Эпилог (2/2)

Феде хочется провалиться сквозь землю. Вместо этого он чуть не проваливается под стол, когда тянет оттуда Эла. Тот усмехается, и губы у него покрасневшие, влажные — Федя целует эти губы, крепко прижимая соулмейта к себе. Тот садится на его бёдра, ненавязчиво трется промежностью, и приятная тяжесть на себе как обухом по голове ударяет. Инсаров понимает, что у соула до болезненного стоит — ощущение это передаётся через Связь, да и вздрагивает Узенюк характерно, стоит только посильнее толкнуться бёдрами навстречу. Федя усмехается и разрывает поцелуй.

— Ты сверху?

Да, криминалист бывал снизу, и его это вполне устраивало — с Лёшей любой расклад был охуенен, даже нынешний, когда их, судя по всему, таки спалил Буда.

Элджей на это, правда, качает головой:— Ты сам хотел разложить меня здесь. Или передумал?Это почти вызов, который Федя, разгоряченный прелюдией, с готовностью принимает.— Еще чего.

Собственный пульс отдается в висках и, надевая презерватив, криминалист придерживает основание, чтобы случайно не кончить от одного вида облизывающего красные губы Эла.

— Всегда было интересно, как могут проходить допросы за закрытыми дверями кабинета криминалиста, знаешь ли, — Узенюк со смешком садится на край стола, с которого Федя сдвигает бумаги в сторону. Покрывает шею поцелуями, когда Лёха настойчиво направляет его руки все ниже и ниже — чтобы натолкнуться на расстегнутые джинсы и такое же припущенное белье. Инсаров с готовностью стягивает с соулмейта одежду, умащивается меж разведённых бёдер, зачерпывает смазку — и осознаёт, что Эл подготовлен. Тот улыбается ему шальной улыбкой, и криминалист понимает, что тот времени под столом зря не терял. Терпения и выдержки на более не хватает — Федя приподнимается со стула, подхватывает партнера под бёдра и, на секунду остановившись, кусает куда-то в плечо, настолько, насколько позволяет свитшот:— Готов официально скрепить сотрудничество?

И, не дожидаясь ответа, одним слитным движением входит, выбивая из Узенюка сдавленный вскрик, который тот тут же глушит ладонью. Перед глазами вспыхивает искрами слабая боль, а в низу живота возьуждение завязывается в тугой узел от непривычной жесткости. Пусть Сайонара бой и был подготовлен, но это было скорее в спешке — Связь периодически срабатывала во время секса и, почувствовав на себе, как он растягивает Федука под столом, Эл не удержался и тоже полез в собственные трусы. Правда, долго он себя не готовил, ощущений от того, что он делал с Федуком хватало с головой и самому — так что сейчас проникновение было немного болезненным, но оттого не менее желанным.

Лёха хмыкает, когда понимает, что привыкнуть ему не дадут — от этого все оставшиея предохранители сносит начисто и остается только подстраиваться под рваный быстрый темп, да целовать крепко, до темных кругов перед глазами и забирать каскад чужих ярких эмоций себе: азарт от того, что они не закрыли на замок дверь, чувство отомщения за подпорченное совещание. Федя немного зол на такое безрассудство, пусть и знает, что Гриша не выдаст, но это не мешает ему быстрыми толчками вколачиваться в расслабленное тело под собой, которое принимает настолько идеально, что впору подозревать, что соулмейтство ещё и за сексуальную совместимость ответственно. Лёха затыкает себя ладонью, кусает так, что наверняка останутся следы, душит стоны и жмурится от острого удовольствия, которое прошивает, кажется, каждую клеточку тела. Федя мягко ведёт по чужим бёдрам, вынуждая раскрыться — так менее больно, и Лёша поддаётся: раздвигает мелко подрагивающие узкие бёдра шире, почти ложась спиной на крепкий деревянный стол, который сотрясается в ритм их движениям, и дышит поверхностно, часто.

Глаза в глаза и на двоих (банальнейше) одно дыхание. Лёха думает, что это, конечно, здорово, но сегодня хочется чего-то... другого, что ли? Всё-таки не каждый день случается секс в участке (Федя бы сейчас заявил, что и хорошо, что не на ежедневной основе они оскверняют его рабочее место, но да ладно).

Лёха несильно подаётся назад, чтобы оттолкнуть криминалиста — но вместо этого только насаживается глубже, и стонет выше, случайно теряя опору под собой. Пара сильных горячих рук подхватывает его под лопатки, и через несколько фрикций, когда удаётся вытащить из себя что-то, кроме ?блятьблятьблять? — Лёха, прижавшись к чужому торсу, на ухо жарко стонет:— Пусти.Стоит отдать должное Федуку и его выдержке — из Лёхи выходят мгновенно, и эта неожиданность даже заставляет поморщиться. Инсаров смотрит с явным беспокойством.— Что-то не так? — Внимательно оглядывает он соула, который пытается свести предательски дрожащие колени... Только чтобы повернуться к Феде спиной, грудью ложась на, благо, широкую поверхность стола. Судя по тихому выдоху сквозь зубы позади, Федук на такое не рассчитывал. Лёха уже думает, что, может, сделал что-то не то, когда горячие ладони берут его за бёдра, а в загривок целуют так, что мурашки табунами бегут вдоль позвоночника. Теплые пальцы зарываются в блонинистые волосы и несильно тянут на себя, заставляя откинуть голову на плечо Фудуку, пока тот покрывает шею и плечи далязими поцелуями.

Эл выдыхает, сжимая собственный член, и думает, что привыкнуть к такому все равно до конца не может: непривычно, когда с такой нежностью, с такой ванилью, что хочется раствориться без осадка во всем этом. Метка на запястье ощущения делает только сильнее, распаляет и без того напряженное тело так, что Лёша не замечает, как сам подаётся бёдрами навстречу, подставляясь.

Криминалист на такой манёвр хмыкает и снова целует в загривок, опаляет жаром дыхания и оставляет там же несильный след от зубов. Каждый раз от ощущения вседозволенности ведёт, от того, что ему доверяют настолько — и ему остаётся только ответить тем же. Федя повторно входит медленно, показушно аккуратно, чем вызывает низкий приглушённый стон и ?Двигайся давай?. И Федук даёт. Одновременно с этим отнимает чужую руку ото рта, чтобы заменить своей. В пальцы ему тут же впиваются зубы, не сильно, но ощутимо: Лёха кусает его, чтобы сдержать стоны, и, кажется, откровенно хнычет, когда криминалист, явно издеваясь, тянет вверх по столу одну его ногу и тем самым увеличивает угол проникновения. Выходит почти полностью за раз и проникает до самого основания.Ближе, глубже — так, чтоб под кожей. До костей, на уровне клеточном чтобы слиться в один общий беспорядок — Лёха подавляет стон на одной ноте, пытается абстрагироваться от движений внутри и шлепков плоти о плоть, чтобы продержаться дольше. Даже руку с собственного члена убирает, но тут же возвращает обратно, старась синхронизировать движения с ритмом соула. Федук сзади ударяет монотонно и с одной и той же бешеной амплитудой по тугому комку нервов, задевает бугорок при каждом движении — и Эл думает, что какого хрена, а. Думает он так, когда, все ещё зубами вцепившись в ладонь соула и сдерживая стоны, осознаёт, что откровенно тает от такого напора. Фу. Но отвращение к самому себе не успевает полностью сформироваться — Узенюк проезжается по столу грудью, снова потеряв точку опоры, раздвигает ноги и думает, что блять, да. Вот оно. Это определено стоило того, чтобы закончить в Питере пораньше, сесть в первый попавшийся сапсан и примчаться в участок. Федук берет его грубо, не как обычно, без щемящей нежности, но перемежает резкие глубокие толчки с почти целомудренными поцелуями по чужим плечам и спине сквозь пропитанную порохом куртку. Криминалиста сейчас явственно ведёт: от вида такого близкого человека под собой, в его кабинете, в этой позе — от всего. Метка периодически посылает сноп искр по венам, но Федук знает, что не Связь сейчас виной тому, что они продержались вместе такое количество времени; не из-за Связи они и дальше держатся вместе; не из-за Связи сейчас оскверняют рабочее место Инсарова. И осознание этого ударяет в голову похлеще того злосчастного розового вина — Федя стонет, не сдерживаясь. Его соулмейт, его родственная душа, его самый близкий человек так близко, что, кажется, они уже давно слились в одно целое. Пиздец как сопливо, на самом деле, но по-другому это не опишешь, да и не денешься никуда от этого. Криминалист жмурится от того, как хорошо ему сейчас, жадно вдыхает чужой запах и снова тянется поцеловать партнёра в основание шеи, слегка прихватывая кожу зубами так, чтобы наверняка остались следы. Федя видит, как цепляется татуированными пальцами Эл за край стола, чтобы не свалиться, и жалеет, что у него всего две руки: сейчас бы накрыть эти пальцы своими.

Вместо этого Федук нависает над соулмейтом низко-низко, накрывая собой, шепчет ласковое в ухо и контрастно с этим грубые движения не останавливает, пальцами свободной руки трёт края дырки, щедро смазанные в лубриканте. Лёха думает, что пиздец, может, надо было все же ему взять криминалиста в этот раз? Этот затейник сейчас ведь решит отыграться за сорванное совещание. Но эти мысли быстро меркнут, когда в него вместе с членом проникает палец — на пробу, мягко, но безошибочно пропадая по простате, и само осознание собственной растянутости, как и сдвоенные ощущения по напряжённому бугорку простаты, внезапно ударяет по мозгам. Элджей низко, гортанно стонет, вскидывает бедра навстречу и кончает, приподняв бёдра и прикусив пальцы соула до алых отметин. Федя не продерживается после этого долго, делает ещё пару жёстких толчков по сжимающимся в оргазме мышцам, пока Эл пытается выровнять дыхание и не сорваться на очередной низкий стон — и тоже финиширует. Они ещё некоторое время лежат так — криминалист остаётся внутри, дышит куда-то снова в ухо тяжело, хрипло, пока ладонями оглаживает поджарые бока сквозь жаркую одежду. Когда они, наконец, разъединяются, то почти синхронно использованные резинки бросают к мусорную корзину под столом. Лёха все ещё тяжело дышит, в горле набатом отстукивает сорванный пульс, а под коленом, где держал Федук, кажется, наливается слабый синяк. Федя это замечает и хмурится, совершенно виновато тянется поцеловать, но Лёха его останавливает.— Такими темпами мы и до второго раунда дойдём. Не боишься, что в этот раз кто-то войдёт? — На последней фразе Узенюк уже дрожащими руками тянет на себя джинсы с боксерами, а Федя только расплывается в смешливой улыбке.

— Дверь захлопывается автоматически, так что без стука не зайдут. Почему, по-твоему, я был так спокоен?Лёха давит смешок.— А ты, оказывается, хорош в том, чтобы грамотно нарушать правила, а?— Смотря для кого и как, — возвращает подколку криминалист и тоже тянется за собственным ремнём. — А вообще, если честно, я ждал тебя не раньше завтрашнего дня. Что-то случилось?

Лёха критически осматривает собственные джинсы, пока борется с ширинкой, и, наконец, вскидывает глаза на соула.— Закончил пораньше и решил забрать тебя с работы. Сегодня пятница, вообще-то.

— Пятница - это, конечно, так себе мотивация уйти с работы пораньше, — задумчиво тянет Федук, — но у тебя убедительные... доводы.

— Я умею убеждать, — ухмыляется Лёха и тянется за пачкой Лаки Страйк в кармане куртки. — Где у вас тут курилка?Федук зеркалит ухмылку соулмейта и закуривают они уже по дороге на парковку, где обнаруживается машина криминалиста.

— Так что там у вас с наркотрафиком? — Уже сидя в заведённой машине, докуривая, интересуется Узенюк. — Я предоставил тебе чистые цифры, ну да ты сам видел. Наши подсчёт сошлись. Думаешь, опять крот?— Дело наверняка в головном участке, — качает головой Инсаров. Они курят, лениво сидя в машине в послеоргазменной истоме, и у криминалиста, кажется, наливаются гематомы на бёдрах, где его крепко держал Лёша. Но эта боль скорее приятная, нежели противная, а все происходящее кажется таким привычным и почти домашним, что где-то внутри разливается тепло. И уже не из-за метки. — Свяжусь с этим Егором в понедельник вечером, так он точно удрать за выходные не успеет.— Мудрое решение, — одобряет Лёха, — я тоже на него инфу посмотрю, кто такой и за сколько продаётся.— Думаешь, всё-таки взятка?— Черт знает, отрицать ничего нельзя, — отрезает Лёха и курят они в задумчивом молчании. Федук в это время воспоминает. С момента их неофициального сотрудничество прошло почти полгода, и сказать, что это были простые полгода было бы ложью. Они могли посраться вечером, пока обсуждали, как обставить все так, чтобы и волки целы, и овцы сыты. Именно в таком соотношении. Федя вздыхал, но понимал правоту соула: его собственное положение в округе все ещё было очень шатким, новичок же, так что Эл и его ребята могли его патрульных сделать на раз-два-восемь. Восемь — потому что они тоже не просто так казенные зарплаты проедают, вообще-то, и неприятно удивить Элджея с его людьми тоже смогут. Только вот этого не хотелось — это бы означало начало их конфронтации и, вероятно, конец отношениям, чего Федук искренне не хотел, как и Эл. Вот и приходилось, сидя на кухне, искать компромисс, в процессе стукаясь напряженными взглядами, а иногда — и губами. Что поделать, Лёша действительно умел убеждать.

К тому же, Сайонара бой держал своих ребят в узде, наглеть не позволял, а если и творил кровавые стрелки, то только за пределами округа. Своим он это объяснял тем, что у них с Федуком соглашение на взаимовыгодных условиях. Так что криминогенность подозрительно росла на соседних округах, но и в подотчетном Федуку заметно не снижалась, чтобы не привлечь ненужного внимания. Если ситуация становилась совсем горячей, как недавно, Лёха ездил в Питер, чтобы там выпустить особо бешеным своим парням пар, заодно повидавшись лично с северными коллегами, с которыми вёл некоторые дела. Федя на такое глаза закрывал, но каждый раз, отпуская соула, не мог сдержать иррационального беспокойства.

— Как в Питере? — Кстати спросил Федук. — Удалось договориться о поставках?

— Да херня, — пожал плечами Узенюк, — хотели через финский пролив ввозить один запрещённый в РФ препарат, наших вроде убедили, сейчас думаем, что выкинут финны. Так что, возможно, я в скором времени смотаюсь в Финляндию на выходные. Не хочешь со мной?

Татуированное запястье легло на колено криминалиста, насильно сжав, и линия челюсти Инсарова слегка расслабилась.— Мини-отпуск?— Мини-отпуск, — подтвердил Эл. — А сейчас я, пожалуй, спать, всю ночь гонял этих придурков. Разбуди, когда будем дома, пожалуйста.Пока они стоят в пробке, Федук склоняется к соулу, чтобы оставить поцелуй куда-то в светлую макушку. Лёха ворчит что-то, но руку с чужого колена не убирает, так и засыпая.На светофоре горит зелёный.