Глава 1 (1/2)

Я — охотник на вампиров, и сейчас заперт собственным же коллегой в тёмной комнате с монстром. Правда, комнатой это помещение можно назвать с натяжкой, больше похоже на тесную кладовую, в которой уборщики обычно хранят свой инвентарь. Разве что инвентаря здесь нет; вообще никаких подручных предметов, и мне нечем защищаться. Ситуацию усугубляет полная темнота, даже под дверью не просачивается ни единый луч света.

Чарли, мой коллега, закрыл меня здесь по распоряжению босса. Босс очень занятой человек, большинство распоряжений он отдаёт по электронной почте или, в особо срочных случаях, по телефону. Я редко виделся с ним лично, он постоянно куда-то спешит. О его деятельности мне известно только то, что он руководит несколькими филиалами нашей полулегальной организации по поиску и уничтожению вампиров. Мы не просто охотники на вампиров, в большей степени мы охотники за информацией. Поэтому каждый пойманный субъект подлежит подробному допросу, прежде чем подвергается уничтожению. Простая ликвидация отдельных вампиров — это капля в море, не меняющая ситуацию. Мы же в первую очередь стараемся узнать о них как можно больше, чтобы понять, как лучше организовать борьбу с самим явлением.

Последний допрос я проводил в паре с Чарли. Дознаватель из Чарли не лучший, он слишком бесхарактерный и не имеет ни малейшей жёсткости. Зато исполнительности ему не занимать. А я фиксировал ответы и предпочёл бы не вмешиваться в сам допрос, но без моей помощи в этой ситуации Чарли ничего не вытянул бы, поэтому в итоге я был вынужден убедительно настаивать на ответах. Нам пришлось иметь дело с неудобным для сотрудничества субъектом: пойманный вампир отказывался отвечать на половину вопросов, и вообще был очень немногословен. Обычно вампиры не считают, что информация об их обществе или о них самих — это что-то настолько серьёзное, и, как правило, добровольно и охотно ведут диалог. Угрозы со стороны людей они не видят, и (пока что) вполне обоснованно.

Из того, что мне удалось узнать на пару со своим коллегой, я сделал вывод, что субъект не представляет особой ценности в качестве источника информации. По факту это новообращённый вампир, мало что знающий про общество сородичей. По его словам, он был обращён два с половиной столетия назад, но почти всё дальнейшее время провёл в торпоре (этого термина он не знал и сам обозначил своё состояние как ?долгий сон?), пробудившись лишь несколько лет назад. Судя по его манере разговора, современный жаргон и обсценная лексика были первыми вещами, заинтересовавшими его в нашей культуре, но в этом сложно кого-либо упрекать: знакомство с новой культурой всегда хочется начать с житейских и забавных мелочей.

Меня больше удивило другое: субъект изъявлял глубочайшее неудовольствие от своего положения. Он утверждал, что ненавидит быть вампиром и старается жить как смертный, ограничив до необходимого минимума использование своих возможностей и как можно реже питаясь кровью. По его словам, обращение в вампира испортило ему военную карьеру, но я предполагаю, что у этой устойчивой неприязни есть и другие причины. Выяснить их мне не удалось, к тому же мой коллега посчитал биографические подробности излишними и намеревался закончить допрос. По протоколу, после допроса следовало уничтожить субъект. Для этого в нашем помещении установлен механизм, по нажатию кнопки отодвигающий тяжёлые внутренние ставни, выполняющие не только звукоизоляционную функцию, но и полностью блокирующие свет с улицы. Лично я ранее только раз видел процесс ликвидации. Неприятное зрелище, но я понимал необходимость. Однако сейчас, в данном случае, я посчитал это неоправданной жестокостью. Любому очевидно, что вампир с таким мировоззрением не опасен для людей и не имеет ничего общего с циничными монстрами, видящими в живых только источник пропитания. Именно это я и сообщил по телефону своему боссу. А тот предложил мне убедиться в ?безопасности? (подчеркнув это слово скептической интонацией) лично. Теперь, приняв вежливое предложение, а по сути ультиматум, я должен пробыть всю ночь взаперти с голодным вампиром, и если он сумеет не поддаться жажде крови, то будет свободен. Ну, а я буду жив. Очень хочется в это верить…Я всё ещё не мог смириться с мыслью, что собственные коллеги подвергли меня такой опасности. А вдруг я стал жертвой эксперимента? Настолько жестокого и антигуманного, что даже неизвестно, где монстр страшнее — по эту или по ту сторону двери. Если мне посчастливится выйти отсюда живым, я больше ни за что не вернусь к этим людям. И постараюсь дальше жить так, словно ничего не знал ни о каких вампирах.

Темнота и тишина действуют на нервы, и я опасаюсь поддаться панике. Я даже не слышу дыхания своего соседа по заключению. Запоздало понимаю, что это труп, и его организм не функционирует уже очень давно, а иллюзия жизни поддерживается необъяснимыми механизмами. То, что он очень голоден, я заметил ещё до того, как нас заперли — этот характерный взгляд, когда он поднимал глаза на меня или на Чарли. Мне страшно, но я по-прежнему не жалею, что рискнул. Я бы сожалел только в том случае, если бы ничего не предпринял и позволил бы убить ни в чём не виновного.

Наверное, не стоит оставлять своего соседа наедине с его мыслями, и лучше завязать разговор. Я бы предпочёл слышать его голос ещё и для того, чтобы понимать его примерное местонахождение. В условиях полной темноты я рад любой информации, сообщающей, что зубы моего соседа вовсе не в сантиметре от моей шеи.— Почему ты так упираешься с ответами?— Ненавижу допросы.Что ж, вероятно, это связано с негативным опытом. Учитывая то, что мой собеседник — бывший военный, нетрудно догадаться, в каких обстоятельствах он мог приобрести этот опыт. К слову, выяснить его точное звание я не смог, мой сосед отказался даже сообщить своё имя, не говоря уже о других вещах, но он вскользь упомянул, что командовал взводом. Я не очень разбираюсь в воинских званиях и должностях, а тем более из других времён и стран, но предполагаю, что это какой-нибудь лейтенант; в общем, представитель офицерского состава.

— Мне просто интересно, — я всячески старался подчеркнуть неформальность разговора, чтобы это не выглядело продолжением допроса, — какой смысл вампиру создавать для себя искусственные ограничения? Ведь ему так или иначе нужна кровь, стало быть, нет разницы, пить её больше или меньше, убивать чаще или реже…— Я не убиваю гражданских. — запоздало поняв, что к мирному времени эта фраза не подходит, офицер выразился по-другому: — Точнее, не убиваю невинных.

— Понимаю, такое встречается у новообращённых, которые по привычке продолжают вести себя так, как вели во время жизни. Хотя объективных причин для такого поведения уже давно нет. Если военному была необходима мораль чисто из практических соображений — чтобы не ухудшить отношения с мирным населением и не получить из этого дополнительных проблем, то в новых реалиях никому до этого нет дела. Никто не предъявит обвинений вампиру, ведь его очень сложно поймать на месте преступления.

— Ты ждёшь, чтобы я с тобой согласился?Только сейчас я осознал, что от волнения и желания хоть что-нибудь поскорее сказать, поднял самую неуместную тему из всех, которые можно было выбрать. Голос собеседника оставался спокойным, и я уже не так боялся, как в самом начале, но мне было неловко из-за собственной недальновидности. Я поспешил сменить тему:— Лучше расскажи про своего сира. Имею в виду того, кто тебя обратил.Иронично то, что я, будучи смертным, знал о мире вампиров гораздо больше, чем мой собеседник. На самом деле это неудивительно, ведь я искал способы раздобыть информацию, а он искал способы от неё закрыться.

— Мой сир — законченный ёбаный ублюдок, и ты точно не захочешь с ним встретиться.

— Похоже, я опять наткнулся не на ту тему. Голод в сочетании с негативными эмоциями могут вызвать у вампира припадок безумия, и в поиске подходящей темы для разговора я чувствую себя как сапёр на минном поле, — я пробормотал свои рассуждения вслух.

— Или как пьяница, который в хлам нажрался, выебал всех местных проституток, вернулся домой поздно ночью и пытается придумать оправдание для негодующей жены, прежде чем придётся искать укрытие от летящей посуды.

— Да, тоже вариант, — согласился я, с одобрением отметив попытку собеседника успокоить меня с помощью этой забавной аналогии. — Недовольная жена опаснее любых монстров. Вот я и не женился, правда по другой причине: меня бросила девушка, потому что её не устраивала моя зарплата. А когда я сменил работу, она уже была с другим…На этот раз я вовремя одёрнул себя и прекратил начавшееся было повествование о неудачных отношениях. Оставлю свои личные проблемы для квалифицированного психолога, а сейчас для них определённо не место и не время.

— Всё-таки мне любопытно, при каких обстоятельствах ты был обращён в вампира? Ты говорил, что это испортило тебе карьеру, и прошу прощения, если тема опять неуместная.— Всё в порядке. На самом деле обращение тут ни при чём. Я сам себе испортил карьеру. Если бы меня не обратили, я бы попросту сдох от ранений.

— А, героическая смерть в бою, очень даже неплохо, есть чем гордиться.— Не в бою. Мне стреляли в спину, потому что я дезертировал.

В комнате воцарилось молчание. Я был удивлён в большей степени от того, что мой собеседник вообще смог признаться в подобном постыдном факте, хотя это было необязательно. На его месте я бы предпочёл приукрасить действительность, пользуясь тем, что это невозможно проверить.

— И что же побудило тебя… так поступить?— Перед этим я поругался с генералом. И убил его.

— Ты сейчас серьёзно?

— Абсолютно. Он на меня напал. Если бы я не прирезал его первым, этот мудак не только задушил бы меня, но и продолжил бы сливать наших солдат. Не знаю, был ли он просто очень хуёвым тактиком или предателем, но я высказал ему оба этих предположения и указал, в чём конкретно его ошибки.

— Погоди, что? Офицер стал указывать генералу, как составлять планы? Да в любой стране в военное время тебя бы за это расстреляли без суда.

— У нас нехватка кадров, за такое не расстреливают. К тому же, мои предложения объективно лучше, чем та хуйня, которую он делает.Я не стал вслух высказывать сомнения в профессиональной компетентности офицера, да и впрочем, узнал по этому вопросу всё, что хотел. Непривычно слушать столь насыщенную ругательствами речь, но, должно быть, иной манеры и не могло быть у того, в чьи обязанности входило постоянное общение с простыми солдатами.

Мне захотелось обсудить другой вопрос.

— А как ты адаптировался в современном мире? Ведь проснуться после пары веков — всё равно что отправиться в будущее. Любопытно, похоже ли оно на твои ожидания?— Совсем нет. В плане политической карты Европы — полное говно, в плане технологий — всё замечательно. Пушки в двадцать первом веке просто охуенные. Обожаю, когда в магазине несколько патронов и такая лёгкая перезарядка, не надо ебаться с насыпанием пороха в ствол. Ещё кайфово, что появилось столько прицелов, особенно оптический, позволяющий стрелять хоть на километр и притом точно в цель! Можно уничтожать врага из укрытия, а не маячить в полный рост на его мушке.

— И всё?.. А как же компьютеры, машины, бытовая техника, архитектура, кинематограф?— Это тоже прикольно.