Три (1/1)
Дальше была деревня. Одна, ещё одна, пара городов… Всё слилось в мешанину из событий, лиц и эмоций. Я толком не помню подробностей, но помню, что идти с каждым разом становилось всё более скучно и обыденно. Были красивые места, которые запоминались, отпечатываясь архитектурой, горами, песками, водой, природой, но они просто были слишком редки чтобы забыться в череде дней. У меня появилось много знакомых. В родной деревне, где сосед знает соседа, со мной старались не заговаривать, меня игнорировали и боялись, но в пути об этом никто не знал. Однако друзей у меня не было. Никому нельзя доверять,?— эту простую истину я усвоила, когда первый из людей, которому я отвела отдельное местечко в моём сердце, и которого гордо назвала ?друг?, вонзил мне метафорический нож в спину. С Ичи я познакомилась в Интауне. Это был небольшой город, отличающийся от остальных лишь тем, что здесь умели заваривать очень вкусный чай, поднимающий настроение. Для его изготовления использовались особенные травы?— лёгкий наркотик, не вызывающий привыкания и не грозящий ничем страшнее небольшой сухости во рту и лёгкого тремора рук. По сути ничего особенного, однако в Интауне, как оказалось, не только заваривали особый чай из особых трав, но ещё и курили его. А вот курение травы было более серьёзным делом. Мама довольно быстро заметила то, как отличаются люди курящие и заваривающие травы. Первые были активны, жизнерадостны, но их разум был затуманен, а вторые?— просто чуть спокойнее обычных людей. По началу мы тоже часто пили чаи, у нас даже появился красивый маленький чайничек, исписанный зелёными, красными и желтыми узорами. Ощущение лёгкости и отстранённости было приятным, после кружечки ароматного напитка было очень спокойно. Но уже через пару недель отец впервые попробовал покурить травы вместе с другими рабочими, занимающимися сбором главнейшего источника богатства Интауна. Это было не страшно, но странно. А потом ему хотелось ещё и ещё… Мама запретила отцу курить, но он её не слушал и в конце концов нам пришлось привязать его к кровати прочными верёвками, часть из которых рвалась, когда он сопротивлялся, порываясь уйти и найти новую дозу ?лечебного снадобья?. После того как папа поборол зависимость ему пришлось уйти с работы и начать всё заново, занимаясь затачиванием ножей, ножниц и других инструментов. Тогда же мы прекратили пить чаи вообще?— больше в нашем доме не было трав, которые можно было бы заварить или которые можно было бы поджечь. Только кофе, молоко, вода и соки. Ичи была соседской девочкой. Она ходила в школу, занималась рисованием и лепкой?— ей нравилось творить что-то собственными руками. Ичи сильно удивилась, когда узнала, что я никогда не ходила в школу и даже упросила своего отца, учителя искусств, что-нибудь с этим сделать. Её папа действительно нашёл для меня место в школе, но мои родители всё равно не согласились отправлять меня в одно место с другими детьми, где я могла бы с лёгкостью потерять контроль. Это разумно, но всё равно обидно. Я даже плакала, что со мной бывает редко. Мы не ходили в одну школу, зато часто гуляли по городу и ходили в гости друг к другу. Мы были абсолютными противоположностями, как внешне, так и внутренне, но всегда находились общие темы доя разговоров. Темнокожая, кареглазая, черноволосая и высокая Ичи, и я?— бледная, с просвечивающими синеватыми венами, абсолютно белыми волосами и светло-фиолетовыми глазами, да ещё и маленькая, худая. Ичи была весёлой, заводной, часто шутила и не могла долго сидеть на одном месте, а я?— задумчивая, спокойная, любящая тишину и боящаяся людей. Часто, люди улыбались, когда видели нас вместе. Вообще, всё население Интауна было подобным Ичи. Тёмные лицом и светлые душой. Хорошие люди, но далеко не все. Как и везде, впрочем. Из-за экзотической для этих мест внешности на меня обращали внимание. Наверняка, если бы мне было хотя бы тринадцать или пятнадцать, то меня бы пригласили в дом, в качестве жены, возможно даже не первой и не второй, но мне было всего восемь и это решало много проблем. Так казалось мне и родителям. В тот день ничего не предвещало беды. Ичи позвала меня к себе домой, мы выпили соку, а после меня потянуло в сон. Не в силах бороться, я заснула, а проснулась уже от ведра холодной воды, вылитой мне на голову. Я была в неизвестной мне комнате, где почти не было света, за исключением небольшой лампочки, висящей под потоком. Меня затрясло от холода и страха. —?Очнулась,?— усмехнулась кудрявая полная женщина, отбросив ведро, из которого меня окатили водой, в сторону. —?Доброе утро, красавица! —?Г-где я? —?голос дрогнул, но ответа я добилась. —?У Мессиро, девочка,?— женщина ласково провела тёплой рукой по моей щеке. —?Готовься, это будет худшая ночь в твоей жизни. Тогда меня затрясло ещё сильнее. Похлопав меня по щеке, женщина что-то пробормотала себе под нос и ушла, пообещав скоро вернуться. Она вышла и выключила свет. Я осталась одна, в страхе, темноте и холоде. Снова одна. Ужасно хотелось закричать и выпустить всю энергию, накопленную внутри, но я терпела и ждала. Свет не ослепил меня, а страх уже немного улёгся. Но сердце снова забилось раненной птицей в груди, когда вместе с уже знакомой женщиной пришёл ещё и мужчина. Он был взрослым, не старым, но уже и не молодым. —?Красавица,?— оглядев меня, улыбнулся он. Он рассматривал меня, трогал мои волосы, поворачивал то одним, то другим боком, осмотрел мои ноги и руки… Я чувствовала себя мерзко. Словно лошадь на ярмарке. Когда в мой рот полезли чужие пальцы, то я не выдержала и укусила его. Он рассмеялся. Потрепал меня по волосам, но тут же ударил по лицу с такой силой, что я на мгновение ослепла от боли. Взвыв, я перестала сдерживаться и вместе с криком выпустила холод. В итоге всё закончилось хорошо, никто и не знал о том, что один из больших особняков на окраине города внутри оказался полностью проморожен вплоть до фундамента, но я с родителями всё равно ушли из этого города. Ни трава, ни люди нам не были нужны. Никому нельзя доверять,?— это единственное, во что я верю.