. Чем страшнее ситуация, тем смешнее шутка про неё.— Вообще-то, есть очень популярный жанр фильмов без конфликтов, — вмешался я. — Правда, вы двое вряд ли сможете оценить его по достоинству, не будучи живыми.

— Ах, фильмы этого жанра — первое, что мне бы хотелось забрать в своё время из вашего, будь у меня такая возможность. Там они пригодились бы даже сильнее, чем любые образцы вашего современного вооружения.

— Не сомневаюсь. Я очень рад, что живу в нынешнем веке, и что я не вампир. Хотя, судя по этому взгляду со стороны, в нашем веке толком-то и нет ничего интересного, кроме пушек и порнухи.

— Не только в вашем. В любом.

— Премного извиняюсь, господа, что вынужден прервать вас, но я всё ещё опаздываю на встречу. Не могли бы вы отпустить меня?— А что, если я скажу, что не собираюсь в ближайшее время тебя отпускать?

— В таком случае мне придётся уйти отсюда без вашей помощи. Три, один, четыре, один, пять.

Как только босс закончил фразу, наручники на его руках с щелчком открылись.

— А вы говорили, что в этом веке больше ничего интересного нет. Но где ещё вы встретите такие прелестные технологии? Кстати, в моём скромном офисе в каждой без исключения комнате есть камеры с функцией ночного видения и записи звука. Не вздумайте мне рассказать, о чём вы говорили взаперти в ходе моего экспериментального тестирования. Я ещё не смотрел запись, и я не переношу спойлеры.

— Подожди, а почему ты не освободился сразу?!— Мне стало интересно с вами побеседовать. А сейчас, простите, но я должен идти. Когда будете уходить, не забудьте, пожалуйста, выключить свет. — босс забрал со стола портфель и покинул офис.

— Эй, а как же труп? — но ответа уже не было.

Я с угрюмым видом сел работать над отчётами. Мой собеседник всё ещё находился в своём кресле и задумчиво смотрел на пустой стул.

— Ненавижу допросы.