Глава 2 (1/1)
Пятнадцать лет спустяСнег местами еще лежал, сбившись в грязные глыбы, а жирная от влаги земля уже робко проклевывалась свежей травой. Наглые одуванчики высунули желтые головы и, точно разведчики, цепко и зорко оглядывали местность, соображая, в какую сторону запускать, когда придет время, белый свой десант. Молодой апрель вступил уже в права наследства и теперь решительно освобождался от ненужного ему барахла, оставшегося от скончавшегося дяди-марта – глубоких луж и островков грязного льда.Неизвестно откуда появились первые шмели. Тяжелые и слабые, в воздух они поднимались с трудом и перемещались короткими перелетами. Многие и взлететь не могли. Сидели на влажной земле, шевелили крыльями и робко грелись в лучах холодного солнца.Канто раздавил сапогом один из одуванчиков. Кабан шумно несся вперед, ломая кусты, проваливаясь в снег, – три стрелы торчали у него в боку и что толку? Для такого матерого зверя – просто царапины. Чтобы добить, надо попасть в горло кинжалом, а для этого надо подобраться ближе, и Канто уже рассчитал, как это сделать, когда его план с треском разбился об одну простую истину: никогда не знаешь, что взбредет в разгоряченную погоней кабанью башку. Зверь, видимо, решил, что бегать ему надоело и пора в честном бою разобраться, кто сильнее. Он резко развернулся и бросился молодому кицунэ навстречу. Канто нервно махнул девятью черными как уголь, хвостами.
– Ну, блеск, – выдохнул юный охотник.Стрелять? Не успеет. Лезть на дерево? Не успеет. Он расправил плечи, поймал злобный взгляд кабана – и выхватил свой любимый кинжал. В голове стало пусто и ясно: звенящая, яркая тишина. Он рванулся в сторону, перекатился по снегу, а кабан с ревом проскочил на пару шагов дальше, и прежде чем зверь успел развернуться, Канто, выпустив острые когти, прыгнул ему на спину. Его когти глубоко вошли в кабанью шкуру, а хвосты начали колотить его, сбивая с толку и отвлекая.
Он быстро прошёлся острым кинжалом по его горлу. На землю брызнула кровь и кабан хрюкнув, повалился на бок – Канто едва успел откатиться, чтобы сотня килограммов мяса не рухнула на его тощее тело сверху. Он дернул черным, лисьим ухом.
– Слишком легко, – пробормотал он, вытирая кинжал об одежду. Руки тряслись. Когда ему стало лучше, он засвистел уверенно, громко, чтобы услышал отец. Нетерпеливо махая хвостами, он стал ждать.Через четверть часа отец спустился со склона и посмотрел на кабана. Молодой оборотень-лис со самодовольным лицом стоял и усмехался. Его хвосты величественно распушились, придавая ему красивый вид.
– Неплохо, да? – самодовольно хмыкнул Канто, довольно прищурившись. Он был горд собой. Парень сосредоточенно рассматривал шею зверя – слишком глубоко воткнул кинжал и чуть не испортил шкуру.– Вот это – неплохо? – угрюмо переспросил отец. – Полтора часа, Канто, ты угробил на погоню за этой свиньей.– На превосходную, успешную погоню, пап. – Канто вытащил веревку и начал связывать кабану ноги. Запах свежего мяса и крови одурманивал его, но он умел сдерживать инстинкты.– Да неужели? Может, мне еще сказать, какой ты молодец?Отец отрубил от ближайшего куста толстую, длинную ветку и бросил сыну. Движения его не были грубы и не напрягали. В них ощущалась та спокойная, несуетливая власть, которая не нуждается в утверждении и, следственно, в агрессии. Никто не лает больше и визгливее мелких собачонок. Серьезные псы чаще молчат.
Ветка едва не попала парню в лоб, но парень сумел быстро схватить его. Канто хотел было что-нибудь ляпнуть, но встретив взгляд тёмно-серых глаз прикусил себе язык. Спорить с отцом было так же бесполезно, как обучать осла принципам стихосложения.
– Медленная, неуклюжая победа – это почти поражение.– Пап, это же четырехлеток! У него шкура толстая. Да никто из этих деревенских охотников близко бы к такому не подошел! – не удержавшись, возразил ему Канто.
– О, я даже не сомневаюсь. – По голосу отца Канто сразу понял: сейчас будет нравоучение. – За тобой посылают самых слабых, чтобы они хоть чему-то научились. Но однажды ты встретишь других людей – опасных, умелых, настоящих Первородных – и как ты думаешь, чего они захотят? Подружиться с тобой? Может, поболтать? Нет, они хотят тебя уничтожить. А теперь вернемся к кабану. Когда он вышел к водопою, твоя засада была в полукилометре от него. Вполне можно было попасть стрелой в глаз или метательными ножами в горло. Так что учись на своих ошибках, сын мой.Канто закатил глаза и начал привязывать ноги кабана к палке. Главное - он поймал кабана.
– Пап, да эти парни из деревни с такого расстояния и в самого кабана бы не попали. А пока я сильнее их, все в порядке, разве нет? Откуда тут другие люди-то возьмутся?– Откуда угодно и в самый неподходящий момент.
– А если мы на них не наткнемся?– На других людей-то? Как повезет. Штучек пять-шесть я и сам по бутерброду размажу, а вот если десятка два – тогда да, тут уж взвоешь… – ответил Генри. – Знаешь, если искусство охотников из деревни, по-твоему, предел мечтаний, нам пора поговорить о твоем будущем.– Что, обязательно сейчас? – застонал Канто и, кряхтя, положил один конец палки себе на плечо.Отец сделал то же самое со вторым концом, и они побрели вверх по склону. Тяжелая туша чуть покачивалась в такт шагам, клыкастая морда рыхлила снег.– Люди с деревни никогда не оставят тебя в покое, – пыхтел отец, пошатываясь под весом туши. Ничто на свете не могло помешать ему давать наставления. – Чтобы спасти свою жизнь, тебе надо быть не просто сильным. Тебе надо быть лучшим.
– Эй, пап. Но я же молодец, да? – Канто улыбнулся во весь рот и поудобнее уложил палку на плече. – Он. Просто. Огромный.– Ты самодовольный маленький паршивец, и до добра это тебя не доведёт.
Они доставили тушу до двора. С пыхтением, Канто свалился бы в сугроб от усталости, если бы отец не схватил его за шкирку. Поставив сына на ноги, он подарил ему ощутимый подзатыльник. Канто лишь поморщился.
***Они поужинали мясом пойманного кабана и теперь отец разводил огонь из сложенных около камина поленьев, и Канто сел на пол рядом с ним. Он крепче прижался виском к нагревшемуся боку очага.
– Отец, а мы раньше жили где нибудь в другом месте? – вырвалось у него.Лицо отца изменилось, как будто его ударили под дых, и Канто стало не по себе. Тень пробежала по отцовскому лицу, будто он вспомнил то, что закопал давным давно в своей памяти, чтобы не чувствовать боли.– С чего ты взял, что мы жили где-то еще? – хрипло спросил он. О доме в Японии он старался не думать. Слишком больно это было вспоминать.– Не знаю, просто такое ощущение... – Канто замялся, порядком озадаченный поведением отца.
– Пора спать, мы оба устали, – сказал отец и встал на ноги прежде, чем Канто успел прибавить хоть слово. – Тем более, что завтра у нас урок фехтования, если ты не забыл.Канто встал и молча поплелся в спальню. В очаге уютно трещал огонь, кости действительно ломило от усталости, кровать была мягкой. Парень и не заметил, как его веки закрылись и он погрузился в сонное царство.Ранним утром, Генри встал и распрямляя затекшую спину, произнес, с тоской адресуясь в пространство:– Охо-хох! Старость не радость!В комнате сына он обнаружил самого Канто и подкравшись к нему, гаркнул в ухо:– А ну подъем!!! Ненавижу сонь и лентяев! Мужчина должен быть бодр и свеж с шести утра, чтобы успеть убить мамонта и насобирать страусиных яиц на утренний омлет!– Я тебя удушу! – простонал парень, переворачиваясь на другой бок.Отец шутливо поморщился. В его серых глазахярко плясали веселые искорки.– Фуй! ?Удушу!? Какое скучное и мелкое желание! Вставай, давай и топай на кухню!Когда Канто наконец-то открыл глаза, он долго лежал, наслаждаясь мягкой подушкой под щекой, теплым воздухом в комнате, ощущением света на лице. Бледное солнце проходило сквозь оконные стекла. Канто встал и широко зевнув, направился на кухню, где что-то стучало.
Отец сидел за столом и резал рыбу тонкими, полупрозрачными кусками. Увидив сына за порогом, он улыбнулся.
– Наконец-то проснулся. После завтрака я испытаю твои боевые навыки по фехтованию. Так что глотай.Канто лишь хмыкнул и сел за стол. Завтрак был такой же, как всегда: горячая вода с лимонником, сухари и копченая рыба. Канто налил себе воды из котелка и зажмурился от наслаждения. Никакой чай не мог заменить ему того, что он всю жизнь пил каждое утро. Сын охотника положил на сухарь сразу три ломтя рыбы и начал жевать, роняя крошки.
Час спустя они были уже во дворе, держа мечи в руках.